Андрей Молчанов - Главное управление
Сел в кабинете, начал подписывать бумаги, принимать народ, раздумывая, что у меня в холодильнике к ужину и стоит ли навестить после работы магазин, ведь теперь я одинокий волк…
И слезно, несмотря на кураж мой волевой, подступало то и дело к горлу отчаяние и обида, хотя не на Ольгу решил я обиды вешать, а исключительно на себя, ибо сам виноват, что не удержал рядом эту ослепительную, пусть капризную и взбалмошную, женщину, отраду жизни моей… Теперь, наверное, прошедшей. Ибо – какая жизнь без любви? А тем паче зрелой, являющей твой смысл и – безвозвратно утраченной?
Я был подобен разрушенному, изувеченному разрывом снаряда танку, где маялся оглушенный, залитый кровью экипаж моего естества, стремящийся спасти и себя, и боевую машину, еще остававшуюся на ходу, но должную либо идти в слепую атаку, либо на отступные позиции.
И я холодно и отстраненно уяснил: не стоит копаться в нанесенной мне ране. Я обязан подавить в себе любое подступающее воспоминание о ней. Хотя бы до поры.
Ибо теперь предстояло сыграть в игру, требующую воли, собранности, точного расчета и хладнокровия. И любые сторонние эмоции могли сослужить мне дурную службу.
Все. Отныне и до поры я всего лишь бездушный механизм, машина.
На страсти, бушующие в конторе, отныне мне было откровенно и насмешливо наплевать, и я рассматривал толчею, царившую в ее стенах, подобно возне насекомых в стеклянном лабораторном ящике. Теперь мной руководила инерция должности, служебные рефлексы, холодное любопытство к происходящему и зыбкая надежда на внезапные перемены к лучшему, хотя разумом осознавал их невозможность и тщету.
Увольнения среди начальников подчиненных мне отделов следовали день ото дня. Под нож попал и Баранов, зашедший на прощание пожать мне руку. Сказал кратко:
– С тобой у них тоже не заржавеет… Но будем по жизни держаться вместе. Она ведь не кончилась…
– Эта – кончилась, – сказал я. – Наступает другая. И кто знает, может, оно к лучшему…
– Пленочку желаешь послушать? – криво усмехнулся он. – По случаю досталась… Ребята из ФСБ подкатили, я скопировал ненароком… Разговор Есина с товарищем из Администрации.
Я прижал пористый шарик динамика к уху.
«– Но вы же сказали, что урегулируете вопрос, – ударил в сознание взволнованный голос Есина. – В том смысле, что я остаюсь в прежнем качестве, и…
– Мы не можем прямо влиять на решения друзей президента, – отчеканил суровый голос его неведомого собеседника.
Здесь, конечно же, подразумевался Кастрыкин.
– Но если ничего не состоялось – верните…
– Что вам вернуть?
– Две единицы…
Я понял: два миллиона долларов. Очередных. Прежние сработали, эти – нет.
– Послушайте, – устало откликнулся высокопоставленный голос. – Милейший… Вы когда лотерейный билет покупаете, и тот не выигрывает, просите возместить его стоимость?
– Ничего себе – постановка вопроса… – промямлил Есин.
– Да вы не переживайте, в случае чего о вашем трудоустройстве мы позаботимся…
«В случае чего» случилось спустя несколько часов после нашего расставания с Барановым.
Задача питерских с изжитием Есина из конторы решилась в этот же день. Просто и незамысловато. Как я узнал, через связи Тарасова Акимов вышел на нашего куратора из ФСБ, грубо придавил его авторитетом Кастрыкина и нашего завхоза из ПВО, и куратор послушно подготовил необходимую справку убийственного содержания. После чего Евграфьев вызвал Есина к себе в кабинет, вежливо ему справочку предъявил, озвучил мнение высшего руководства, трусливо избегающего очных конфронтаций, о невозможности дальнейшей работы с сотрудниками, морально разложенными коррупцией и стремлением к наживе, а далее вручил Есину чистый лист для написания рапорта об увольнении…
Естественно, пообещав в случае отказа служебное расследование и вероятный уголовный вердикт.
И Есин сдался.
Пустой алкоголик, напыщенный идиот, и края ногтя Есина не стоивший, без опыта, корней и истории, играючи свалил с копыт динозавра. Дубиной вверенной ему власти.
Однако ко всему происходящему не то что в конторе, но и в стране я уже относился с тупым равнодушием – будь что будет!
Опера занимались своими делишками, с фантазией отписывались за свои служебные рвения, понимая, что в существующей неразберихе никому не до них, ибо в управлении царили безысходность, лень, развал и раздрай, неверие ни во что, атмосфера финала.
Последние профессионалы, разочарованные, угрюмые, не видящие никакого смысла в своем пребывании в тени вельможных игрищ и наносных инициатив, уходили кто куда. Лишь бы подальше от никчемности существования нашего ведомства, ставшего загоном для питерских перемещенцев, должных осваивать, оттолкнувшись от него, как от стартовой площадки, иные властные дали.
Поток же гостей с Северо-Запада, навещавших наше учреждение с целью внедрения на ту или иную должность, либо с намерением дружеских визитов к землякам, не иссякал круглосуточно, тем более нынешний технический лидер конторы Евграфьев уже жил в своем кабинете, то бишь в смежной с ним комнате отдыха, где имелись все удобства, откровенно пренебрегая выделенным ему гостиничным номером.
Туда наведывались шумные компании его старинных дружков, там пелись под гитару романсы и бардовские песни – это в наших-то стенах карательного ведомства! – там же одновременно решалась судьба этого ведомства, неотвратимо погибающего.
Кому было выгодно развалить контору? Ворам в законе? Жуликам от власти, повязанным с криминалом? Или все происходило благодаря дурости пришельцев, ослепленных своими карьерными возможностями, но ничего не понимающих в специфике службы и в ее задачах?
Ситуация ассоциировалась у меня со сменой профессионального состава врачей в серьезной клинике, на чьи места пришли обезьяны из джунглей, облачившиеся в белые халаты и всерьез решившие улучшить качество обеспечения населения медицинской помощью.
Обезьяны полагали, что милицией может руководить любой и каждый. Впрочем, каждый пятый в нашей стране разбирается в медицине, способен писать романы, думая, что книга о его судьбе станет литературным памятником, а уж от подсчета знатоков политики, видящих себя президентом страны, заклинит любой калькулятор.
Но житейские и служебные парадоксы в управлении продолжались между тем нескончаемой чередой.
Пройти в бывший оплот ведомства, перед которым трепетали все бандиты и воры, теперь стало проще простого, на проходной лишь стоило заявить: да мы с Питера… К Евграфьеву.
И прапор мгновенно и услужливо открывал турникет.
Наш завхоз давал жару всем! Даже, невзирая на свой статус мирного хозяйственника, предписал дежурной части при его появлении после редкой отлучки докладывать ему обо всех случившихся происшествиях непосредственно у порога, что не могло прийти в голову даже усердствующему в придирках Решетову.
Что поделаешь, закалка войск ПВО…
В итоге была произведена смена всех начальников отделов как в моем департаменте, так и в княжестве Есина. На прежней должности остался лишь один персонаж. И только благодаря тому, что фамилия его была… Питерский!
Смех, да и только. Но, увы, горький.
А тут, как назло, мои бойцы в очередной раз натворили дел: спровоцировали вооруженный налет бандитов на кассу в коммерческом офисе, внедрившись в шайку, но это ладно, это в порядке вещей. Однако при задержании грабителей, дабы получить орден, старший группы под служебную видеозапись грудью пал на брошенную преступниками гранату, как бы спасая от гибели подчиненных. Граната не разорвалась, случилась осечка, но поступок офицера заслуживал определенной оценки руководства. И заслужил бы, озарившись серебром почетного ордена, если бы не выплыла истина: граната была муляжом, накрыл он ее своим телом неубедительно, а потому решил повторить свой подвиг в кадре; расставил вновь по местам действующих лиц, свое геройство повторил, но запись всех дублей попала в управление собственной безопасности, и меня вызвали на ковер к Кастрыкину.
Когда я приближался к дверям приемной, застал выходящего из ее двери главу нашего антитеррористического центра, явно угнетенного только что состоявшейся нахлобучкой.
Обменялись равнодушными рукопожатиями.
– В каком настроении наш вожак? – осведомился я.
– В настроении патологического идиота! – скрипнул зубами начальник антитеррористической службы. – Полчаса возил меня мордой по паркету. Знаешь, за что? Почему, дескать, я не предотвратил вчерашний взрыв бомбы на вещевом рынке?! Я ему: я не Господь Бог, чтобы все ведать, к тому же существует ФСБ, это их клиенты… А он мне: тогда зачем нужны вы?
– Для заполнения кадровой сетки, – сказал я бездушно. И – пошел получать свое.
