Людвиг Гибельгаус - В небе великой империи
Хорев посмотрел на него не скрывая удивления.
— Имея информацию о серьезности наших намерений они не тронут меня и пальцем. Явиться туда без предварительного звонка было бы большим риском, сочтут за психа и сдадут в полицию. Потом конечно, когда триста человек лишатся жизни, они об этом пожалеют, но легче никому не станет. А так… Нет, я ничем не рискую — Моргунов отрицательно покачал головой. Загримироваться, правда придется, но это мелочи. То, что я явлюсь лично, окажет очень сильное психологическое давление, они поймут, что мы рискуем всем и терять нам нечего. Так что картины они отдадут… Ну об этом я тебе уже говорил. Теперь слушай дальше. Слежка нам не грозит, я сумею её обрубить. Меня будет ждать маленький самолет с пилотом и мы летим в Африку, через пролив. Там подготовлено убежище, там же поменяем картины на бабки — Моргунов раздраженно отметил, что в его лексиконе стали мелькать жаргонные словечки — „очевидно бытие определяет сознание“ — и немного переждем, не будет ли огласки. Ты приедешь в Европу, скажем, в Италию, и обоснуешься там где-нибудь с американским паспортом, на первых порах тебе хватит тех денег, что ты получишь от меня сейчас. Свяжешься со мной по номеру, который сейчас дам и я привезу тебе твою долю. Обманывать друг друга нам смысла нет. Если ты не получишь денег, то очень скоро окажешься в полиции, а это потянет всех. Играем честно — Моргунов взглянул летчику в глаза.
— По плану огласки быть не должно — задумчиво произнес Хорев — а если всё же будет?
— Тогда — помолчав, ответил Моргунов — от нас потребуется только большая осторожность. Документы надежны.
— Ты тут всё говорил „мы“. Кто задействован ещё?
— Человек, который нашел покупателя и ведет с ним переговоры.
— Ты в нем уверен? — будучи знаком с Моргуновым едва ли час, Александр чувствовал с ним удивительное единство. Очевидно, они оба слеплены из одного теста…
— Он трус, но далеко не дурак. Да и рискует меньше всех — вопрос летчика совершенно не удивил Моргунова. Подсознательно он тоже чувствовал куда большую близость с этим человеком, чем со своим старым партнером. Находить общий язык с Роговым было куда сложнее.
— Ну что ж — к некоторому ещё удивлению Моргунова, летчик взял инициативу на себя — я думаю, стоит рискнуть. По рукам?
Моргунов удовлетворенно кивнул и пожал протянутую руку.
— Я чувствовал, что мы с тобой поладим. Итак?
— У меня краткосрочный отпуск, награда за хорошие летные показатели. Через неделю я возвращаюсь в часть.
— Прекрасно. Скоро у тебя будут такие летные показатели, что твоё начальство враз поседеет — Моргунов уже совсем по-дружески ткнул Александра кулаком в плечо.
Хорев ответил ему загадочной улыбкой. Василий Петрович достал из дорожной сумки пакет с деньгами и документами и прикрыв всё это от посторонних взглядов полою пальто, приложил туда же спутниковый телефон с зарядным устройством.
— Здесь всё, что тебе нужно. Сможешь пронести это на базу и в самолет?
Хорев бросил оценивающий взгляд.
— Смогу.
— Ещё одна проблема — Моргунов потер ладонью небритую со вчерашнего дня щёку — какие условия для выхода на связь?
— С базы я говорить не могу, только единственный раз, перед вылетом. Там всё пеленгуется. Но воскресенье у меня всегда свободно и я бываю в городе. К радиотелефонам у нас ещё не очень привыкли, так что ты мне не звони, ещё заметит кто-нибудь. Выходить на связь буду сам.
— Вот номер — Моргунов протянул летчику заранее надписанную бумажку. — Выучи наизусть и спали. Трепаться во время полета нам всё-равно нельзя будет. Никто не должен знать, что у нас вообще есть такая возможность.
— Естественно. Частота будет к тому моменту уже запеленгована, к тому же чёрный ящик в кабине отмечает любые звуки. Какая разница во времени с твоей европейской резиденцией? — Хорев смотрел на него с легкой издевкой и Василий Петрович понял намек.
— Я в Испании сейчас болтаюсь, там же будет выставка — это откровение далось Моргунову легко, они и без того уже наговорили по российскому законодательству на пятнадцать лет тюрьмы каждый, а лишний кредит доверия всегда себя окупит.
— Ну и как там? Тепло?
— Тепло — хмыкнул Василий Петрович и поёжился.
— Ты в искусстве-то шаришь? Знаешь, что брать? — из чистого любопытства поинтересовался Хорев.
— Знаю. Там на каждой экспозиции есть ценности на десятки миллионов.
— Когда примерно планируется операция? Имей в виду, рейс „САС 3314“ летает по понедельникам, средам и пятницам.
— Я через три дня улетаю в Испанию, ты на следующей неделе уже будешь в части, так?
Хорев молча кивнул.
— По возвращении сразу свяжусь с напарником, обговорим конкретную выставку. Пошлю ему список выставляемых там полотен, чтобы они с покупателем могли обсудить цену и составить заказ. Потом нужно будет подготовить самолет, временное укрытие, заказчик соберет наличные деньги… Что-что, а торговаться мой напарник умеет.
— Понял — Хорев хлопнул себя ладонями по коленям, давая понять, что разговор закончен — может пойдем ко мне и обмоем такую грандиозную сделку?
— Я бы с удовольствием — совершенно искренне ответил Моргунов- но не забывай, я здесь иностранец и вряд ли местная контрразведка посмотрит сквозь пальцы на то, что я с тобой шляюсь. Если всё получится — Василий Петрович далеко отбросил щелчком недокуренную сигарету — тогда и посидим. Хоть разок, когда деньги тебе повезу.
— Должно получиться — решительно сказал Хорев — иначе хана нам. Позвоню тебе как договорились, в воскресенье. Надеюсь, тогда уже многое прояснится.
— Хорошо бы — согласился Моргунов — буду ждать. Ты сейчас уходи, а я ещё покурю и минут через десять тоже двину. Нечего нас вместе видеть.
— Понял — летчик поднялся и стараясь быть незаметным, пожал Василию Петровичу руку — жду.
Моргунов долго смотрел вслед его растворяющейся в прохладной весенней дымке невозмутимой фигуре, размеренно отмеряющей широкие шаги. Хорев ни разу не оглянулся, даже не повернул головы и Василий Петрович ему мысленно апплодировал. Если так всё пойдет и дальше, лучшего партнера и пожелать себе невозможно. Планируемая операция всё чаще представлялась Моргунову в виде сложного станка из средневековой мануфактуры со множеством рычагов, колесиков и приводных ремней. И с каждым следующим его шагом эти колесики двигались всё быстрее и быстрее, вовлекая в орбиту своего вращения всё новых и новых людей. Он поймал себя на мысли, что даже если бы и захотел, уже не смог бы так просто остановить этот набирающий обороты механизм. Породив идею он заинтересовал ею слишком много людей, и все они связывали своё будущее с претворением её в жизнь. И в этот миг Моргунову показалось, что не он держит в руках нити управления разворачивающимся спектаклем, а сам, как марионетка, подчиняется властным движениям управляющей им судьбы.
Он тряхнул головой, отгоняя эти мысли. С излишнего философствования толку мало, а вот на денек во Львов надо съездить, дабы прилежно исполнить все пункты туристической программы. Ещё пару дней поиграть в туриста и назад, в ожидании звонка Рогова, а затем и Хорева. И если результат их действий позволит связать всё воедино… Тогда и наступит его звездный час. На мгновение он снова почувствовал себя в роли дирижера, управляющего сложным многоголосьем оркестра и подчиняющего его легкому движению своей руки. Это ощущение наполнило его почти блаженством и уверенностью в благополучном исходе предприятия. Что ж, если он дирижер, то многое, очень многое зависит от него. И все его качества и способности получат ныне свою истинную оценку. Внезапно операция показалась ему пиком собственного творческого взлёта, а вся предыдущая жизнь, весь накопленный опыт — ступенями к этой именно вершине. „Может быть, это и есть судьба? Может, так оно всё со мной и должно было произойти?“ — мелькнула мысль. „Во всяком случае“ — Моргунов улыбнулся сам себе — „я больше никогда не буду корить себя за совершенные ранее ошибки.“ Операция, ещё не состоявшись, принесла её организатору и вдохновителю большую пользу — сделала его на порядок более счастливым человеком.
Последующие два дня он самым тщательным образом разыгрывал свою роль туриста. Какая-либо ошибка была бы сейчас абсолютно неуместна. Теперь у него был план, реальный, почти готовый к воплощению план, и ради этого стоило жить. Моргунов много и с совершенно искренним удовольствием фотографировал, улыбался мелькающим за окнами автобуса людям и перед отъездом в аэропорт раздал щедрые чаевые персоналу. Он мог гордиться собой, никто и ни разу не заподозрил, что носимая им личина может быть фальшивой. Щепетильность в деталях, начиная модным в Европе одеколоном и заканчивая манерой держать себя за столом, всё было продумано до мелочей ещё перед поездкой и его тщательность и аналитические способности заслуживали самой высокой оценки. Василий Петрович немного самодовольно улыбнулся, но тут же оборвал себя. Настоящая игра начинается только сейчас. Если ему удастся продолжить ныне добрую традицию первоклассной предусмотрительности и предосторожности, когда на карту ставится всё…
