Михаил Рогожин - Билет в никуда
Шлоссер подъехал к низким воротам. При помощи пульта, не вылезая из машины, развел их в стороны и въехал на территорию фермы, больше напоминающей райский уголок. Вокруг было неестественно красиво. Создавалось впечатление, будто хозяева много дней трудились над тем, чтобы поразить гостей специально созданными декорациями. Посреди обширного двора стояла старинная отреставрированная железная тачка, в которой рос куст ромашек. Чуть дальше на каменных тумбах возвышались четырехгранники стеклянных фонарей под бронзовыми колпаками. У входа в дом, возле крыльца, замерли два мраморных ангелочка с восторженными личиками. Тут же находился большой белый овальный стол с пластиковыми креслами и шезлонгами под зонтом, шелестящем на ветру искусственной соломой.
Со звонким лаем к ним подлетели два щенка немецкой овчарки. Шлоссер наклонился к ним и, забыв о своих гостях, принялся ласкать.
– Мои пуки дорогие! Мои любимые! Соскучились по своему папе!
Курганов стоял чуть сзади, переминаясь с ноги на ногу, а Веня принялся исследовать конюшню, находящуюся в этом же дворе, и прилегающий к ней манеж, оборудованный по всем правилам международной выездки. Навстречу ему из конюшни, держа за узду гнедого красавца, вышла смуглая женщина в черном вязаном платье до пола и босоножках на каблуках. В ее гибкой фигуре, коротко остриженных черных кудрях было что-то от юноши. Она приветливо улыбнулась.
Веня обрадовался возможности проверить свой немецкий и принялся с восторгом говорить о красотах фермы.
– Ты тоже владеешь немецким? – оставив щенков, повернулся к Курганову Шлоссер.
– Да. А еще английским и испанским. Мы ведь до тюрьмы вместе с Веней учились в инязе.
– И не забыли? – с удивлением кивнул в сторону заливающегося соловьем Вениамина хозяин.
– Еще на первом этапе, когда мы были вместе, поклялись все годы отсидки штудировать языки.
Эдди тем временем, совсем очарованная Веней, подошла к Курганову и протянула руку. Конь остался стоять посреди двора с гордо закинутой головой.
– Хенри очень разнервничался. В стойло влетела ласточка и стала биться об оконное стекло. Такой писк устроила, что он стал шарахаться в стороны. Пусть проветрится. Идите в дом, а я его немного погоняю по кругу.
Внутри их встретил добротный деревенский быт. С полдесятка кошек бросились врассыпную с кухонного стола. Затявкал маленький пудель.
– Вам будет каждому по комнате. Прямо в них, за занавесками, – ванна и туалет. Раньше здесь вообще был гостиный двор. Мы решили не перестраивать. Очень удобно гостей расселять. А поужинаем в парадной зале. – Шлоссер распахнул дверь в большую, метров сорока комнату, обставленную деревянной резной мебелью. На полочках стояло множество статуэток, вазочек, искусственных цветов. В глубине, в окружении диванов, стоял большой телевизор и целая панель со всякой аудио– и видеотехникой.
– Вы, наверное, водку пьете? – спросил с нотками снисходительности хозяин дома.
– Веня – коньяк, а я чай, только желательно покрепче.
Ответ Курганова заставил адвоката более серьезно относиться к новым клиентам. Они разительно отличались от тех, с кем ему приходилось постоянно работать. Ни мата, ни пьянства, ни срочных вызовов девиц по телефону не предвиделось. Пожалуй, ребята действительно приехали не оттягиваться, а по конкретному делу.
– Садитесь, – предложил Шлоссер и сам уселся в низкое деревянное кресло, уложенное подушечками с вышитыми наволочками. Он смотрелся очень монументально и в ожидании момента, когда жена накроет на стол, не без гордости принялся рассказывать о себе. – Хочу вам объявить о моем непременном условии. Но прежде – немного истории. Я до сорока лет жил в Риге, и поскольку сам – парень деревенский, то имел много родственников и друзей, которым постоянно бескорыстно помогал. Народ в Союзе был ведь крайне юридически необразованный, и каждый бежал ко мне. Кто с квартирными делами, кто дарственную на машину оформлял, крестьяне из-за хуторов судились. Короче, Василий Карлович, как меня тогда звали, был незаменимым человеком. Я гордился тем, что могу помочь всем и каждому. Делал это безвозмездно. Максимум – ужин в ресторане «Рига» или где-нибудь в Юрмале. Там был хороший ресторанчик в Майори с удивительным названием «Кавказ». Так вот, когда у меня начались трения с советской властью, вдруг все те, кто осаждал меня просьбами, испарились. Некому было руку пожать. И тогда я подумал – за все то добро, которое я им сделал, даже намека на благодарность не оказалось. Наоборот, каждый постарался забыть, что знаком со мной. Поверьте моим преждевременным сединам, самое печальное на земле – разочаровываться в людях. Вот почему, оказавшись в Германии, я решил ни одного шага, ни одного поступка не совершать без оговоренных условий. На сегодняшний день любая, самая мелкая моя услуга стоит десять процентов от сделки. И не нужно мне никакой благодарности. Я – выполнил, вы – заплатили, а потом можете выйти за ворота фермы и на весь Брюнгсберг сказать – сволочь этот толстый Вилли Шлоссер. И не обижусь, потому что хорошее отношение ко мне не входит в договор, заключенный с клиентом. Это я сказал к тому, чтобы вы знали – никаких одолжений с моей стороны не будет. Готов для вас разбиться в лепешку. Но за десять процентов. И обмануть меня не пытайтесь. Не получится. Слишком уважают Шлоссера те, кто посоветовал обратиться ко мне. Они сами называют меня – «господин десять процентов».
– Мы согласны, – заверил его Веня.
– Только надо решить, от чего десять процентов, – возразил Курганов.
– От всего. Сколько у вас в кармане?
– Десять тысяч, – честно признались в один голос приятели.
– Отлично. Тысячу кладите на стол – и начнем разговаривать.
Курганов взглянул на Вениамина, тот прикрыл глаза в знак согласия, после чего вытащил пачку долларов, отсчитал тысячу и положил перед Шлоссером.
– А какой предполагается доход? – спросил адвокат, даже не поблагодарив за упавшие с неба деньги.
– Полмиллиона…
– В марках?
– В долларах.
– О, тогда я за любую потеху.
В комнату с серебряным подносом в руках вошла Эдди. На блюде лежал запеченный в духовке свиной окорок. К нему она подала много всяких соусов и салат из огурцов со шпинатом.
Шлоссер выставил бутылку французского коньяка, себе налил пива и отправил Эдди готовить чай для Курганова.
– Поверьте мне, ребятки, интересующая вас дама – не простой орешек. Вам известно, чья она жена?
– Какая разница? – скривился Курганов.
– Чья бы ни была, а возвращать деньги придется, – добавил Веня.
– Это конечно, тем более в них – моя доля, – согласился адвокат. – Но знать все-таки стоит. Ее муж – один из главных гэбэшников России. То, что она шастает по Европе, совсем не означает, что ее можно взять голыми руками. Наверняка при ней охрана.
– Она вылетела вдвоем с подружкой играть в Монте-Карло. Телохранитель остался в Москве, – объяснил Веня, закуривая сигару и с наслаждением потягивая коньяк.
– О, только не учите меня насчет подобных дам. За ней следит по меньшей мере целый штат сотрудников. И стучат на нее муженьку, и охраняют одновременно. Поэтому, коль уж вы всерьез беретесь за это дело, оружие придется покупать. Вы какой калибр предпочитаете?
Возникшая пауза красноречиво засвидетельствовала, что ни Курганов, ни Веня никогда не стреляли из пистолета.
– Понятно, – заключил Шлоссер. – Придется с вами в тир походить. Ее ребята стреляют на звук. И второе. Я уверен, что она появится в Каннах на открытии кинофестиваля. Лучше всего мотануть туда…
Эдди принесла чай, и деловой разговор оборвался, уступив место потрясающе сочной свинине.
Вечно спешащие москвичи, с трудом проталкивающиеся сквозь ряды лоточников и торгующих пенсионеров к входу в метро «Кузнецкий мост», ошарашенно глазели на то, как в арку, нимало не заботясь о пешеходах, медленно и уверенно въезжали «мерседесы-600». Со стороны казалось, что в Дом работников искусств пожаловали самые респектабельные и богатые представители российской культуры.
Некоторые любители поглазеть на знаменитостей останавливались и с любопытством всматривались в людей, выходящих из роскошных машин. Однако ничего ценного они не увидели, так как были быстро оттеснены крепкими ребятишками в костюмах с оттопыривающимися бортами, за которыми только слепой не угадал бы пистолеты.
В Дом важно и степенно входили гости. Не задерживаясь в вестибюле, они направлялись в старую часть здания, поставленного на реставрацию, туда, где в уютной каминной зале их ждал Цунами.
Это не была очередная сходка подобно тем, о которых взахлеб рассказывают газеты. Наиболее влиятельные «авторитеты» преступного мира решили обсудить назревшие вопросы в своем тесном кругу. Инициатором был всеми уважаемый вор в законе, ученик легендарного Бриллианта, Унгури. Ему одному удалось дожить до семидесяти лет и не потерять ни жизнь, ни влияние. Он приехал первым. В строгом черном костюме, с платочком в нагрудном кармане. Величественная седая голова была вдавлена в сутулые плечи, из-за чего Унгури редко поворачивал ее в стороны. Предпочитал смотреть только перед собой и даже беседовал, не глядя на собеседников. Его четверо телохранителей расположились в коридоре, ведущем в каминную. Унгури лет сорок в Москве держал Центральный рынок и с началом перестройки резко расширил свое влияние. Но был человеком старой закваски. Не лез в политику, не считал правильным заниматься собственным бизнесом. Любил сравнивать себя с огородником, в задачу которого входит поддержание порядка на своих грядках. Что и как на них растет – не важно, главное, вовремя заниматься прополкой, чтобы не завелись сорняки. Руководствуясь избранной тактикой, Унгури практически не сталкивался с правоохранительными органами. Это они частенько искали с ним контакты. Но он никогда не протягивал руку ментам и не решал с их помощью конфликты с конкурентами.
