Фридрих Незнанский - Последняя роль
Плетнев вздохнул и уныло набрал номер Александра Борисовича.
— Алло, — бодро отозвался Турецкий.
— Саш, это Плетнев. Ты сейчас где?
— Сижу в такси. Не мог до тебя дозвониться. Как прошла операция?
— Плохо. — И Плетнев подробно рассказал коллеге обо всем, что случилось в минувший вечер.
— Гм… — проговорил Турецкий, когда рассказ был закончен. — Не повезло.
«Не повезло» — усмехнулся Плетнев.
— Это разве невезение? — буркнул он в трубку. — Наш новый опер ползарплаты в рулетку проиграл, пока наблюдал за Митрохиным и Симоновым — вот это невезение. Не сидеть же ему с газетой на диване.
— Ты уже с ним поговорил?
— Конечно. Наш клиент и ныне покойный партнер его мирно ворковали, улыбались. А потом Митрохин что-то шепнул партнеру на ухо, будто попросил чего, сунул ему что-то маленькое в руку, прости — рентгеновским зрением не обладаю, и тот пошел на улицу. Об остальном ты уже знаешь.
Турецкий помолчал, обдумывая услышанное.
— Мутная история, — проговорил он после паузы.
— Да уж, — горько сказал Плетнев. — Это еще начало. Боюсь, что завтра мне придется всё это объяснять в следственном отделе. Да и на этом всё не закончится. Если Митрохин поднимет бучу…
— Стоп-стоп, — перебил его Александр Борисович. — Не гони коней.
— Ты это о чем? — не понял Плетнев.
— Почему-то мне кажется, что никаких походов по следственным отделам не будет. Митрохин теперь замнет эту историю для ясности.
— Ты думаешь? — с сомнением произнес Антон, хмуро глядя на бокал с недопитым пивом.
— Уверен. Ему теперь можно жить припеваючи и спать спокойно. А кто, зачем, почему взорвал? Пусть следаки копают. Он будет помалкивать.
— Может, он и деньги заплатит? — с надеждой в голосе спросил Плетнев.
— Вот это вряд ли. Денег мы не увидим. Ибо безвременная смерть должника лишила его такой возможности.
— Погоди… — Плетнев нахмурил лоб. — Но ведь ему теперь достанется доля партнера!
— Нет, Антон, — возразил Александр Борисович. — Там не все так просто. У Симонова есть жена, то есть вдова. Она — наследница всего его состояния.
— Это точно? — упавшим голосом спросил Плетнев.
— К гадалке не ходи. Теперь Митрохину предстоит схватка со вдовой. Если, конечно, он заранее ничего на этот случай не придумал. Но это уже его проблемы.
— Н-да, — уныло произнес Плетнев. — У богатых свои причуды. Можешь меня осудить, но мне их заботы, даже трагедии и проблемы, не кажутся человеческими и уж никак не вызывают сопереживания.
— Слушай, если честно, у меня сейчас нет ни времени ни желания философствовать. Я вот что подумал… Если Митрохин задумал какую-то аферу, он мог использовать нас в качестве прикрытия. Так?
— Так, — согласился Плетнев.
— Гм… Ну, а если так, значит… — Александр Борисович замолчал, явно о чем-то раздумывая.
— Значит что? — нетерпеливо спросил Плетнев.
— Значит, мы можем потерять всё.
— Так ведь и я о том же! — снова начал горячиться Плетнев.
— Тише, Антон, не нервничай. Дай-ка секунду подумаю…
Пока Турецкий думал, Плетнев успел пригубить еще немного пива.
— Вот что мы сделаем, — медленно и задумчиво заговорил Александр Борисович. — Если Митрохин начнет против нас войну, мы должны встретить его во всеоружии.
— Полностью согласен, — горячо подтвердил Плетнев.
— Для этого, — продолжил Турецкий, — мы должны провести расследование и выяснить всю «подноготную» этого мерзавца. Я сегодня же позвоню ребятам в МУР, а ты свяжись со Щеткиным, чтобы он был в курсе.
— Сделаю, — кивнул Плетнев.
— Ладно, Антон, договорим потом. Кажется, я подъезжаю к гостинице. Не унывай! Приеду — разберемся.
— Спасибо за утешение, — с горькой усмешкой сказал Плетнев. — Удачи!
Он отключил связь. На этот раз даже разговор с Турецким, которого он не только безмерно уважал как друга, не смог пролить бальзам на его «израненную душу». Ну, а раз не помог один бальзам, попробуем прибегнуть к помощи другого, решил Плетнев.
Подозвав официанта, он потребовал графинчик водки.
11Город Лебедянск оказался не таким уж паршивым и заброшенным местом, как ожидал Александр Борисович Турецкий. Население его составляло девяносто тысяч жителей. И судя по аншлагу в театре «Глобус», как минимум, половина из них были завзятыми театралами.
Сегодня вечером давали шекспировского «Генриха IV». Турецкий сидел в первом ряду и с интересом следил за развитием сюжета. Актеры справлялись с ролями неплохо. Разве что Фальстаф был чересчур молод и не достаточно упитан (седой парик и подушка под камзолом почти не спасали ситуацию), а отважный Готспер Горячая Шпора был неубедительно бледен и худосочен. Поэтому, когда он уверял:
Во мне опасность зажигает кровь,
Не нахожу забавы в травле зайцев:
Достойнее охотиться на львов, —
— верилось в это с трудом. В остальном игра и внешность актеров не вызывали нареканий.
— Если я вру, — кричала на сцене старая трактирщица, — то нет во мне ни правды, ни совести, ни женской чести!
— Их и нет в тебе, — с ухмылкой сообщил толстяк Фальстаф. — Правды в тебе — что в вареном черносливе, а совести не больше, чем в лисице, выкуренной из норы. Что же касается женской чести, то чего бы то ни было женского в тебе столько же, как в полицейском надзирателе. Пошла отсюда, тварь ты этакая, пошла!
Трактирщица возмущенно заохала, а публика в зале покатилась со смеху.
«Театр, в самом деле, процветает, — размышлял Александр Борисович, незаметно оглядывая зал. — Если здесь постоянно такие аншлаги, то Шиманов, будучи спонсором, отнюдь не меценат».
— Я порядочная женщина в законном браке, — продолжала возмущаться трактирщица. — А вот ты, хоть ты и рыцарь и дворянин, а ты подлец, если говоришь обо мне такие гадости!
— А ты, хоть ты и хозяйка, а животное, если все время споришь со мной! — грозно крикнул на нее толстяк.
— Какое такое животное? А? Моментально отвечай, какое животное?
Фальстаф выпятил живот, почесал бороду и выдал:
— Выдра — вот какое!
Какое животное?
Актеры играли так комично, с таким невообразимыми ужимками, что публика в зале покатывалась со смеху.
После того, как спектакль окончился, Турецкий проник за кулисы, чтобы побеседовать с актерами. Первым он выбрал исполнителе роли Фальстафа. Просто потому, что Фальстаф был любимым шекспировским героев Турецкого.
Войдя в гримерку, он посмотрел на актера, который успел вынуть из-под камзола подушку и снять седой парик, превратившись в худощавого, носатого мужчину лет тридцати.
— Сэр Фальстаф, я полагаю? — с улыбкой осведомился Александр Борисович.
— Пусть я стану тухлой селедкой в уксусе или комом протухших сливок, если это не так! — весело пробасил в ответ актер. Он протянул руку Турецкому и представился: — Денис Бычихин! Еще не народный, но уже заслуженный!
— Александр Борисович Турецкий. Раньше… не знаю, кто раньше, но теперь — заслуженный, это точно.
Мужчины пожали друг другу руки.
— Присаживайтесь, — пригласил актер, указывая на кресло. — Прокофьев мне о вас говорил. Полагаю, вы пришли поговорить о Кате? Ничего, если по ходу разговора я буду стирать грим и переодеваться?
— Ничего. У вас тут можно курить?
— Запросто, — ответил актер.
Александр Борисович закурил, исподволь разглядывая лицо Бычихина, затем спросил:
— Скажите, Денис, куда, по-вашему, могла деться Екатерина Шиманова?
— Куда? — Обрабатывая лицо тампоном, смоченным в лосьоне актер усмехнулся и пожал плечами. — Понятия не имею. Катя — весьма сумасбродная девица. Не удивлюсь, если она объявится завтра утром и скажет, что летала в Париж с каким-нибудь новым ухажером.
— А что, у нее много ухажеров?
— Не знаю. Катя — очень скрытная девушка. Помню года два назад к ней на спектакли таскался какой-то тип. Катя сказала, что это «так, один знакомый». А вскоре я увидел ее «знакомого» в теленовостях, когда он жал руку президенту России.
— Кто это был?
— Какой-то политик из молодых да ранних. Я в них плохо разбираюсь, а имен никогда не запоминаю.
— Екатерина до сих пор поддерживает с ним отношения?
— Да что вы! Это давняя история. С тех пор она сменила полдюжины кавалеров. Только подолгу рядом с ней никто не задерживается.
— Почему?
— Ох, если бы я знал, — улыбнулся актер. — Может быть, она их отшивает. А может, они сами бросают ее. Характер-то у Катьки не сахар.
— Кто был ее последним увлечением?
— Последним? Гм… Я несколько раз видел ее с каким-то парнем. Так, ничего особенного. Не звезда, не миллионер, не политик. Точно не помню, кто он, но по-моему, чуть ли не слесарь из автосалона. А может, токарь? В любом случае, простой работяга.
