Барри Эйслер - Дождь для Джона Рейна
Она слышала это тысячу раз до меня и все равно улыбнулась.
Что ж, хорошо. Мы выпьем, расслабимся, кое-что узнаем друг о друге, после чего я начну выведывать то, что меня на самом деле интересует.
— Что привело вас в Токио? — спросила она.
— Бизнес. Я бухгалтер. Раз в год вынужден прилетать в Японию — встречаюсь с некоторыми из местных клиентов фирмы.
Отличная история для прикрытия. Никто не задает дополнительных вопросов, узнав, что ты бухгалтер. Боятся, что ты можешь и ответить.
— Кстати… Джон, — добавил я.
Девушка протянула руку:
— Наоми.
Пальцы тонкие, рукопожатие довольно крепкое. Я попытался определить ее возраст. Ближе к тридцати, наверное. Выглядит молодо, однако ведет себя достаточно искушенно.
— Что-нибудь выпьете, Наоми?
— А что пьете вы?
— Нечто особенное, если вы любите односолодовые виски.
— Люблю. Особенно старые виски с острова Айлей. Говорят, с возрастом уходит огонь, зато приходит тепло. Мне это нравится.
«А ты хороша», — подумал я, глядя на нее. Прелестный ротик: полные губы, розовые, почти пылающие десны, ровные белые зубы. Глаза зеленые. Мелкая сеточка веснушек на носу и вокруг него, едва заметная на фоне карамельной кожи.
— То, что я сейчас пью, не с Айлей, — сказал я. — Но у него тоже островной характер. Дым и торф. «Спрингбэнк».
Наоми подняла брови:
— Двадцатипятилетний?
— Вы знаете меню, — кивнул я. — Не хотите ли?
— После целого вечера с «Сантори», разбавленным водой? С удовольствием.
Еще бы. В ее вознаграждение входит процент от счетов клиентов. Несколько стаканчиков по десять тысяч иен, и вечер можно считать состоявшимся.
Я заказал еще один «Спрингбэнк». Наоми задавала вопросы: откуда я так много знаю об односолодовых виски? Где жил в Штатах? Сколько раз был в Токио? Она чувствовала себя удобно в своей роли, а я не препятствовал ей.
Когда стаканы опустели, я спросил, не хотела бы она еще выпить.
Наоми улыбнулась:
— Вы имеете в виду «Талискер»?
— Вы читаете мысли.
— Просто знаю меню. И что такое хороший вкус. Я с удовольствием выпью еще.
Я заказал два «Талискера». Мы пили и болтали.
Когда второй раунд почти подходил к концу, я начал менять курс.
— А вы откуда? — спросил я ее. — Вы ведь не японка.
Последнюю фразу я произнес с некоторым сомнением, как человек неопытный в таких вопросах и поэтому неуверенный.
— Моя мама японка. Я из Бразилии.
Будь я проклят! Я ведь планировал поездку в Бразилию. Долгую поездку.
— А откуда из Бразилии?
— Из Байи.
Байя — один из прибрежных штатов страны.
— Сальвадор? — спросил я, чтобы определить город.
— Да! — воскликнула она и улыбнулась первой за весь вечер настоящей улыбкой. — Вы так хорошо знаете Бразилию!
— Я бывал там несколько раз. У моей фирмы клиенты по всему свету. Um pae brasiliero e uma mae Japonêsa-e-’uma combinação bonita, — произнес я на португальском, который изучал по учебнику с кассетами. Бразильский отец и мама-японка — прекрасное сочетание.
Ее глаза загорелись, а рот приобрел форму идеальной буквы «О».
— Obrigado! — воскликнула она. — Спасибо! — Потом: — Você fala portugês? Вы говорите по-португальски?
Казалось, будто живой человек неожиданно решил поселиться в теле хостессы. Ее глаза, выражение лица, поза — все ожило, и я снова почувствовал ту жизненную энергию, что сопровождала ее танец.
— Совсем немного, — ответил я, снова переходя на английский. — Мне хорошо даются языки, и я стараюсь учиться понемногу везде, где приходится бывать.
Наоми медленно покачивала головой и смотрела на меня, как будто только что увидела в первый раз. Одним глотком прикончила виски.
— Еще один? — поинтересовался я.
— Sim! — последовал немедленный ответ на португальском. — Да!
Я заказал еще два «Талискера», потом повернулся к ней:
— Расскажите мне о Бразилии.
— О чем бы вы хотели услышать?
— О вашей семье.
Она откинулась на спинку стула, положив ногу на ногу.
— Мой отец — бразилец голубых кровей, представитель одной из старейших фамилий. Мама — японка во втором поколении.
В плавильном котле бразильского населения около двух миллионов этнических японцев — результат иммиграции, начавшейся в 1908 году, когда Бразилии требовались рабочие руки, а императорская Япония искала пути ассимиляции своей нации в различных частях мира.
— То есть вы научились японскому у нее?
Она кивнула:
— Японскому — у мамы, португальскому — у отца. Мама умерла, когда я была еще ребенком, и отец нанял няню-англичанку, чтобы я выучила еще и английский.
— Сколько вы уже в Японии?
— Три года.
— Все время в этом клубе?
Она покачала головой:
— В клубе год. Раньше я преподавала английский и португальский. Здесь, в Токио, по программе ЯОО.
ЯОО, или «Японский обмен и обучение», — финансируемая правительством программа, по которой иностранцы приглашаются в Японию, чтобы преподавать, в первую очередь свои родные языки. Судя потому, как средний японец владеет английским, у программы есть над чем работать.
— Вы научились так танцевать, преподавая иностранные языки? — спросил я.
Наоми рассмеялась:
— Я научилась танцевать, танцуя. Когда попала сюда год назад, я так стеснялась, что еле двигалась по сцене.
Я улыбнулся:
— Трудно представить.
— Правда. Я воспитывалась в очень приличном доме. И вообразить не могла, что займусь такими вещами, когда вырасту.
Подошла официантка и поставила на стол два хрустальных бокала с «Талискером» и два стакана с водой. Наоми, как истинный эксперт, капнула немного воды в виски, болтнула бокал один раз и поднесла к носу. Если бы она все еще работала в режиме хостессы, то подождала бы своей очереди и выпила после клиента. У нас прогресс.
— М-м-м-м, — замурлыкала она.
Мы чокнулись и выпили.
— О… — произнесла Наоми, закрыв глаза. — Как здорово!
Я улыбнулся.
— Как вы оказались здесь, в знаменитой на весь мир «Розе Дамаска»?
Она пожала плечами:
— Первые два года в Японии моя зарплата была около трех миллионов иен. Приходилось подрабатывать репетитором, чтобы получать хоть чуть больше. Один из моих студентов сказал, что знает людей, которые открывают клуб, где я смогу зарабатывать намного больше. И вот я здесь.
Три миллиона иен в год — около двадцати пяти тысяч долларов.
— Здесь, конечно, получше, — заметил я, осматриваясь по сторонам.
— Место хорошее. Большую часть денег мы получаем от приватных танцев «на коленях». Только танец, без касаний. Если хотите, могу станцевать для вас.
Танец на коленях — хлеб с маслом для ее экономики. И то, что Наоми предложила его в конце, — еще один хороший знак.
Я смотрел на нее. Она вправду симпатичная. Но я здесь по другому поводу.
— Может быть, позже. Пока мне очень приятно с вами разговаривать.
Наоми улыбнулась, по-видимому, польщенная. Я улыбнулся в ответ.
— Расскажите еще о своей семье.
Она сделала глоток «Талискера».
— У меня два старших брата. Оба женаты и работают в семейном бизнесе.
— Каком?
— Сельское хозяйство.
Связь с сельским хозяйством выглядела искусственно-неопределенной. Из того, что мне известно о Бразилии, это могло означать кофе, табак, сахар или их сочетание. Возможно, недвижимость. Я понял, что семья Наоми из обеспеченных, но она как-то очень сдержанна на сей счет.
— А чем занимаются женщины? — задал я следующий вопрос.
Она рассмеялась:
— Женщины изучают что-нибудь банальное в колледже, чтобы иметь приличное образование и уметь общаться на раутах, а потом выходят замуж в приличные семьи.
— Как я понимаю, вы решили сделать нечто противоположное.
— Я прошла этап колледжа — историю искусств. Но отец и братья рассчитывали, что после колледжа я выйду замуж, а я не захотела.
— И все же, почему Япония?
Наоми подняла глаза вверх и закусила губу.
— Глупо, конечно, но когда я слышу японскую речь, сразу представляю маму. Я уже начинала забывать японский, которому она научила меня еще в детстве. Это как будто теряешь часть самой себя.
На мгновение мне представился образ собственной матери. Она умерла, когда я был во Вьетнаме.
— Так и есть, — сказал я.
Некоторое время мы сидели молча.
Сейчас, подумал я.
— И как вам нравится работа здесь?
Наоми пожала плечами:
— Нормально. Время работы, конечно, безумное, зато и деньги хорошие.
— Администрация относится нормально?
Она еще раз пожала плечами:
— Нормально. Никто не заставляет тебя делать то, чего не хочешь.
— Что вы имеете в виду?
— Вы должны понимать. Иногда клиентам хочется большего, чем танец на коленях. Если клиент доволен, он приходит еще и оставляет хорошие деньги. То есть в заведениях, как наше, администрация может давить на девушек, чтобы те лучше угождали клиентам. Или делали кое-что еще.
