Михаил Ахманов - Наёмник
К востоку от бухты местность постепенно повышалась, и в самой высокой точке, посередине западной кратерной стены, стоял замок Патрика Халлорана – судя по фотографиям, монументальное сооружение в древнеегипетском стиле, с прилегающим парком, жилым трехэтажным корпусом для персонала, конюшнями, бассейнами, антенной спутниковой связи и обзорной террасой. От поселка к дворцу поднималось серпантином благоустроенное шоссе, а по гребню кратера были проложены дороги: на юг, к Нижней бухте и пляжу, и на север, до небольшого мыса, где находился наблюдательный блок-пост. Имелись и другие магистрали, а также луга, леса, ручьи, пальмовые рощи и тропки для пеших и конных прогулок; все-таки обитаемая часть Иннисфри была отнюдь не маленькой, раза в три побольше, чем княжество Монако.
Но главной диковиной острова был не поселок, не заполонивший кратер мангровый лес, не пляжи и живописные разломы скальных стен, не каменистые осыпи и пещеры и даже не хозяйский замок в стиле Тутмосов и Рамсесов. На западном гребне, в двух километрах к югу от дворца, лежало горное озеро эллиптических очертаний, и эта странная деталь пейзажа повергла Каргина в недоумение. Обычно горные озера полнятся ручьями, текущими с заснеженных вершин, а здесь не имелось ни снега, ни ледников, ни подходящей вершины – зато был ручей, струивший воды по склону к Верхней бухте. Даже не ручей, а целая река: неподалеку от устья через нее был переброшен мостик, и от него дорога поднималась в горы, к замку. Мост, конечно, охранялся – на плане в этой точке был изображен кружок с крохотным пулеметом.
На первый взгляд происхождение озера было загадкой, поразительным и непонятным феноменом. Однако, порывшись в файле с геологическим описанием острова, Каргин уяснил, что в земных глубинах, где-то под вулканической подошвой Иннисфри, есть водяная линза, питавшая озеро с неиссякающей щедростью. Разумеется, не божьим промыслом – скважину пробили лет десять назад, в период интенсивного благоустройства, прокладки дорог и насаждения пальмовых рощ.
Данный факт казался весьма любопытным, однако имел десятое отношение к задачам Каргина. Его гораздо больше интересовали бетонные ячейки блок-постов, наземные радары и сектора обстрела, спаренные крупнокалиберные пулеметы, авиационные пушки, стингеры, три патрульных вертолета и шесть катеров береговой охраны. Все это хозяйство, само собой, удалось бы приговорить и раздолбать силами десантного батальона, при шестикратном превосходстве в численности, с артподдержкой с воздуха и моря, но такую операцию скрытной не назовешь. Никак не назовешь! И потому парашютный десант и ковровое бомбометание исключались, равным образом как «Черные акулы» и «Апачи», «Стелсы» и «МиГи», транспортные амфибии, ударные авианосцы и атомные субмарины класса «Стерджен» и «Лафайетт». Морская пехота тоже могла спать спокойно, как и другие части спецназа великих и мелких держав. Такие солдаты не подходили для резни, тотального уничтожения гарнизона и полутора сотен гражданских лиц. Тут требовался контингент иной выучки, убийцы и башибузуки вроде тех, какими командовал Кренна – мастера зачисток и облав, получавшие плату с головы. Там, где они прошли, живых не оставалось, пленных они не брали и потому носили с честью имя крыс из эскадрона смерти.
Но кроме исполнителей определенных качеств нужна была и техника. Не самолеты и не надводные корабли, которые можно засечь в любой из точек тысячемильной траектории, но средство скрытное, мобильное, не поддающееся наблюдению, невидимое для наземного радара. Одна из тех субмарин, какие предназначались не для торпедных атак или ракетных залпов, а для разведки и переброски диверсионных групп. Такое судно стоило дорого и не укладывалось в предложенную коммодором смету, что, впрочем, не смущало Каргина: к чему покупать, если можно арендовать? Он исчислил арендный взнос в десять-пятнадцать миллионов и, закончив с транспортными проблемами, приступил к наземной операции.
Тут существовала некая сложность, связанная с размерами обитаемой части острова. Ее прикрывали восемь блок-постов, но кроме них были другие объекты стратегической важности: во-первых, казарма и пункт управления обороной, во-вторых – аэродром, и в-третьих – вилла Халлорана с системой спутниковой связи. В рамках скрытной операции все эти точки полагалось атаковать одновременно, сломив сопротивление и захватив контроль над связью в течение пяти-семи минут. Связь была самой важной проблемой; если промедлить, сообщение о нападении уйдет в Кальяо, Лиму[15] и десять других городов, и помощь оттуда поступит незамедлительно. Патрик Халлоран был слишком важной персоной, чтобы не реагировать на его звонки.
Итак, одномоментный удар. Азы военной науки гласили, что нанести его без вертолетов невозможно, а это значило, что два или три помела придется захватить на местном взлетном поле либо привезти с собой. Каргин остановился на последнем варианте. Захват аэродрома стоил нескольких потерянных минут и не давал гарантий, что патрульные вертушки снаряжены и полностью готовы к бою. А вертушек требовалось никак не меньше двух: один экипаж атакует дворец и три ближайших блок-поста, другой уничтожает огневые точки на северном мысу и у моста через ручей. Все расстояния, если отсчитывать их от поселка у Верхней бухты, укладывались в пять-восемь километров; значит, была возможность атаковать любой объект в течение двух-трех минут.
Военные штудии Каргина длились строго по расписанию, с девяти до шести, и проходили в комнате без окон, похожей на глухую, обитую звукоизолирующим пластиком внутренность сейфа. При комнате был душ с туалетом, а также кухонная ниша, большой кофейник и неиссякаемый запас растворимого кофе «Селло Дорадо». В комнату вели стальные двери, створки которых не распахивались, а откатывались в стены; за ними изгибался узкий коридорчик, а в его конце имелась еще одна дверь, уже привычной конструкции, но с кодовым замком. Карта с паролем на вход хранилась у Кэти; утром она приводила Каргина на рабочее место, вечером забирала, а ровно в тринадцать-ноль-ноль выпускала погулять и закусить в одном из кафе между вторым и первым административными корпусами. В это время лишние люди тут не болтались; у служащих ХАК перерывы на ланч были в двенадцать и в три пополудни.
В час отдыха Каргин был, как правило, рассеян и ел торопливо, уносясь мыслями к острову Иннисфри и прикидывая, откуда начать атаку, с Верхней или Нижней бухты, и как половчей захватить дворец, с террасы или же с главного входа. Кэти, казалось, его понимала и не старалась разговорить. Для долгих неспешных бесед у них хватало времени по вечерам, и говорили они о российском житье-бытье, о Питере и Москве, о родителях Каргина, но главным образом о Париже, о его музеях, парках и мостах, ведущих к Ситэ и Сен-Луи, о донжонах Венсенского замка, о площади Вогезов и храме Валь-де-Грас. Правда, до бесконечности те разговоры не тянулись, а прерывались иногда протяжными стонами и вскриками – мелодией любовных флейт и тамбуринов, звучавшей под скрипичный оркестр цикад.
Судьба наемника полна превратностей и перемен; сегодня ты жив, а завтра мертв, утром здоровый и бодрый идешь на приступ, а в полдень вяляешься в воронке без ноги и истекаешь кровью, падаешь в ночную тьму под нераскрывшимся парашютом, подрываешься в джунглях на мине, получаешь удар штыком и глядишь, как стервятники копошатся в твоем распоротом животе. И никакой благодарности, ни памятников, ни орденов, ни залпов над могильным камнем, ни кардиналов с папой, как во сне Росетти… Да и могилы тоже нет; скорей упокоишься в звериной пасти, как предрекал когда-то Киплинг. Гиены трусов и храбрецов жуют без лишних затей… И, помня об этом, Каргин времени зря не терял. Что в руки солдата попало, на том и спасибо.
Что, собственно, попало и почему попало, он еще не разобрался. Похоже Кэти была не из тех девиц, что падки на наемников-ландскнехтов или парней с крепкими мышцами, рожденных в местах экзотических, вроде гарнизона под Хабаровском, украшенных шрамами и славой и знавших о жизни нечто такое, чего нормальная личность вообразить не в силах. Это с одной стороны, а с другой – случилось ведь то, что случилось! И очень быстро, размышлял Каргин по вечерам, прислушиваясь к тихому дыханию дремавшей рядом девушки. Можно сказать, даже стремительно… А почему? Сплошное телесное вожделение? Или любопытство? Или внезапная любовь? Или задание от шефа – будь, мол, поласковей, детка, с этим российским коммандос, скрути да охмури…
Однако все эти причины скоропалительной симпатии мнились Каргину нелепыми – хотя, быть может, не настолько, чтобы отбросить их совсем. Был, наверное, у Кэти некий тайный интерес, но было и другое, что-то искреннее, неподдельное, заставлявшее сердце Каргина сжиматься в тревоге и надежде. Люди, годами ходившие рядом со смертью, делятся на две категории: одни звереют и тупеют, другие получают дар предчувствовать вибрации души и делать верный выбор меж истиной и ложью. Смутное, почти иррациональное ощущение, но если прислушаться к нему, оно не подводит никогда – ни с другом, ни с врагом, ни с женщиной. Особенно с женщиной, с юной женщиной, чьи губы трепещут рядом с твоими губами и сердце бьется у твоей груди…
