Андрей Воронин - Разведка боем
Вагнер был одним из любимейших его композиторов. И в особенности цикл «Кольцо нибелунга» – четыре оперы, связанные единым сюжетом.
Цикл, для которого в Байрейте некогда был специально построен оперный театр.
Вагнер и Верди – два гения, альфа и омега оперы. Лед и пламень, мрак и свет. В хорошем настроении Глебу хотелось слушать великого итальянца. Сумрачному расположению духа больше соответствовала музыкальная версия северных саг.
Безжалостный рок, девы-валькирии, подбирающие мертвых воинов с поля битвы, чтобы перенести в Валгаллу.
Сейчас настроение у Глеба было сумрачным, и в ближайшем времени он не предвидел перемен.
Впрочем, этот человек давно уже отвык плясать от радости или рвать на себе волосы от горя. Внутри у него постоянно горел ровный огонь, только температура у этого огня была разной.
Дослушав арию Брунгильды, он остановил вращение диска. Не сразу выпустил плейер из рук.
Некоторое время рассматривал в задумчивости, потом нажал на «стоп» второй раз, будто для полной уверенности. Никто не заметил этого вторичного нажатия – большой палец всего лишь сместился на полсантиметра. Но если б и заметили, значения бы не придали.
Между тем, из района железнодорожного моста через Енисей ушел радиосигнал. Этот сигнал был принят одним из спутников и отражен обратно на земную поверхность, но совсем в другую точку. Он содержал в себе не много информации – всего лишь точное указание координат.
Прибор, вмонтированный в плейер, давно уже не считался чудом техники. Конечно, для обычных армейских соединений он был роскошью, но спецназ ФСБ применял его уже несколько лет. Как, впрочем, и боевики в горах Кавказа.
Глава 9
Гонцы вернулись раньше, чем их ждали.
Притащили для Тараса нормальные костыли, чтобы не смущал горожан плохо оструганными палками.
– Повезло, – объяснил Семен. – Деловой человек попался.
– Не люблю, когда везет, – скривился Тарасов. – Опасный признак.
– У тебя ближайшее будущее точно безопасное, – Воскобойников имел в виду ранение замкомполка. – Ты свою дозу получил.
– Говорят еще: черная полоса, белая полоса, – вспомнил Ильяс.
– Не путай, друг. Это уже другая теория.
Семен набросал аккуратную схему рынка и самого здания, отметил две двери на втором этаже.
– Сортир далеко?
Вопрос был действительно важным. Одно дело отправлять естественные надобности на природе и совсем другое – в лоне цивилизации. Если каждый раз надо пройти по этажу больше двадцати шагов, это уже означает слишком долго находиться на виду.
– Близко, – ответил Бубен. – Даже ближе, чем мне бы хотелось. Боюсь, слышно будет, как воду спускают.
Никто из группы не страдал чрезмерной привередливостью. Но долгое пребывание на одном месте неизбежно обостряет ощущения даже у самых закаленных, с продубелой кожей людей.
Решив вопрос с крышей над головой, в город, как правило, входили четырьмя парами. Теперь одной из пар предстояло стать тройкой. В противном случае пришлось бы изменять одному из ключевых правил: ни в коем случае не оставлять никого в одиночестве.
– Трое, если честно, перебор, – заявил Воскобойников. – У каждого из нас на роже кое-что написано. Если три окажутся рядом на улице, сложится целое слово. Не то, что всегда первым приходит в голову. А то, что наводит на подозрения.
Народ помолчал. Разные слова приходили на ум. «Проклятие»? «Страх»? «Обреченность»?
«Изгой»?
– Глеб – человек свежий. И по лицу у него не прочтешь ничего. Пойдет третьим, все будет нормально.
– В натуре, мужики, не надо городить лишнего. Меньше фантазий, до осеннего сезона еще далеко.
Летом, на свежем воздухе все обычно чувствовали себя бодрее, конфликтов и сдвигов по фазе случалось меньше. Как только залезали под крышу, безделье начинало заедать. Все толклись на ограниченном пространстве. Дурные сны приходили чаще, но зубами скрежетали уже и наяву. Случались вспышки ярости – по поводу и без.
– Можете держаться друг от друга на расстоянии. Главное, из виду никого не выпускать.
Установили очередность. Первыми являются Семен с Бубновым, получают в свое распоряжение ключи. Им надо убедиться, что оба помещения в порядке. Даже если не все из короткого перечня на месте, поблагодарить рыжего за услуги. Пусть больше никого не присылает, только скажет, где забрать недостающие предметы обихода.
Если все в порядке, они ставят на подоконник пустую бутылку. Это будет сигнал для остальных. С интервалом в полчаса народ в несколько приемов собирается на «квартире». Сторож у входа в здание появляется только после восьми вечера, когда рынок пустеет. В остальное время в здании много народу, и никому ни до кого нет дела, вопросов «куда» и «зачем» возникнуть не должно.
Человеку со стороны могло бы показаться, что у них поехала крыша. Люди, видевшие реальную опасность, теперь как будто играют в нее, накручивая лишние проблемы. Чего, казалось бы, проще – добраться до рынка и попасть в нужную дверь? Но многие как раз в Чечне набрались горького опыта и готовы были теперь отмерять не семь раз, а десять. Да и забот других не осталось у них кроме собственной безопасности. Хорошо это или плохо, но помощь Кормильца позволяла не волноваться о хлебе насущном.
* * *Кормильцев присутствовал на всех заседаниях суда в Барнауле. Раза два-три на каждом заседании сотовый подавал признаки жизни – звонили из Москвы. Жена сообщала о проблемах детей в школе, оставленный «на хозяйстве» заместитель хотел руководящих указаний по конкретным проблемам бизнеса.
Кормильцеву каждый раз казалось, что его просто удалят из зала и впредь запретят присутствовать. Он стал садиться возле двери, чтобы сразу выйти в коридор и оттуда разговаривать с Москвой. Раньше он был человеком вполне доверчивым, но теперь атмосфера суда, путаные показания свидетелей заставляли его подозревать неискренность звонящих. Возможно, дома все хорошо, а вот в бизнесе, наоборот, дела не такие безоблачные.
Тарасов с каждым днем все больше зверел в своей клетке. Особенно после того, как судья отклонил ходатайство защиты сделать процесс закрытым. Мол, никаких государственных тайн здесь не оглашается и нет нужды удалять прессу.
С журналистами замкомполка разговаривать отказывался. Одному особенно активному оператору, просунувшему объектив между прутьев решетки, Тарасов чуть не разбил видеокамеру кулаком.
Когда назначили психиатрическую экспертизу, подсудимому уже не было нужды симулировать.
Кормильцев узнал задним числом, что бывшего замкомполка пришлось привязать к стулу. Укол успокоительного ему делать не стали, чтобы не нарушать клиническую картину. Трое врачей пытались задавать вопросы в паузах между его выкриками: «Продажные шкуры! Вы родную мать, если скажут, в дурдом засадите!» Подсудимого признали вменяемым – наверное, оценили разумность этих утверждений.
Хорош не тот адвокат, который красиво говорит в суде, а тот, у кого возьмут взятку. Кормильцев обратился к тарасовскому адвокату с предложением позондировать, пока не поздно, почву.
– Боюсь, дело уже слишком политизировано.
Вы читали, что пишут в газетах?
– Попытайтесь. В политике деньги тоже кое-что значат.
– Но там другие ставки. Вам они, извините, не по карману.
Деньги адвокат, однако, взял. И очень скоро продемонстрировал результат: повторная экспертиза признала ограниченную вменяемость. В конце концов замкомполка осудили условно, назначив лечение в специальной охраняемой психушке.
«Спонсор» с адвокатом вернулись в Москву, Кормильцев снова взял в свои руки бразды правления в семье и бизнесе. Но про Тарасова не забыл.
Попробовал навести справки, можно ли сократить срок принудительного лечения. Оказалось, вопрос решаемый. Помимо денег важно еще, чтобы больной был покладистый и смирный.
Тарасов, однако, не выдержал. После нескольких инцидентов и недели в больничном изоляторе, очень похожем на тюремный карцер, замкомполка совершил побег и надолго пропал из поля зрения спонсора.
* * *Вопросов к помещению ни у кого не возникло.
Все, понятное дело, не первой свежести, начиная от стульев и кончая холодильником, испещренным разномастными наклейками. Но кому оно нужно, новье? Будет только неприятно контрастировать с грубо оштукатуренными, без обоев стенами, с дешевым линолеумом на полу и мутноватыми стеклами окон.
«Чувствуйте себя как дома», – хотел пошутить Бубнов, но слова застряли в горле. Если хочешь вспомнить о прошлой благополучной жизни, вспоминай на здоровье. Но не заставляй это делать других.
Кто-то расположился на диване с пятнами, кто-то на стульях, кто-то на подоконнике, спиной к окну. Витек с Ильясом только что явились из соседнего кафе. Принесли девять порций шаурмы и три разогретые в микроволновке пиццы. Остались ли еще в России заповедные уголки, где этого нельзя купить?
