Фридрих Незнанский - Последняя роль
Сигарету Данилов держал в левой руке, правую поднимал неохотно и как бы с трудом. К тому же, когда он отошел от двери гаража, он явно прихрамывал.
— Пару дней назад вас избили, так ведь? — спросил Александр Борисович.
— С чего вы взяли?
— Шиманов мне рассказал, — соврал Турецкий.
Парень еще крепче сжал губы, а взгляд его стал еще угрюмее.
— Что он вам еще рассказал?
— Немногое, — ответил Александр Борисович. — Рассказал, что у вас был роман с Екатериной, что вы просили его руки…
— Шиманов — болван! — угрюмо проговорил парень. — А Катьку не ищите.
— Почему? — насторожился Турецкий.
— Потому что она давно мертва. Ее придушили — быстро и безболезненно. А тело ее сожгли в городском крематории.
У Турецкого «отвалилась челюсть».
— То есть, как в крематории.?! — изумленно вымолвил он. — Откуда вы знаете?
— Я знаю ее папашу — этого достаточно.
— А-га, — задумчиво проговорил Александр Борисович, приходя в себя. — Выходит, это всё ваши предположения. Могу я узнать, на чем они основываются. Отец плохо обращался с Екатериной? Она вам что-нибудь рассказывала?
— Знаете что, идите-ка вы своей дорогой. Вы человек Шиманова, а значит, на стороне этого мерзавца. Что бы я вам ни рассказал, вы не поверите ни одному моему слову.
— Напрасно вы так думаете, — мягко проговорил Александр Борисович. — Я уже говорил вам по телефону, что единственная моя задача — найти девушку. Найти девушку, а не выгородить ее папашу, — повторил Турецкий сухо. — Если он в чем-то виновен, я выведу его на чистую воду.
— Шиманова? — с усмешкой пробормотал Данилов. — На чистую воду? — Он покачал головой. — Вы либо фантаст, либо врун, либо простак.
— Либо человек, который привык доводить дело до конца, — возразил Турецкий. — В любом случае, я стараюсь вести себя вежливо. А вы себя ведете глупо. Как, по-вашему, я найду девушку, если вы ни черта мне не рассказываете?
Парень задумался. Сигарета обожгла ему пальцы, и он швырнул ее в лужу.
— Ну, хорошо. Только имейте в виду, всё, что я скажу, я скажу не со зла. Люди Шиманова хорошо надо мной поработали два дня назад. — Парень усмехнулся. — Но я на них не в обиде. Они просто делали свою работу, а сломанное ребро рано или поздно срастется. — Данилов зажег новую сигарету, затянулся, выпустил облако дыма и сказал: — Мы с Катей любили друг друга. Но этот мерзавец, ее отец, не хотел, чтобы мы были вместе. Он постоянно настраивал Катю против меня. В конце концов, она его возненавидела. А заодно и меня. Она мне сказала: «Я устала он вас обоих и ничего уже не понимаю. Мне надо разобраться в своих чувствах».
— Это было в последнюю вашу встречу?
Данилов покачал головой:
— Нет. В предпоследнюю. Потом я как-то встретил ее на улице… Не случайно, конечно. Но я хотел с ней встретиться, поэтому подкараулил ее возле театра. Она была очень рада меня видеть. Сама бросилась мне на шею, стала целовать меня, говорить, что соскучилась. Я сказал: пошли в загс, у меня там работает двоюродная тетка, и нас распишут за пять минут.
— Ну, а она? — спросил Александр Борисович.
— Она сказала, что мы распишемся, но не сейчас. Сейчас ей нужно кое в чем разобраться.
— В чем именно?
Данилов вздохнул и покачал головой:
— Не знаю. Она мне не сказала. Не успела сказать. Там появились люди Шиманова, и Катя вынуждена была уйти с ними. — Парень затянулся и мучительно поморщился. — Я видел в ее глазах страх, понимаете? Страх.
— Может быть. Но с чего вы решили, что она боится своего отца? — спросил Турецкий.
— А кого еще? Когда она со мной разговаривала, она всё время оглядывалась. А потом, когда появились эти архаровцы, аж побледнела от страха.
— Что ж, подумать над этим стоит, — согласился Александр Борисович. — Но вам не кажется, что вы делаете слишком… далеко идущие выводы?
Данилов покачал головой:
— Нет, не думаю.
— И какова же ваша версия событий?
— Хотите версию? Пожалуйста. — Глаза Данилова широко раскрылись и замерцали в свете фонаря, голос стал возбужденным. — Катя узнала, что ее отец занимается чем-то незаконным. Может, где-то что-то услышала или прочла какой-нибудь документ. Стопроцентной уверенности у нее не было, поэтому она и сказала мне, что ей нужно кое в чем разобраться. Она выкрала у отца ключ и залезла в его сейф. Там она нашла бумаги, подтверждающие, что ее отец — негодяй и преступник. Отец застукал ее и предложил всё забыть. Катя отказалась. Она была очень честная девушка. Даже болезненно честная! Тогда Шиманов придушил ее и сбросил в реку.
Данилов затянулся сигаретой и бросил окурок на землю.
— Вот так, — мрачно сказал он. — Следы он замел. А потом вызвал вас, чтобы вы повесили смерть Кати на меня или еще на кого-нибудь. На того, кого он вам подсунет в качестве подходящей жертвы.
Александр Борисович слушал монолог парня молча. Когда тот замолчал, Турецкий сказал:
— Версия весьма правдоподобная. Но чтобы обвинять человека, одних предположений мало. Нужны факты и улики.
— Вот именно! — воскликнул Данилов. — Улики! Вы ведь сыщик? Значит, вы должны их достать. Должны, слышите! Хотя… — Парень вдруг скис и словно бы обмяк. — О чем я говорю? Вы ведь человек Шиманова. Вместе вы состряпаете такую версию, какая удобна ему. В любом случае, этот мерзавец выкрутится.
Глаза Данилова снова блеснули.
— Но знаете, что я вам скажу, — глухо и угрюмо произнес он, глядя на Турецкого исподлобья. — Я всё равно найду способ ему отомстить. Так что, пусть он лучше убьет меня, как убил Катю. Иначе ему несдобровать.
Александр Борисович усмехнулся.
— Вы, Данилов, очень решительный человек. Но не очень далекий. Я приехал сюда, чтобы разобраться в исчезновении девушки. Но я не хочу, чтобы вы путались у меня под ногами и мешали мне.
— Вам? — с убийственным сарказмом в голосе спросил Данилов. — А может быть, ее папаше?
— Мне, — спокойно ответил Турецкий. — В Москве меня ждут дела, поэтому я постараюсь раскрыть это дело быстро. Вы, конечно, поступите так, как считаете нужным, но у меня к вам просьба: не предпринимайте ничего… Хотя бы неделю. Дело слишком запутанное, и ваша горячность может всё испортить.
— Неделю? — Данилов усмехнулся. — А что эта неделя изменит?
— Надеюсь, что очень многое, — устало ответил Александр Борисович. — Но если вы задумаете устроить вендетту или будете путаться у меня под ногами, я приму меры, чтобы изолировать вас. По крайней мере, на тот срок, пока я здесь. Вы меня поняли, Данилов?
— Прекрасно понял.
— Надеюсь, что так. Всего хорошего!
Александр Борисович повернулся, чтобы уйти, но Данилов его окликнул.
— Эй, вы, сыщик!
Турецкий обернулся. Парень стоял, набычившись и сунув руки в карманы брюк.
— Поговорите с Анной. Она — лучшая подруга Кати.
— Кто она и как мне ее найти?
— Работает в театре.
— Актриса?
Данилов покачал головой:
— Нет. Среди актрис у нее подруг не было, она говорила, что они все — стервы. Анна — костюмер.
— Как фамилия?
— Это вы выясните без меня.
Данилов сплюнул на асфальт и отвернулся, давая понять, что разговор окончен.
13Турецкий лежал в горячей ванне, наполненной белоснежной пеной, и разглядывал пальцы своих торчащих из воды ног. В губах у него дымилась сигарета. Вдоволь налюбовавшись пальцами, он вынул изо рта сигарету, ткнул ее в пепельницу, затем смочил в воде маленькое полотенце и положил его себе на лицо.
«Вот он — кайф!».
Однако вдоволь «покайфовать» он не успел. На полочке перед зеркалом задребезжал и зазвенел телефон.
Турецкий с досадой откинул полотенце, протянул руку и снял трубку.
— Алло, Саша? — услышал он в трубке голос Плетнева.
— Да, Антон, я. Привет!
— Добрый вечер! Не смог дозвониться тебе на мобильный.
— Аккумулятор разрядился. Давно собираюсь поменять эту рухлядь, да все недосуг. Как дела?
— Держимся. Щеткин уже подключился. Митрохин пока войну не объявил, но мы уже приступили к сбору разведданных.
— Молодцы. Давай подробнее.
— Да пока рассказывать нечего.
Плетнев в нескольких словах обрисовал Александру Борисовичу ситуацию.
— Вот, такие дела, — закончил он.
— Ясно. — Александр Борисович помолчал, собираясь с духом. — Слушай, Антон, ты случайно к Ирине не забегал? Как она там? Поджелудочная не пошаливает?
— Я думал, ты с ней на связи.
Турецкий хмыкнул.
— Я-то на связи, но разве она что-нибудь скажет? «У меня всё в порядке, соскучилась, приезжай быстрей!» Вот и весь разговор.
— Ну, она сегодня утром забегала к Ваське в школу.
— И как? Как она выглядит?
— Как всегда — потрясающе! — со смехом сказал Плетнев.
— Ну, ты не слишком там резвись.
