Сергей Донской - Арктическое вторжение
В глаза Хеллари Хиллтон и генерала Джонсона он старался не смотреть. Ему была неприятна собственная мягкотелость. Не все и не всегда можно представить как обычную вежливость. Люди, хорошо знавшие американского президента, видели, что он «поплыл», как боксер, пропустивший не сногсшибательный, но чувствительный хук. Невысокий, стремительный, напористый противник с покатыми плечами штангиста брал верх над рослым, жилистым темнокожим американцем, перешедшим из нападения в оборону.
– В таком случае, – продолжал Астафьев, не давая Брауну передышки, – я хочу услышать правду, какой бы неприятной она ни была. Скажите, готовы ли вы поручиться, что Соединенные Штаты непричастны к гибели россиян в Арктике? Мне будет достаточно вашего честного слова, уважаемый господин президент. Ведь объявленная нами перезагрузка пока не отменена, не так ли?
Короткое словечко «пока» было ключевым в последней фразе. Не решившись повторить его, Джонатан Браун согласился:
– Не отменена. И я клянусь богом, что Америка видит в России своего надежного стратегического партнера. Мы союзники, мистер Астафьев, а это означает, что Америка ведет и будет вести себя как союзная держава.
Генерал Джонсон закатил глаза к потолку Овального кабинета, словно отыскивая там незримого свидетеля, разделяющего его негодование. Хеллари Хиллтон кисло улыбнулась, сделавшись похожей на настоятельницу женского монастыря, услышавшую предложение устроить дружескую вечеринку в компании пьяных ковбоев. Одно дело – разглагольствовать о перезагрузке в конференц-залах, и совсем другое – пасовать перед Россией в реальной, закулисной политике.
Но Джонатан Браун не имел права повести себя иначе. Беседуя с Астафьевым, он чувствовал себя тореадором, дразнящим быка красной тряпкой. На протяжении нескольких месяцев американский президент ежедневно ждал, когда его российский коллега позвонит и заявит протест против испытания климатического оружия, устроенного военными без согласования с Брауном. Когда жара в Центральной России достигла своего пика, излучатели станции «ХААРП» были отключены, однако в ионосфере уже начались необратимые последствия.
Ситуация попросту вышла из-под контроля, как это было во время землетрясения в Индонезии, наводнения в Нью-Орлеане, пробуждения вулкана в Исландии. Один только бесшабашный президент Венесуэлы Уго Чавес решился назвать вещи своими именами и во всеуслышание обвинил США в применении катастрофического оружия. Остальные, включая президента буквально поджаривавшейся на солнце России, промолчали, не имея неопровержимых доказательств. Но Джонатан Браун до сих пор покрывался холодным потом при мысли, что кому-нибудь взбредет в голову поинтересоваться, что за новый беспилотный корабль был запущен Соединенными Штатами в космос накануне сильнейшего погодного катаклизма трех последних столетий. Назывался он X-37B, был напичкан мощнейшей лазерной аппаратурой и по-прежнему кружил над планетой, не торопясь приземлиться на одной из баз ВВС США. Ускорить этот процесс было не под силу даже американскому президенту. В действительности Пентагон и ЦРУ были ему до конца неподвластны.
Генерал Джонсон и Хеллари Хиллтон продолжали корчить гримасы, выражающие крайнюю степень неодобрения действиям Джонатана Брауна. Он адресовал соратникам извиняющуюся улыбку, которая исчезла, как только в телефонной трубке раздался голос Астафьева, обдумавшего услышанное. Бесстрастный переводчик продублировал по-английски:
– Отлично, господин Браун. Благодарю вас за такое исчерпывающее подтверждение вашего дружеского участия. На правах друга и союзника хочу попросить вас об одной услуге.
Тут Астафьев выжидательно умолк.
– Внимательно слушаю вас, – насторожился Браун. – О какой услуге идет речь, хотел бы я знать?
– Она не потребует от вас никаких усилий, никаких затрат или действий, – заверил его Астафьев. – Напротив, я прошу вас о полном бездействии.
– ?
Американский президент не произнес ни звука, однако невысказанный вопрос буквально повис в воздухе, ощутимый и почти осязаемый.
– Россия, – просто, без всякого пафоса пояснил Астафьев, – обязана примерно наказать террористов. Сейчас мы не знаем, кто они такие и в какой точке земного шара будут обнаружены. Тем не менее возмездие будет неотвратимым, и когда это произойдет, мир отреагирует на ликвидацию как обычно, то есть осуждая нас за неоправданную агрессию. Надеюсь, в данном случае Америка с ее авторитетными средствами массовой информации займет нейтральную позицию. – Астафьев заговорил медленно и раздельно, давая переводчику возможность в точности передать смысл своего обращения. – Союзники не всегда имеют возможность открыто поддерживать друг друга, однако каждый из них вправе рассчитывать, что партнер не нанесет удар в спину.
Это был еще не нокаут, но нокдаун. Состояние, в котором пребывал Джонатан Браун, можно было охарактеризовать боксерским термином «грогги». Нейтралитет, о котором говорил Астафьев, был равнозначен молчаливой поддержке. И без того не слишком высокий рейтинг американского президента в этом случае оказался бы под угрозой резкого падения.
Он представил себе реакцию пентагоновских «ястребов», контролирующих погоду на земном шаре, и содрогнулся. Даже от единомышленников нельзя было ожидать одобрения, а уж политические противники обрушатся на него с такой критикой, после которой он рискует стать уже не «черным», а «красным». Потом вовек не отмоешься. Обвинение первого лица Соединенных Штатов в прокремлевских настроениях равнозначно обвинению в предательстве национальных интересов.
Джонатан Браун не хотел прослыть предателем. Он намеревался баллотироваться на второй срок и еще несколько лет пребывать в Белом доме, почивая на лаврах миротворца. Бездействие? С таким же успехом российский президент мог потребовать от него выступить с заявлением о развороте политического курса на сто восемьдесят градусов.
– Вы преувеличиваете мои возможности, – заговорил Браун, когда первый шок прошел, сменившись внезапной опустошенностью. – Американские массмедиа обладают свободой слова, о которой нам, президентам, остается лишь мечтать. Сенат, Совет национальной безопасности и прочие институты власти также не зависят от моего мнения.
– Разумеется, – сказал Астафьев. – Российская Дума тоже принимает решения без всякого давления с моей стороны. Тем не менее эти решения всегда укладываются в рамки достигнутых с вами, господин президент, устных договоренностей. Иран, Афганистан, Северная Корея… Совместными усилиями мы достигли там многого, а добьемся еще лучших результатов, если будем продолжать действовать согласованно.
На этот раз доводы Астафьева не возымели своего действия. Загнанный в угол, Джонатан Браун повел себя как любой человек в его положении, то есть довольно агрессивно.
– Прошу извинить меня, – сказал он, – но прежде чем согласиться или отказаться, я должен хорошо подумать.
– Сколько? – коротко спросил Астафьев.
Переводчик по собственной инициативе придал вопросу более вежливую и доходчивую форму:
– Сколько времени вам для этого понадобится?
– Не знаю, – был ответ. – Посол известит вас о моем решении.
Это означало, что, скорее всего, решение американского посла будет отрицательным, ведь гораздо проще позвонить по телефону лично, чем задействовать сложную бюрократическую машину, без которой, впрочем, международная дипломатия не способна функционировать. Через послов обычно говорят «нет», чтобы избавить себя от излишних переживаний и неприятных эмоций.
– Жаль, – произнес Астафьев со значением. – Жаль, что нам не удалось договориться сразу.
– Почему нам не удалось договориться? – не слишком искренне возразил Браун. – Просто мне нужно подумать, вот и все. – Сделав паузу, он решил подсластить пилюлю. – Кроме того, я отдал распоряжение выяснить личности преступников, ликвидировавших российскую экспедицию. Надеюсь, нашей разведке удастся это сделать, и тогда можно будет применить международное право…
– Я уже дал понять вам, что предпочел бы решить проблему методами, аналогичными тем, которые применили террористы.
– Не уверен, что это правильный выход из сложившейся ситуации, мистер Астафьев. Но мое окончательное решение по этому поводу донесет до вашего сведения посол Соединенных Штатов, обещаю. Обещаю также, что это произойдет в ближайшее время. Вы удовлетворены?
Вместо того чтобы ответить утвердительно, Астафьев предпочел иную формулировку:
– Я понял. Всего хорошего, господин президент. Надеюсь, я не слишком обеспокоил вас своим незапланированным звонком.
– О, пустяки! Какие церемонии могут быть между друзьями!
Голос Брауна был преисполнен того пафоса, который можно услышать во время проповедей, где пастор всегда готов попеть вместе со своей паствой. Астафьеву это не понравилось.
