Людвиг Гибельгаус - В небе великой империи
— Так — Хорев мотнул головой, будто отходя ото сна и прямо взглянул на неотводившего от него напряженных глаз Моргунова — лихо задумано. Но сразу видно, в авиации ты ни хрена не шаришь.
— А что такое?! — встревоженно встрепенулся его собеседник.
— Поэтому тебе очень повезло — продолжал Хорев, не обращая внимания на то, что его перебили — что ты наткнулся именно на меня. Чрезвычайно тебе повезло…
— Так в чем дело? — настойчиво переспросил Моргунов.
— А дело в том, что ни один нормальный истребитель, даже самый новейший, то есть ни МИГ-29, ни мой СУ-27 не продержится в воздухе нужных тебе семи-восьми часов. Это истребитель, а не дальний бомбардировщик. Так что в обычных условиях пришлось бы многое в твоих планах менять. Но ты наткнулся на меня, а я очень кстати облетываю сейчас машину, чей радиус действия в два с лишним раза больше стандартного.
— Значит, ты согласен?! — пропуская мимо ушей всякую техническую дребедень обнадеженно вскинулся Моргунов.
— Своего решения я ещё не сказал — резко осадил его Хорев — мне нужны самые мельчайшие детали, потому что от них зависит моя жизнь — голос его более не был доброжелательным, но деловым и сосредоточенным — ты хоть понимаешь, что такое катапультироваться ночью с высоты десять тысяч метров? Это пять минут лететь вниз головой при нераскрытом парашюте! — летчик пристально взглянул на поморщившегося от таких откровений Моргунова — Какой рейс ты собираешься брать?
— Пока не знаю, но он должен максимально долго проходить над территорией России. Международная огласка и нарушение чужих государственных границ — Моргунов усмехнулся своему способу выражаться — нам ни к чему. Ты где служишь?
— В Волхове.
— Прекрасно, совсем недалеко от границы… Тогда возьмем какой-нибудь рейс из Скандинавии на Дальний Восток.
— Верно. — Хорев плотно сцепил пальцы рук в замок и хрустнул суставами — Мыслишь здраво. Предлагаю рейс САС 3314 из Стокгольма в Токио. Для наших целей он годится идеально, проходит почти над головой, причем во время моих обычных полетов. И это „Боинг-747“, минимум триста пассажиров, лучшего объекта для шантажа не придумаешь — сам того не замечая, Хорев стал употреблять в отношении операции притяжательные местоимения, что с удовлетворением отметил про себя Василий Петрович.
— А ты что, все полеты совершаешь при оружии? — осторожно осведомился Моргунов.
— Сейчас да, но это не твоя забота. Самое позднее после того, как ты предъявишь ультиматум они меня обнаружат и станут устанавливать связь. Зенитные ракеты они не применят из боязни зацепить лайнер, пошлют перехватчики. Я должен буду предупредить их, что если они включат радары наведения, я стреляю без предупреждения. И буду стрелять.
— Это твоё право — пожал плечами Моргунов — чем правдоподобнее всё будет выглядеть, тем быстрее они раскошелятся — Василий Петрович давно убедился, что Хорев внутренне готов к операции и старался скрыть свою радость, чтобы не спугнуть собеседника. — Как ты считаешь — вдруг спросил он — те, кто на земле поставят в известность экипаж лайнера?
— Не думаю — помолчав ответил Хорев — командир лайнера на такие ситуации не тренирован и может сделать роковую глупость. Для всех будет лучше оставить его в неведении.
— Ладно, я подал тебе идею. Теперь обьясни мне, как ты, профессионал, представляешь себе этот полет? Твой полет — начал Моргунов, сделав ударение на слове „твой“.
Формального согласия Хорева на эту операцию уже не требовалось. Василий Петрович заметил, что собеседник увлекся идеей едва ли не больше него самого и видел, что тому причиной не только алчность, но и какой-то внутренний энтузиазм, чьи корни оставались Моргунову неизвестными, да и были в данный момент безразличны. „Вот если всё обойдется, тогда и спрошу, чего это он так радостно впрягся в дело, которое грозит ему вышкой“ — отметил он про себя.
— Предположительно всё должно быть так — задумчиво проговорил Хорев — я меняю после взлета курс и сажусь на хвост „Боингу“, это ясно. Иду я за ним на расстоянии метров двести-пятьсот и чуть выше, чтобы не глотать его дюзы. Выйти на цель нужно будет аккуратно, чтобы он меня не заметил и как только я устанавливаю с ним визуальный контакт, то включаю радары ракетного наведения. Это моя гарантия и что ещё важно — Хорев сделал паузу, затягиваясь сигаретой — те перехватчики, которые будут посланы за мной, сумеют засечь, что я его облучаю и доложат на землю, что я в любой момент могу произвести пуск. И это правда.
Василий Петрович смотрел на летчика во все глаза. Он от рождения обладал богатым воображением и ясно представил себе все детали прежде абстрактного плана. Громадный, сверкающий огнями в ночи „Боинг“ и маленький, но смертоносный истребитель, готовый в любую секунду повергнуть его на землю, оборвав сотни человеческих жизней…
— Я могу сопровождать его до китайской границы — сухо и по-деловому продолжал Хорев, не замечая произведенного на Моргунова впечатления — это как раз нужные тебе восемь часов. Дальше идти не могу, потому что китайцы в такой ситуации церемониться не будут, собьют меня, а могут долбануть и „Боинг“, подумают, что это спланированная провокация. Но и как мы с тобой уже говорили, международная огласка нам ни к чему. Так что будь любезен, в восемь с половиной часов уложись.
— Ты говорил про девять — встрепенулся Моргунов.
— Послушай — насмешливо прищурился Хорев — ты бы хотел катапультироваться над китайской границей, не зная в какую сторону тебя ветром сдует? Кажется, китайский паспорт ты мне не приготовил, или? К тому же если мой самолет упадет на узкоглазые головы, мы с тобой получим такой международный скандал, что тошно станет. А вдруг наше правительство после этого сачканет и выложит всю правду? За нами всю жизнь будет охотиться Интерпол и все спецслужбы мира. В общем, у тебя есть восемь с половиной часов. Максимум.
Василий Петрович согласно кивнул, аргументация была неоспоримой. Буквально его собственной! Но Моргунов не подозревал, что важнее всех вышеприведенных доводов для Хорева существовала ещё одна причина, называть которою он считал неуместным — это касается только его, дело сугубо личное.
— Так что жду твоего сигнала. — летчик дружески похлопал Василия Петровича по плечу, коснувшись кончиками пальцев кармана, в котором лежал радиотелефон — Ну ладно — сменил он тему — мы уже много о моих действиях говорили, теперь расскажи, как ты будешь крутиться.
Моргунов устроился поудобнее, отгородившись воротником пальто от холодного мартовского ветра. Этому человеку он теперь доверял полностью и скрывать какие-то принципиальные вещи от него бессмысленно. А доверие, напротив, как известно, обязывает. Василий Петрович закурил бессчетную сигарету и выпустил задумчиво колечко дыма.
— Значит так — он сосредоточено посмотрел на тлеющий пепел — ты связываешься со мной перед взлетом, когда всё будет готово. Это — сигнал для меня. Я выжидаю то время, которое тебе нужно, чтобы сменить курс и приблизиться к лайнеру…
— Полчаса — вставил Хорев.
— Полчаса — согласился собеседник — затем я звоню в посольство, доходчиво объясняю им ситуацию и предъявляю наши условия. Очевидно, они мне не поверят, но проверить информацию будут должны, не могут не проверить, терроризм стал ведь частью нашей повседневной жизни, как пишут в газетах, не так ли? — Моргунов улыбнулся — проверят хотя бы для того, чтобы снять с себя ответственность. И когда они получат полное подтверждение моих слов — Василий Петрович не скрывал своего торжества — через примерно ещё полчаса появлюсь я лично!
Хорев посмотрел на него не скрывая удивления.
— Имея информацию о серьезности наших намерений они не тронут меня и пальцем. Явиться туда без предварительного звонка было бы большим риском, сочтут за психа и сдадут в полицию. Потом конечно, когда триста человек лишатся жизни, они об этом пожалеют, но легче никому не станет. А так… Нет, я ничем не рискую — Моргунов отрицательно покачал головой. Загримироваться, правда придется, но это мелочи. То, что я явлюсь лично, окажет очень сильное психологическое давление, они поймут, что мы рискуем всем и терять нам нечего. Так что картины они отдадут… Ну об этом я тебе уже говорил. Теперь слушай дальше. Слежка нам не грозит, я сумею её обрубить. Меня будет ждать маленький самолет с пилотом и мы летим в Африку, через пролив. Там подготовлено убежище, там же поменяем картины на бабки — Моргунов раздраженно отметил, что в его лексиконе стали мелькать жаргонные словечки — „очевидно бытие определяет сознание“ — и немного переждем, не будет ли огласки. Ты приедешь в Европу, скажем, в Италию, и обоснуешься там где-нибудь с американским паспортом, на первых порах тебе хватит тех денег, что ты получишь от меня сейчас. Свяжешься со мной по номеру, который сейчас дам и я привезу тебе твою долю. Обманывать друг друга нам смысла нет. Если ты не получишь денег, то очень скоро окажешься в полиции, а это потянет всех. Играем честно — Моргунов взглянул летчику в глаза.
