Эльмира Нетесова - Месть фортуны. Дочь пахана
Законники скрипя зубами сели в машину.
Трое вместо пятерых. Тарантул, Лимон и Пузырь ненавидяще смотрели на милиционеров. Двоих убили — на глазах… Такое навсегда остается в памяти.
Их везли в тюрьму под усиленным конвоем, которому был дан приказ — в случае попытки к бегству — стрелять на месте. А коли фартовые города попытаются застопорить, чтобы вызволить своих, стрелять и в тех, и в других…
Но по пути никто даже не оглянулся на машину, и конвой благополучно доставил законников во двор тюрьмы.
Васильев успокоился, едва ему позвонили, что задержанные доставлены в тюрьму. Спокойно пошел домой, радуясь за оперативников, что эту ночь они проведут относительно спокойно.
Город надежно окутывала тьма. Она сделала его таинственным, непредсказуемым…
Спешит домой следователь милиции. По городским улицам, а не без оглядки, не без страха. Всякое может случиться в ночи. Тьма не каждому друг и помощник. Потому и торопится человек. Чуть что-то подозрительное — рука сама к кобуре тянется. А вдруг!
" Совсем иное дело — Сивуч! Этому тоже не сидится. Идет напролом, через ночь — к Дрезине. Что ему ночные шорохи и голоса? Всего уже отбоялся за свою жизнь. Теперь ничто не испугает, даже сама смерть.
Сивуч идет тяжело. Болят ноги. Каждый шаг отдает болью во всем теле. Но не пойти — нельзя…
Если б речь шла о собственной шкуре, еще сто раз подумал бы, идти или не стоит. Но в том-то и беда, что с его Задрыгой, первой девчонкой-ученицей, могла расправиться фартовая малина.
Обидно до чертей, что Капку накололи на положняке. Теперь она заречется на фартовое слово доверять. Хотя… Если Дрезина откажется вступиться за Задрыгу, законники Князя не промедлят, пришьют девку, как муху на стекле! И уж о каких делах, запретят вспоминать о ней.
Сивуч сворачивает в знакомый переулок, шепчется со стремачами, окружившими его со всех сторон. Вот один из них оголтело бежит к хазе, предупредительно постучав, вошел, через минуту выглянул и позвал:
— Хиляй сюда, Сивуч!
Фартовый не заставил повторить приглашение, тяжело ступая,» вошел в хазу пахана. Стоял у порога, пока не услышал:
— Валяй сюда, кент!
Сивуч прошел в дальнюю комнату, где за накрытым столом канал Дрезина, жестом пригласивший законника за стол.
— Давай бухнем, кент! Стряхни все горести. Пошли их… Покуда дышим, надо радоваться!
— Нечему! — прервал Сивуч, отказавшись от угощения.
— Что так шарахнуло? — изумился Дрезина. И отставив в сторону бутылку коньяка, бросил коротко:
— Трехай, коль по делу возник!
Сивуч говорил, тяжело роняя слова, вбивая их, как гвозди:
— Меня б надули — хрен с ними. Я уж всякое видел. Но «зелень» околпачивать, да еще законным, значит, крышка нам приходит. Фартовое слово, тем паче — клятва, дороже рыжухи ценилась во все времена. А тут… Нахавались до гроба, девчонку пахана, какой ходку тянет, на халяву в дело стаскали, козлы вонючие! Не ждал такого от Князя! — возмущался Сивуч.
— Полегше, кент! Жмура не трогай. Замокрили его лягавые нынче. И Фросю… Во дворе мусориловки. Слинять хотели. Их маслинами тормознули…
Сивуч тяжело вздохнул.
— Помяни без зла. Файные кенты были. Особо Фрося! Он всех моих шмар в своей глотке хранил. Бывало, как начнет трехать, я вокруг него хожу, не могу поверить, что мужик бабьим ботает и все заглядываю, ну где он разом столько блядей притырил. Да и удачливы были оба! Земля им пухом! — выпили разом.
— А Пузыря вытащим на разборку вместе с Тарантулом. Это я тебе обещаю! — сказал Дрезина. И продолжил:
— Должок в зубах принесут…
— Да я не все тебе трехнул, — продолжил Сивуч и рассказал пахану, что случилось дальше.
Хозяин брянских малин, слушая Сивуча — трезвел. Лицо из добродушного, улыбчивого собралось в хмурые складки, побледнело.
— Ты сопли не размазывай тут. Ишь, защитник возник! Мала, ботаешь? Мала, да паскудна! Как доперло до подлюки кентов лягавым сдать? Кто ее настропалил? — грохнул громом над головой законника.
— Сама доперла, лярва. Уссавшаяся со страху прихиляла. Не могла не отомстить. Так и вякнула. Но она «зелень». Не высветила б, если б не надули. А значит, они в ответе! — настаивал Сивуч.
— Заткнись, гнилая кадушка! Не тебе решать! Паханы свое слово скажут. Нынче же соберу их. Они не промедлят. А ты Задрыгу не притырь, надыбаем ее. И коли паханы велят размазать, не дергайся, мой тебе совет. С Черной совой я разберусь. Сам. Ее пахана притяну к ответу, что устроил бы он тому, кто его малину запродал бы мусорам? Ты секешь, что он вякнет?
— Сначала ботни — за что? — возмутился Сивуч.
;— На то фартовый сход имеем! И не ей, суке, решать, как законников лажать! Ишь, гавно собачье! Отмочила, лярва! Да я такую стерву своими клешнями размазал бы без жали! — сдавил край стола побелевшими пальцами и встал, давая понять, что разговор закончен.
Сивуч трудно вышел из-за стола.
— Дозволь возникнуть на сходку. Сам хочу паханам трехнуть, как дело было, — попросил тихо.
— Мне не веришь? — изумился Дрезина.
— Не то! Ждать их слова, тяжко будет. Тут же — сам услышу, — признался честно.
— Ладно! Рисуйся! Заметано! — согласился пахан зло.
Сивуч пошел к двери, волоча ноги. Не оглянулся. И Дрезина матерясь, закрыл за ним дверь, словно из пушки выстрелил.
— Ну, что пахан ботал? — встретила Сивуча на крыльце Задрыга. Она все поняла и ждала возвращения фартового.
— Хреновы наши дела, Капитолина! Замокрить тебя хотят за кентов. Пока на сход положимся. Я сам возникну к ним. Но станут ли меня слушать? Дрезина весь зашелся лютостью. А тут еще менты замокрили Князя и Фросю. Во дворе мусориловки. Те слинять вздумали. Да не обломилось. Теперь — в тюряге все. Оттуда достать невпротык! Мылились не раз. Да все срывалось. Вот и бухтит Дрезина, что из-за тебя кенты попухли.
Задрыга сидела молча, дрожа от ужаса перед наступающим днем. Быть может, он, последний, в ее короткой жизни? И никто, ничто не спасет ее от расправы…
Вдруг ее ухо уловило тихие шаги, крадущиеся к дому. Задрыга насторожилась, легонько ткнула локтем Сивуча. Тот прислушался. Велел девчонке уйти в дом.
— Сивуч, — услышал законник тихое. По голосу узнал отца Задрыги.
— Хиляй! Я тут! — вышел Сивуч навстречу. И вздохнув, сказал:
— Ох и вовремя ты сорвался!
Два законника почти до рассвета просидели в гостиной.
Сивуч рассказал пахану, что случилось с его Капкой. Тот, как убежал с Колымы.
— Теперь меня по всем Северам дыбают. Шмонают все притоны. А я по чужим ксивам смылся.
— Башли где взял на дорогу? — удивился Сивуч.
— Тряхнул кой-кого! Хватило сюда возникнуть. А дальше— главное воля, башли будут, — отмахнулся равнодушно.
Сивуч смотрел на пахана и верил, этот не засидится без дела. Жаден, хитер, ловок. Недаром и кликуха у него — Шакал. Второго такого сыскать трудно. Капка — вся в него. И внешне, и характером.
— Теперь ты сам к Дрезине нарисуешься? — прервал Сивуч молчание.
Пахан кивнул коротко, ответил глухо:
— Потрехаю с ним Старые счеты напомню кой-кому.
Капка, поговорив с отцом, спокойно спала. Прошел страх, улеглась дрожь; Отец рядом. Он не даст ожмурить ее, — успокоилась Задрыга. Она рассказала ему о Боцмане. О первом деле. Но пахан слушал вполуха. Он думал о предстоящем сходе.
Весь день Шакал нервничал. А едва время пошло к вечеру, отправился в город, настрого приказав Задрыге не высовываться из дома никуда, покуда он не вернется.
Подойдя к Сивучу, попросил тихо, чтоб Капка не услышала:
— Вдруг мне не пофартит на сходе, ты вступись за Задрыгу. Не дай ожмурить. Одна она у меня. Большего навара не урвал. В ней моя кровь. Сбереги. Как кента умоляю, — положил руку на плечо и добавил:
— Она сама с тобой рассчитается. Вернет должок. Мне твое сегодня не оплатить. Но если обломится…
— Все так дышим. Я не сявка! Чего уламываешь? Хиляй на сход. Ты там слово имеешь, — ободрил Сивуч и перекрестил в спину уходящего Шакала, попросил Бога об удаче для пахана.
Тот, едва вошел в город, запетлял закоулками. Все прислушивался, оглядывался, чтобы не приташить «на хвосте» к хазе пахана кого-нибудь из фраеров.
Едва стремачи узнали Шакала, тут же поспешили сообщить о нем Дрезине. Тот обрадовался:
— Слинял козел с Колымы! Волоки сюда гада! — вспомнил о Задрыге и побагровел.
Он не шелохнулся, когда вошел Шакал. Не встал навстречу, не улыбнулся. Всем видом показывал неудовольствие.
Шакал иного приема и не ожидал.
— Разреши слово? — попросил твердо, едва ступил на порог. Дрезина коротко кивнул головой.
— Слинял с ходки. Вчера ночью возник сюда. Канал у Сивуча.
— Один смылся? — перебил Дрезина.
— Втроем. Те у шмар приморились. Сивуч о том не знает. Теперь нас четверо вместе с Боцманом. Можно в дело. Да и «зелень» поспела. Пора и ее к фарту клеить, — говорил, не сводя взгляда с Дрезины. Тот, словно поперхнулся, закашлялся, заерзал на стуле и спросил.
