Алексей Стрельцов - Вторжение
— А к кому мне там, сынок?
— Я вам все покажу, — терпеливо повторял Маржанов, ведя старушку к дверям. — Сейчас подойдем к дежурному, он даст вам бланк…
— Какой бланк? Сынок, я же не умею, никогда не писала заявлений. Как писать-то?
— Вам все объяснят. Осторожнее, ступенька.
Из отдела им навстречу вышла Вера. С удивлением увидела лицо Володи. Выглядел он на самом деле неважно: распухший нос почернел, синие круги пошли под глаза. Чтобы хоть как-то замаскироваться, Володя утром наклеил на переносицу полоску пластыря.
При виде Веры Маржанов с усмешкой бросил напарнику:
— Я дальше сам.
Когда Маржанов и старушка скрылись в дверях отдела, Вера с улыбкой подошла к Володе.
— Привет. Красавчик.
— Шрамы украшают мужчину, а вот синяки не очень, — кивнул он, усмехаясь. — Привет.
— Сегодня все только о тебе и говорят. Прям весь отдел гудит.
— На самом деле я такой же, как все. Разве что чуть более… крутой.
Вера рассмеялась. В этот момент Володя почувствовал себя почти счастливым.
— Но ты молодец. Не каждый вмешается. А ты тем более не при исполнении был, без оружия… Слушай, у нас ведь нечасто такое бывает? Мне говорили, отдел спокойный очень.
Вера пришла работать в Елецкий ОВД всего три месяца назад — сразу после юрфака. Училась и жила она последние пять лет в областном центре и явно забыла о местных сельских реалиях.
— В смысле — часто на сотрудников нападают? — Володя пожал плечами. — Года четыре назад участкового убили. Шел мимо дома, услышал, что там скандал. Решил вмешаться. Вошел — а ему сразу топором…
— Жуть, — поежилась Вера. — Иногда не знаешь, что хуже. Просто уголовники или невменяемые алкаши.
— И то, и другое.
— Видел, сегодня на стройку кирпичи привезли, — Вера кивнула на забор через дорогу, за которым возвышались груды стройматериалов для возведения будущего здания районной полиции. — Зачем только, непонятно, они же так и не строят ничего.
Володя не мог поверить. Она что, пытается завязать с ним хоть какой-то разговор?
— Может, старые кирпичи все растащили. А на стройке должно что-то лежать. Поэтому она так и называется.
Вера улыбнулась, но промолчала. Володя с досадой понял, что тушуется и не может непринужденно продолжать беседу. Похоже, у Веры была такая же проблема.
На крыльце появился, пряча хитрую улыбку, Маржанов.
— Не хочу мешать, но нам ехать пора.
— Ладно, Вер, увидимся.
Она кивнула. Садясь в машину, Володя улыбался. Маржанов завел двигатель и расхохотался, взглянув на напарника.
— Что, кобель, захомутал девчонку?
— Отвали.
Когда они выезжали на Крюковскую, мимо на большой скорости промчался фургон с символикой Следственного Комитета.
— На свалку едут, там жмура нашли, — бросил Маржанов, следя за пронесшейся мимо машиной в зеркало заднего вида. — В дежурке говорят, там п… ц настоящий. Слабонервным не смотреть.
Так оно и было. Даже Буров и Гензер, отработавшие в уголовке по четверти века и повидавшие за это время всякое, оторопели, когда бледный Гузаревич из наряда 21 откинул с трупа кусок картона, которым накрыли тело до приезда группы.
— Твою же мать, — пробормотал Гензер.
— Ох… ть, — Буров не выдержал и отвернулся, чувствуя, как желудок сжимается в комок, готовясь вывернуться наизнанку.
Картина была ужасной. Убийцы раздели жертву и пытали. Ему отрезали гениталии и пальцы. Перебили ноги — из тканей левой ноги торчала кость, а жутко распухшее деформированное колено правой ноги говорило, что ему выбили коленную чашечку. Выдавили или выкололи глаза — на их месте были буро-черные пятна. И напоследок перерезали горло — рану нанеси мощным ножом, профессионально и безжалостно. Ее практически отделили от тела — голова лежала на плече, держась лишь на тонких полосках связок и кожи.
— Узнаешь? — сдавленным голос спросил Гензер, мрачно поворачиваясь к подчиненному. Буров закурил и лишь после этого кивнул.
— Пеликан…
//
— Драка, угол Советской и Крюковской, около аптеки, — сквозь помехи бурчал из рации голос диспетчера. — Кто рядом, прием?
— Во дают! — захохотал Маржанов. — Это ж около отдела, за углом сразу! Совсем оборзели!
— Кто? Те, кто дерутся?
— Дежурка! Задницу поднимите и дойдите, два шага же!
— Вы рядом, Чашкан, — поддержал Маржанова голос из рации, делая акцент на слове «Вы». Володя рассмеялся. Распухший нос сразу же дал о себе знать.
— Сегодня где ночевать будешь? — спросил Маржанов. — У отца?
— Не хотел бы. У тебя опять можно?
— На здоровье, моя мать к тебе нормально относиться, ты же знаешь. — Маржанов убавил звук рации, откуда лились теперь уже сплошные остроты по поводу драки в десятке метров от ОВД. — Что с батей-то делать будешь?
— А ты что предлагаешь? Утопить?
— В пиве, ага.
— Жилье себе надо искать. Вообще, давно пора… Не знаешь, где-нибудь неподалеку от отдела никто комнату не сдает?
— Поспрашивать надо.
Патрульная машина ползла по улице Чайковского — самой крупной на их маршруте. Впереди показался торговый павильон на автобусной остановке, около которого бегал парнишка в шортах. При виде экипажа ППС он через дорогу бросился к ним, размахивая руками:
— Стойте! Стойте!
Маржанов тормознул, сдав чуть в сторону, чтобы горячий парнишка не угодил под колеса, и опустил стекло.
— Куда летишь?
— Мой велик украли! Велик мой сперли!
— Кто?
— Я откуда знаю, кто? Я в магаз на секунду прям заскочил, выхожу — а урод смывается на моем велике! За угол повернул, вон туда! На моем велике! Козел!
— Давно?
— Минут пять назад! Мне батя на денюху велик купил, он меня убьет!
Маржанов и Володя переглянулись, затем Маржанов кивнул парнишке назад:
— Садись, покружим по району, может, недалеко уехал.
— Ага, спасибо! — парнишка в шортах прыгнул на заднее сиденье. — Поехали, поехали! Вот козел, а! Мой велик спёр!
Экипаж ППС развернулся и свернул на разбитую улицу Победы. Володя взялся за микрофон рации:
— Кража велосипеда, с улицы, угол Чайковского и Победы. Кто увидит, тормозните, прием. — затем он обернулся к взволнованному парнишке. — Как тебя зовут?
— Артем!
— Артем, а чего ты скакал как сайгак? Сразу позвонил бы в полицию.
— Откуда позвонил? Мой телефон там остался, в бордачке! Он у меня и велик спер, и телефон, козел!
Маржанов прыснул со смеху.
— Нефиг все яйца класть в одну корзину.
— Что?
— Смотри по сторонам. Запомнил, как он выглядел? Приметы?
— Одну только примету, у него мой велик! — бушевал парнишка, зорко и бдительно глазея по сторонам. — Козел!
Они пересекли два квартала. Около многоквартирных двухэтажек Маржанов свернул и проехал через дворы. Велосипедиста нигде не было.
— Погоди, — вдруг сообразил Володя. — Артем, дай-ка свой номер.
— Мой?
— Диктуй, сказал.
Володя достал трубку и набрал локальный шестизначный номер, который ему пробубнил парнишка, добавив свое коронное «Спер мой велик, козел!». Володя нажал на вызов. Гудок шел — это уже хорошо. Через два-три гудка настороженный голос буркнул:
— Да?
— Говорит лейтенант Буров, полиция, — грозно сообщил Володя в трубку. — Если вы не оставите чужое имущество, уже вечером вы будете арестованы и отданы под суд. Статья 158, часть 1. Я ясно выражаюсь?
Настороженный собеседник ахнул и немедленно отключился.
— Вот урод, а.
На углу Победы и Ленина экипаж ППС объехал квартал и по параллельной Елецкой покатил в обратном направлении. У Володи зазвонил сотовый. На дисплее, к своему удивлению, он увидел только что набираемый им номер.
— Кто звонит?
— Он, — Володя с ухмылкой кивнул на Артема и ответил на звонок. — Лейтенант Буров, слушаю.
— Велосипед около дерева, на углу Чапаева и Вокзальной! — выпалил тот же голос, только теперь испуганный, а не настороженный. — Я все оставлю, телефон тоже! Приезжайте и забирайте!
Володя быстро замахал рукой, указывая Маржанову, куда свернуть, а по телефону сухо и властно продолжил:
— Если вы что-то взяли, пожалеете. Мы все проверим.
— Честно, все на месте! — паниковал воришка. — Зуб даю!
После чего он поспешил отключиться.
Нужный перекресток был совсем рядом, в трех кварталах севернее. Подъезжая, они сразу заметили двухколесного железного коня: тот стоял, прислонившись к стволу дерева, как и обещал воришка. Радостный Артем выскочил из «канарейки» и бросился к нему.
— Ну?
— Все на месте! — Артем не верил своему счастью. — Ну-ка, бардачок… — сунув руку, Артем изумленно извлек из кожаной сумочки, закрепленной на раме, сотовый телефон и мятую купюру в 100 рублей. — Только это… Еще сотка. Это не моя. У меня деньги в кармане всегда лежат.
