Алексей Стрельцов - Вторжение
Мрачно выбросив окурок в урну, Буров уже направился к своей машине — и в этот момент заметил бомжа. Опухший, небритый, грязный и лохматый. Типичный спившийся маргинал без крыши над головой. Он неуверенно шагал к зданию, глазея на ОВД, словно на аттракцион. В руке бомж нес спортивную сумку, новенькую и целехонькую — сумка резко контрастировала с внешностью оборванца.
— Ты к кому? Чё надо? — грубо спросил Буров. Он даже обрадовался появлению бомжа: можно хоть немного сорваться и дать выхлопа требующим градусов нервам.
— А вы это, тут работаете? — неуверенно прохрипел бомж прокуренным и пропитым голосом.
— Допустим. Чего надо, говорю?
— Тут работаете? Тогда вот. Это вам.
Бомж протянул сумку Бурову. Буров нахмурился, готовый наорать на наглого оборванца. Но тот поспешно обернулся и зашагал прочь.
— Что такое, Иваныч? — это был помдежа Темиргалиев, вышедший на крыльцо покурить. Не отвечая, удивленный и озадаченный Буров склонился над сумкой. Расстегнул молнию. И ахнул.
— Задержи его! — заорал Буров. — Бомж! Тормозни его! Эй, ты, стоять! Стой!
Бомж пустился наутек, но бегал он отвратительно — уже через несколько метров он споткнулся и едва не растянулся на земле, а когда сумел устоять и продолжил бегство, Темиргалиев уже был рядом.
— Куда? Тупой или глухой? Тебе сказали, стой! Назад давай!
— А я че, я ниче, это, я ниче! — испуганно забубнил бомж, на всякий случай съеживаясь, чтобы выглядеть еще более жалким. Но, подстрекаемый суровым Темиргалиевым, все-таки побрел к отделу.
Буров склонился над сумкой. Внутри, один на другом, лежали прозрачные полиэтиленовые пакеты, обмотанные скотчем и битком забитые мелким порошком светло-серого, почти белого, цвета. Буров вытащил один из пакетов. Сбоку он различил маркировку: круглый символ, похожий на печать, с арабской вязью по кругу. В центре штампа виднелись цифры: «999».
У ног Бурова стояла полная сумка героина.
*
— Не мое это. Мне чужого не надо, начальник.
— Сморчок, посмотри на себя.
Бомж проглотил оскорбление.
— Да я не заглядывал даже, в сумку-то. В натуре! Нафига оно мне. Я как лучше хотел…
— Как лучше кому?
— Мне просто дали денег. Мол, отнеси сумку и передай ментам. Полицейским то есть. Я так и сделал. Остальное меня не касается, начальник. Дали мне двести рублей, на пузырь и на еду хватит. А больше мне не надо ничего…
Помолчав, бомж опасливо осведомился:
— Вы это… деньги мне отдадите? Это же мои.
— Это уже не твои деньги. Теперь это вещдок. Так что ты в пролете, чувак.
Бомж выматерился. Поковырялся в гнилых зубах.
— Знал бы, хрен бы я пошел.
— Тебе нужны деньги на пузырь? Я могу дать тебе пару сотен. Взамен тех, которые забрал у тебя.
— Да ладно, — бомж недоверчиво и удивленно взглянул на Бурова. — В натуре, начальник?
— Почему нет. Если ты постараешься. И если ты вспомнишь, как выглядел тот мужик.
Бомж вздохнул, но теперь он был очень заинтересован в помощи оперу.
— Значит, так. Ростом с вас. Лет 40 ему, или больше. Худой такой. И волосы начинаются… ну это… далеко, почти у макушки. — бомж ткнул пальцем в свою грязную шевелюру, показывая линию волос.
— Залысины у него?
— Чего? А, ну да. Почти за лысиной волосы, ага. И щеки у него такие… внутрь…
— Впалые? — бомж удивленно кивнул, поражаясь способностью Бурова находить меткие слова. — Так, а одежда? Как он был одет?
— Да обычная одежда, начальник. Как у всех.
— Мозги свои напряги, — грозно одернул Буров бомжа. Тот заторопился:
— Эээ, джинсы, значит. Безрукавка такая, с карманами, пятнистая.
— Камуфляжная?
— Может, как и фляжная, ага. Пятнистая. Как у солдафонов или рабочих. Ну, знаете, начальник, сейчас спецовки такие. У меня куртофан тоже был такой, пока не порвался совсем…
— Видел его когда-нибудь раньше?
— Ну… может быть. Хрен его знает, начальник. Обычный мужик с виду.
— Ладно. Где вы с ним пересеклись?
— Да тут и пересеклись, за углом, около аптеки. Я пацанов высматривал, они пиво пили. Чтобы бутылки потом взять. А тут этот подходит. Говорит, хочешь двести рублей? Конечно, мля, хочу. Он сумку дает — на, мол. В ментуру отнеси. Просто передай и все. И денег дал. Вернешься, говорит, еще сотку получишь. — бомж не удержался и обиженно покосился на Бурова. — Так что пролетел я с еще одной соткой…
— Переживешь.
Бомж вздохнул.
— А, и это, еще. У него от одежды пахло… ну знаете, маслом.
— Каким еще маслом?
— Машинным, начальник. Работяга он. Я в цеху когда-то работал на машзаводе. Пока не выперли…
— Для начала объявление, — заявил капитан Крук, осматривая выстроившихся на заднем дворе ОВД сотрудников своей службы, заступающих в первую смену. — В свете последних событий в городе руководством Елецкого отдела внутренних дел принято решение о временном переходе на особый режим несения службы.
По шеренге сотрудников прополз недовольный ропот.
— Отставить! — рявкнул Крук. — Что за дела? Мне кому-то выговор влепить нужно или как?
— ропот прекратился, но так просто Крук униматься не собирался. — Вы сотрудники полиции, а не выпускники со спермотоксикозом. Если кому-то не нравятся полицейские порядки, я могу подсказать, как пишется заявление. Корболин, вопросы есть?
— А что я, товарищ капитан? — возмутился Корболин. Крук зло покраснел:
— Вопросы есть?
— Никак нет!
— Очень на это надеюсь. С сегодняшнего дня до особого приказа работаем по 12 часов в смену…
— … 12 часов в смену, — вздохнул Володя, прилаживая микрофон на рычаге радиоприемника. — Я такими темпами жилье никогда не найду.
— Не передумал?
— С чего бы?
— Слушай, Вован, я тут вспомнил, — сказал Маржанов, крутя баранку. — Дом напротив отдела. Ну, рядом с нашей дохлой стройкой. Справа. Там же не живет никто.
— Предлагаешь рейдерский захват устроить?
Маржанов расхохотался.
— Точно! Раскидать везде пустые бутылки и презервативы. Не, я о другом. Они же продают дом. Но продают уже с полгода. Там тупо пустая хата пропадает. Может, тебе договориться как-то? Хотя бы на время можно там поселиться.
Володя задумался.
— А вообще, мысль. Как хозяев найти, не знаешь?
— Они переехали, но у них тут родня какая-то осталась. Надо у участковых уточнить. Жданов должен знать, у него спроси.
— 13—й, Чашкан. Памятник на Цвиллинга, хулиганка, — поведала рация. Голос Новикова в эфире осведомился:
— Опять краской закрасили?
— По нему кто-то ползает. Разберитесь.
— Принял, Чашкан. Кто ползает-то?
— Муравьи, твою мать, ползают, — раздраженно отозвалась рация. — Разберитесь и доложите.
Машина ППС ползла по Герасимовской, заходя на второй круг. За полчаса патрулирования наряду Володи не поступило ни одного вызова, и они методично нарезали круги по своему маршруту.
— А, кстати, — похвалился довольный Маржанов. — Вчера Алтушка звонила. Я ей сказал, что в перестрелке был, прикинь?
— Перестрелке? — хмыкнул Володя. — Один раз шмальнули.
— А это типа не перестрелка? Два раза — перестрелка, а один раз — так, в магазин за молоком вышел?
— И что Алтушка?
— Офигела, что. У нее там походу челюсть отвисла. И сразу понеслось. «Я так за тебя волнуюсь! Если с тобой что-то случится, я не переживу! Ты не ранен? Где бо-бо? Здесь бо-бо?» — Маржанов засмеялся. — Вот что им всем нужно. Кого-нибудь пожалеть. Сразу включается этот, как его… материнский инстинкт.
— 18—й, Чашкан, — прервал диспетчер рассуждения Маржанова. — Подозрительная машина. Орская, 43.
— Чашкан, это 18—й, принял, — согласился Володя, пока Маржанов разворачивал экипаж на перекрестке.
Патруль номер 13 задержал хулигана с поличным: тот восседал на шее героя-освободителя, пока его сообщник фотографировал его в разных ракурсах на сотовый телефон. В дежурке Акулов и помдежа Гончар, оформляющий хулигана, с интересом слушали, как тот оправдывался:
— Какое еще нарушение общественного порядка? Я с памятником не делал ничего, просто залез!
— В историю ты влез, пацан. Это памятник, понимаешь?
— С ним что, фоткаться нельзя?
— Не на шее же!
В дежурку зашел Буров. Полночи он провозился с бомжом, допрашивая и помогая составить фоторобот. Как назло, сегодня он дежурил от оперов. Поэтому день не задался сразу. Акулов хохотнул:
— Буров, ты дежуришь? Принимай клиента. Любит с гранитом обниматься.
— Я на конкурс хотел фотку отправить! — оправдывался хулиган. — На сайте конкурс объявили. За самую необычную фотку ноутбук дают. Одна девка голышом на крыше сфоткалась. Ее наверняка никто не арестовывал!
— Сиськи отрасти, и тебя не будут трогать, — буркнул Буров. Акулов взорвался хохотом. Буров взял у Гончара материал и кивнул хулигану: — За мной, модель.
