Максим Окулов - БОМЖ
Обзор книги Максим Окулов - БОМЖ
Максим Окулов
БОМЖ
Пролог
Дождь. Мелкая сырость сыпет с самого утра, небо в серо-синих клочьях опустилось, будто готовясь упасть на землю. Май в этом году выдался не из лучших. Я никогда не любил сырую погоду, но сегодня мне все равно, что творится на улице. Счастье. Простое счастье поселилось в моей израненной душе. Я никогда не думал, что так может быть. Хочется парить над землей, петь и смеяться. Нет, не подумайте ничего плохого. Я не пьян. Я еду за рулем по знакомому до боли маршруту. Свернув с Мичуринского проспекта налево, мчусь по Воробьевскому шоссе. Притормаживаю задолго до светофора: это место давно облюбовали гаишники с радарами. Впереди справа на противоположном берегу Москва реки уже показались купола Новодевичьего монастыря.
Красный свет. Торможу. На встречной полосе замер в боевой готовности рвануть с места мощный джип «Тойота Лэнд Крузер». За лобовым стеклом просматривается силуэт водителя: широкие плечи, мощная шея, ежик коротко стриженных волос. Я машинально касаюсь своей шевелюры. Волосы отросли до плечь. Но когда-то и у меня была короткая стрижка. Что поделаешь, профессия… Даже больше — образ жизни. Некоторым может показаться, что в салоне мощного «Крузера» по определению надежно, уютно, солидно, «круто». Увы, очень часто у людей, сидящих за рулем подобных машин, проблем столько, что иной обыватель полезет в петлю, свались на него хоть часть из них. Кто-то подумает, что автомат Калашникова, лежащий под сиденьем «крутого» джипа, является гарантом безопасности. Нет, дорогие мои! Таких джипов у меня было два. Было в той, прошлой жизни. Бывало, что под сиденьем лежал автомат Калашникова, только известно, что пуля дура, а взявший в руки меч… Мы знаем истину с детства, только почему-то думаем, что писана она не про нас. Я не люблю вспоминать те времена, но может быть что-нибудь расскажу, позже.
Зеленый. «Крузер» с ревом летит вперед. Я плавно трогаю с места свой «Пассат» и провожаю джип взглядом.
— Нет, родная, мне с тобой очень хорошо! — Моя ладонь нежно гладить руль автомобиля, машина взмахивает дворниками, сметая редкие капли воды с лобового стекла. Как живая!
Сегодня очень важный день в моей жизни. В моей новой жизни, которая началась три года назад прямо здесь. Я притормозил и вышел на улицу. В этом месте Бережковской набережной парапет изгибается в сторону реки, образуя полукруглую площадку. На краю у металлического ограждения громоздится железное сооружение с решетками, через которые выходит теплый воздух. Вот здесь я и встретил Веру, лежащую прямо на асфальте.
_____
Тогда было почти такое же хмурое, дождливое майское утро. Я не торопясь ехал в офис, наслаждаясь тишиной внутри любимого «Крузера». Спешить мне было некуда: во-первых, я в очередной раз поссорился с Людкой и уехал из дома на полчаса раньше обычного, а во-вторых, сегодня на утро не было запланировано никаких встреч. Машину я водил сам, хотя уже давно мог позволить себе нанять водителя. Это принцип. Это то немногое, что осталось от прежних времен, когда свобода, а то и сама жизнь нередко зависели от меткости стрельбы, быстроты ног, крепости кулака и умения водить машину в экстремальных условиях. «Лихие девяностые» канули в лету. Мы сменили кожаные куртки, джинсы и «казаки» на костюмы от «Армани» и ботинки «Луи Виттон», а «стечкины» и «беретты» на «паркеры» и «монбланы». Скажу откровенно, выжили немногие. Те же, кто остался, занимались легальным бизнесом, принося пользу обществу и не забывая о своем кармане. Я в нашем небольшом консорциуме руководил направлением металлотрейдинга. Тьфу! Противные иностранные слова. Это торговля металлом — «люминием и чугунием». Димка Крылов возглавляет наш банк. Малыш всегда любил считать деньги. Ну, а Володька Смирнов занимается охраной — это его родное.
Впереди меня плелся «чайник» на старющей девятке, но обгонять его было лень, так я и ехал в правой полосе, периодически бросая взгляд на темную, шершавую от дождевых капель воду Москва реки. Вдруг мое внимание привлекла небольшая площадка справа. На асфальте лежала куча тряпья, накрытая большим куском плотного полиэтилена. Куча шевельнулась, и наружу выглянула человеческая нога. Я притормозил и сдал назад. Так и есть, под полиэтиленом лежит человек. Вылезать наружу — под моросящий дождь — не было никакого желания, но я пересилил себя. Лет пять назад примерно также лежал и я. Меня — избитого, с ножевым ранением в живот — выбросили из машины под Большим Каменным мостом на Берсеневской набережной. Положили на асфальт, прикрыли старым байковым одеялом и уехали. Так бы я и истек кровью в то воскресное утро, если бы не дедушка на верной «копейке», не побоявшийся ввязаться в явный криминал.
Я вышел из машины. Человек лежал на старых ватных матрасах. Я приподнял пленку и в ужасе отшатнулся назад. Лицо. Лицо женщины было обезображено глубокими шрамами. Незнакомка была немолода, большие карие глаза смотрели спокойно, изучающее.
Пока я приходил в себя, бомжиха села, облокотившись спиной на решетку и прикрыв пленкой грудь. Она молча смотрела на меня, на страшном лице не отражалось никаких эмоций.
— Живая, это хорошо. — Я поднял воротник пиджака и засунул руки в карманы брюк.
— Живее всех живых, — губы незнакомки изогнулись в ироничной усмешке. Меня удивил голос женщины — он не был грубым — пропито-прокуренным, какой обычно бывает у бомжей. — Костюмчик намокнет, присаживайся ко мне — под пленку. — Бомжиха подвинулась в сторону и приподняла край полиэтилена.
От одной мысли оказаться рядом с ней на этом ворохе тряпья меня передернуло.
— Брезгуешь, это понятно, — женщина усмехнулась.
— Тебе, может, чем помочь? — Я немного смутился.
— Уверен?
— В чем? — Это был странный разговор, я уже давно не испытывал такой робости, как сейчас.
— В том, что тебе самому помощь не нужна?
Что это? Бред! Не может быть! Мне стало казаться, что я уже слышал этот голос. Нет! Я помотал головой.
— Что ты можешь знать о моей жизни? И чем мне может помочь грязный бомж?
— Как знать, как знать… — Незнакомка опять приняла горизонтальное положение, накрывшись пленкой с головой.
Я пожал плечами, развернулся и пошел к машине.
Весь день я не мог избавиться от воспоминаний об утренней встрече на набережной.
— Слушай, Вован, у тебя так бывало: ты встречаешь человека, с которым у тебя точняк не могло быть ничего общего, но тебе кажется, что голос его ты уже слышал. — Наш бодигард Смирнов зашел ко мне стрельнуть сигарету. Володька по пятницам одевался в любимую джинсу, отдавая дань прежним временам. Он всех уверял, что casual friday — отличная европейская традиция.
— Набухался вчера что-ли? — Смирнов провел широченной ладонью по бритому черепу и, закурив, уселся на подоконник.
— Да иди ты! — я тоже закурил. — Сегодня на Бережках одну бомжиху встретил. Лежит на грязных тряпках прямо на асфальте, морда вся порезанная. Шрамы, правда, старые. И голос…
— Ну, Толян, ты дал! Ты с ней базарил что-ли? — Круглая физиономия давнего друга затряслась от смеха, а маленькие круглые глазки превратились в щелки.
— Ну, а чё? Еду, вижу тело лежит, думаю, вдруг помощь нужна. Чё ржешь-то?
— Да ладно тебе, я так. Просто представил тебя в твоем костюмчике рядом с бомжихой. Главное, Людке не рассказывай, приревнует.
— Блин! Не напоминай мне об этой стерве!
— Опять полаялись?
— Сука, испортила утром настроение! Если бы не Пашка, выгнал бы уже давно пинком под зад.
— Бабы, они хитрые. Знают, чем нас — мужиков — к себе привязать. А про бомжиху свою не думай. Мало ли голосов похожих. Ладной, бывай! — Смирнов щелчком выбросил окуроку в приоткрытое окно и вышел из кабинета.
— Мало ли похожих голосов… — Я в задумчивости говорил сам с собой. — Наверное, так. Ладно! Не было у меня таких знакомых, уж морду я бы запомнил.
Домой в тот день я вернулся поздно, Людка уже легла спать. Я зашел в детскую. Пашка мерно посапывал, засунув большой палец правой руки в рот. Что мы только не делали, чтобы отучить его от этой привычки, все бесполезно. Я аккуратно разогнул пухлую ручонку, спрятав ее под одеялом, и поцеловал румяную щечку. Пашка зачмокал ртом, покрутил головой, выпростал руку из под одеяла и опять засунул палец в рот.
— Вот хулиган! — Я на цыпочках вышел из комнаты, сопровождаемый громким причмокиванием.
Идти в спальню к жене не хотелось. Я отправился на первый этаж. Мы жили в большом загородном доме недалеко от Москвы. В городе была квартира, но мы там появлялись редко. Ради чистого воздуха и простора большого дома я смирился с ежедневными пробками, в которых приходилось проводить часа по три, а то и четыре в день.
Я запер дверь изнутри, разделся и, приняв душ, забрался под одеяло. В памяти опять всплыло обезображенное лицо бомжихи. «Надо бы ей завтра покушать отвезти», — с этой мыслью я и заснул.
