Александр Грог - Время своих войн-1
309:
В камень стрелять - стрелы терять. Ищи путь обходный. Но слово держи, как шит и как меч. Ошибся дорогой, можно вернуться назад и найти верный путь, ошибся словом - назад дороги нет. Не так сделанное раскаяньем не исправляй, а ищи иное дело - в противовес.
310:
Пока жив, не соперничай с достоинствами умерших. В примерах предков силы черпай, но своему оценки не делай - мир оценит. Собственное хождение к правде примеряй в душе своей - достоин ли? Колодец один выроет, а попьют из него тыщи. Хоть пара на том подумает - кто рыл, и как ему это пришлось - уже хорошо. Человек продолжает жить в вещах или делах, которые сотворил.
--------
От автора Александра Грога (комментарий к третьей части):
Умные книги - удивительная редкость, книги достойные - еще большая, возвращающие достоинство - когда о таких слышали? История отмечает себя верстовыми столбами человеческих поступков, которые творят люди способные на Поступок, примерами достойными истории. Мужество - когда-то норма - иные века не отметили себя ничем исключительным по причине, что таких примеров было множество, и каждый русич являл собой человека мужественного - таково было воспитание и "политика" племен. Примеры закреплялись и отпечатывались лишь в глазах людей посторонних, не знакомых и не привыкших к этому, как каждодневному явлению...
Летописцы записывали то, что их шокировало, что изумляло современников, они не являлись историками своего народа в полном смысле этого слова, а скорее судьями своего времени. Судят вины. Пример достойный, из числа многих, выставляется, чтобы еще больше подчеркнуть вину...
Отчего же ...?
От автора Ивана Зорина (комментарий к третьей части):
Недавно в Бельгии марокканец убил потомка Ван Гога, снявшего непристойный фильм о женщинах-шахидках. Мусульманин не скрывал своих мотивов, он ответил обидчику, оскорбившему невест Аллаха. При этом он действовал в чужой стране с древними христианскими традициями, по сути, на вражеской территории. Его руку никто не направлял, ею водили оскорбленное достоинство и попранное чувство верующего. Этого человека, постоявшего за ислам, вряд ли можно причислить к террористам, продумывающим шаги, здесь налицо спонтанный ответ на брошенный вызов. В России за последние пятнадцать лет народ получил столько пощечин, что их бы с лихвой хватило на все татаро-монгольское иго. Его унижают, на его прошлое выливают ушаты помоев, топчут его святыни. И на сто сорок миллионов не нашлось никого, кто бы постоял за честь нации, у кого бы праведный гнев пошел дальше слов! Сколько бы ни тужились думские лидеры, примеряя убитым членам своих фракций венец политических мучеников, ясно, что в России не совершено ни одного политического убийства, по идеологическим причинам не пострадал ни один человек. В подоплеке всех громких "заказных" преступлений, которых насчитываются сотни, лежат деньги, коммерческая деятельность, передел собственности. Когда же дело касается иного, нация проявляет поразительное безразличие.
Похоже, из народа вышел дух, превратив его в безвольное, пассивное население.
Все видят, как министр культуры уничтожает Большой театр, как распинают вековой символ России постановкой на его сцене низкопробной пошлятины, и это сходит ему с рук. Я не говорю о реакции властей - от них ждать не приходится, они заняты монетизацией и укреплением своей вертикали, - удивляет другое. Создается впечатление, что люди, оскорбившие целый народ, уверены в своей неприкосновенности, словно они ступают не по русской земле, а по Марсу. Или они знают, что русский народ всегда безмолвствует? Из идейных соображений были убиты Плеве, Столыпин и Александр II, а они позволяли себе гораздо меньше. Им и в голову бы не пришло, как иным современным политикам, делать заявления порочащие нацию, им и в кошмарном сне не приснилось бы проводить геноцид собственного народа. Нужно признать собственное вырождение - девяносто девять процентов не разделяет курса правительства, а терпит. Мы давно превратились в нацию добровольных страдальцев, лишенную иммунитета против тотального ограбления, точно зараженные особой разновидностью СПИДа, мы утратили коллективный инстинкт самосохранения. Аморфное, рыхлое общество, где каждому нет дела до соседа, держится лишь на клейкой ленте СМИ. А человеком масс-медиа легко манипулировать, он становится чистым листом, на котором пишутся любые законы. Теперь в России осуществляется особая форма управление - управление через хаос. Есть ли будущее у такого народа? Ясно, что оно будет достойно его настоящего.
Градус пассионарного нагрева в российском обществе сегодня близок к нулю, а это значит, что этнос вступил в фазу обскурации, и его дальнейший распад необратим. На глазах происходит вытеснение славян выходцами с Кавказа, только азербайджанцев в Москве больше миллиона. Это методичное выдавливание ощущается коренным населением, как нашествие варваров, которому коррумпированное, этнически выродившееся чиновничество открывает зеленую улицу. А когда каждый озабочен лишь собственным карманом, говорить о привнесении в мир особых русских идей не приходится, эра нашей духовной экспансии - будь то прозелитизм православия или коммунизма, - кончилась.
Часть 4 - ОПОРЫ
"Не удивительно ли, как земли, разделенный вечными преградами естества, неизмеримыми пустынями и лесами непроходимыми, хладными и жаркими климатами, как Астрахань и Лапландия, Сибирь и Бессарабия, могли составить одну державу с Москвою? Менее ли чудесна и смесь ее жителей, разноплеменных, разновидных и столь удаленных друг от друга в степенях образования? Подобно Америке, Россия имеет своих диких; подобно другим странам Европы, являет плоды долговременной гражданской жизни..."
(Николай Карамзин "История государства Российского")
"Нам оставляют лишь сомнительное увлечение гадать и фантазировать, надеяться, либо страшиться. Запад одалживает нам свой язык, нравы, обычаи, представления о добре и зле, навязывает поведенческие каноны, добивает последних из христиан, подменяя небеса информационной сумятицей, идеализацию - идолизацией. Вспыхивающие звездочки, гаснущие кумиры, калейдоскоп лиц, мелькающих на экране, не ведает границ, проникая в дома, сердца, души, создавая иллюзию жизни, виртуальное заслоняет действительность. Обманчивые призывы жить настоящим заслоняют реальность минувшего, привлекательная простота техногенных мифов вытесняет пафос древних саг. Прогрессирует историческая амнезия, разрастается племя иванов не помнящих родства. Практика направлена на реализацию американского эксперимента, вслед за "долларизацией" всей планеты... Какова же надежда? Что оставляем себе сами? Будущее неотвратимо, как смерть, пророчество всегда лживо..."
(Иван ЗОРИН "Глобализация культуры")
"Человек растет и воспитывается подражанием. Это может быть подражание отдельных людей отдельным людям, и подражание народов народам. Государство, если оно здорово, либо стремится к этому, отыскивает и выявляет примеры годные для подражания, являющиеся для всех ориентирами и опорой. Государство сдавшееся, находящееся в зависимости, кажет своим гражданам иное, то что диктуют захватившие над ним власть, боящиеся, что оно окрепнет здоровыми для него примерами и ориентирами..."
(Александр Грог "Этюды смысла")
Глава СЕДЬМАЯ - "ПЕРВЫЕ"
(Центр "ПЕРВОГО")
ПЕРВЫЙ - "Гришка-Командир"
Рогов Георгий Владимирович, воинская специальность до 1992 - войсковой разведчик, командир спецгруппы охотников за "Першингами", в 1978-79 - проходил практическое обучение в Юго-Восточной Азии (Вьетнам, Камбоджа) Командировки в Афганистан. Участвовал в спецоперациях на территории Пакистана (гриф секретности не снят).
Из семьи потомственных офицеров. До Рязанского Воздушно-Десантного некоторое время учился на медицинском - не закончил... Обладает прирожденными свойствами командира, универсален, умеет мыслить нестандартно. В быту скромен, с подчиненными поддерживает дружественные отношения. Уволен в запас по сокращению. Работал по частным контракта в Африке и Юго-Восточной Азии.
По прозвищам разных лет:
"Первый", "Воевода", "Змей-Георгиевич", "Гришка-Командир", "Хирург"... и другим разовым.
АВАТАРА (псимодульный портрет):
...Ссора вспыхнула из-за козырной шестерки. Серафим Герцык покрыл ею туза, а нож Варлама Неводы, выхваченный из-за голенища, пригвоздил карты к столу. Лезвие вошло между пальцами штабс-капитана, но они не шевельнулись. "Что-то не так?" - равнодушно спросил он. "Шулер", - прохрипел раскрасневшийся Варлам. Его глаза налились кровью, он был пьян, и горстями сгреб ассигнации.