Валериан Скворцов - Укради у мертвого смерть
— Давай закажем кофе?
В бангкокских супных, забегаловках и ресторанчиках под этим напитком имели в виду пойло, на две трети состоящее из сгущенного молока и сахара и на треть — из декофеированного кофейного порошка. Если спросить черный, то сгущенка с сахаром уступала в той же пропорции порошку, оседавшему на языке.
— Один, для тебя, — сказал Бэзил.
Интересно, писала бы дважды в неделю под диктовку друзей письма в тюрьму Рита? Или жена, пока не вышла за нового мужа? Слава Богу, до этого еще не доходило. Рита вообще против разлук. А бывшая жена заняла бы принципиальную позицию. Какую именно? Принципиальную. Большего не скажешь. И меньшего тоже. Ни добавить, ни прибавить. Может, в отношении нового мужа она этого не делает. Дай ей Бог. И глядя, как Ват оловянной ложечкой поддевает густое варево, именуемое в Бангкоке кофе, Бэзил почувствовал, что хотел бы сделать для этого парня что-нибудь большее, больше, чем просто пожелать удачи, даже большой, помолиться кому-нибудь, что ли...
— Пока ты тянешь кофе, — сказал он, — закажу-ка «кхао пхат».
— Два, — сказал Ват по-тайски.
Куски буйволятины, крабов, свинины, лука, яиц в рассыпчатом рисе источали острый аромат, перемешивавшийся с другим, поднявшимся от жаровни с решеткой. На ней коптились «ларб пладук ярнг» — рыба, называющаяся кошачьей, с желтыми травами, заказанная клиентом в салатовом сафари. С запястья любителя копченостей свисала тяжелая сумочка.
— Не будем спешить, — сказал Ват. — Дадим тому человеку не давясь доесть все, что он заказал. Отлично будет, если он выкурит и сигарету. Сдвинемся раньше, оторвем его от удовольствия за казенный счет и заставим тащиться за мной по жаре. Тогда возникнет злобный отчет. Поев же, проникнется благодушным настроением... Таковы правила игры... Если я ему дам двести батов и пообещаю вечером сообщить, где побывал за день, он отстанет вообще... Знаешь, мы — все тайцы, зачем враждовать между собой? Но у меня нет такой суммы.
— Я бы нашел... Но не будем вводить в искушение блюстителя законов страны пребывания или, тем более, пытаться нарушать их, — сказал Бэзил. Машинально отметил, что хохотнул, как это сделал бы любой таец, прикрывая шуткой серьезные вещи.
В заречье опять запустили ракеты. На этот раз пять — одну за другой.
— Праздник там, что ли? — спросил Бэзил, обрадовавшись, что можно связать оборвавшуюся нить разговора.
— Кто знает... Может, у кого в очередной раз победила любимая рыбка. Вот и заказал пальбу...
— Но сегодня не воскресенье, только суббота.
— Подлинные болельщики рыбьих боев с днями недели не считаются.
Ват ждал главного вопроса. Бэзил сказал:
— Поговорим о деле?
— Цифры можно найти в печати. Я подправлю их для тебя. Но не планируй драматических описаний классовых битв, как их представляли недавно. Все сложнее. Постарайся слушать меня, будто ты ничего не знаешь об этой стране. Будто в первый раз у нас. И в первый раз пишешь о том, чего хотят работяги, кто они здесь такие и о чем помышляют, если помышляют...
— Это трудно?
— Ты постарайся...
Бэзил достал синюю пачку «Житан», купленную утром в гостинице. Самыми дорогими вещами в Бангкоке были французские, включая газеты.
Хозяин супной, не спрашивая, принес высокие стаканы с кокосовым соком, из которых грудились с верхом засыпанные куски серого льда. Пожалуй, как расстанусь с Ватом, выпью «Мекхонга» для дезинфекции, подумал Бэзил.
— Ежегодно, — сказал Ват, — сто тысяч человек в стране теряют работу. Одновременно семьсот тысяч молодых людей появляются на рынке рабочих рук. Цифры определены профсоюзами, выводят эти цифры профсоюзные клерки, а клерки во всех странах есть клерки — их не жалованье, а должность кормит. Клерки называют цифру безработных в триста пятьдесят тысяч человек из двадцати трех миллионов занятых... Однако поднимать вокруг этого шум — все равно, что... э-э-э.... потеряв голову, плакать по шапке...
Вату доставила удовольствие улыбка Бэзила. Он испытывал теплоту к этому московскому азиатцу. И доверие. Но Бэзил не должен был об этом догадываться. Это ему бы повредило, считал таец. В журналистской работе, если ею заниматься серьезно, нельзя расслабляться. И потом: теплота да еще доверие — это далеко от деловых взаимоотношений, от дела. А оба занимались делом, да еще таким, как политическая журналистика, в прагматической и расчетливой, чтящей прежде всего силу и материальные интересы, а не принципы, части света. Дальний Восток... Разве он дальний для Вата, да и для Бэзила? Почему бы не быть Дальней Европе? Откуда смотреть... Годы требовались, чтобы пересечь евроазиатский материк на лошадях и верблюдах, месяцы или недели на чайных клиперах, затем теплоходах, часы, не больше суток, во всяком случае — на самолете. Отношения многократно расширялись и ускорялись, а что узнали европейцы об азиатцах, азиатцы — об европейцах? Так ли заметно взаимопроникались образы жизни и склад ума тех и других? Ват растерялся, услышав рассуждения преподавателей в Киеве об эпохе великих географических открытий. Великих для кого? Португальцы и испанцы выползли словно насекомые из щели за пределы Европы, крохотного полуострова в масштабах огромного евроазиатского материка, и потянулись на Восток, где о них и до этого достаточно знали, кроме, может быть, их удивительных достижений в технологии массового человеческого поражения, именуемой артиллерией. Ездил Ват домой и через Пекин, слушал в университете Синьхуа в Куньмине профессоров, излагавших иную точку зрения на историю. Слова «дальняя Европа» не произносились, но — подразумевались. Дальние варвары населяли дальние окраины великого срединного государства, ближе жили — ближние...
Бэзил употреблял общепринятые понятия — Европа, Азия, Дальний Восток, но не считал ни один народ вправе смотреть на себя как живущий в центре Вселенной, дальше или ближе. Бэзил подавал пример, считал Ват, и пример тем более достойный, если учесть загребущий интернационализм хозяев его московского режима. Земля для него действительно представлялась круглой. Для Кхуна — нет, еще нет, пока нет, в течение какого-то ближайшего будущего, возможно, нет... А почему, он и хотел бы объяснить читателям. Но в последние десять лет радио, телевидение и газеты столько всего всем объяснили, что каждую строчку, чтобы сделать ее настоящей, приходилось писать чуть ли не кровью.
— Чего примолк? — спросил Бэзил.
— Я хочу сказать, что для этой страны пока еще нет проблемы трехсот пятидесяти тысяч безработных. Это не срочно. Скажем, слишком прогрессивно заниматься ими. Есть два миллиона малолетних, которые по четырнадцать часов вкалывают на мелких предприятиях. Они и содержат безработных родителей, которым в большинстве случаев наплевать на судьбу детей... Говорит ли кто на бесконечных профсоюзных посиделках об этом? Так же, как о женском труде? Политиканы понимают это... Всмотрись в досье деятелей, которые особенно активно выступают за создание партии труда. Для них такая партия станет просто ступенькой наверх, специально втиснутой среди прочих таких же ступенек политической лестницы, ведущей в верхи. А что реально переменится в положении работяг — малых и старых? Или даже иначе: обещает ли это кому-либо хоть ничтожное облегчение?
—- Потому ты и назвал свои репортажи «Сиам без близнецов»? Получилось: ты защищаешь детей?
— Мне рано что-либо защищать в этой стране, кроме национального достоинства... За полвека сменилось сорок четыре правительства и произошло четырнадцать удавшихся и неудавшихся военных переворотов. Гражданская администрация находилась у власти одиннадцать лет, военная — тридцать девять. Скоро очередные выборы. Избирательная кампания началась с двух убийств... Такса за каждый голос уже объявлена — сорок батов...
— Но нельзя исключать и того, что партия труда станет демократическим элементом?
— Она станет при тех людях, которые про нее шумят, за ничтожным, может, исключением, тем элементом, который, как бильярдный шар в лузу, уложат в систему одним ударом. Уложат неподвижно. Плотно.
— Военные уложат твой шар?
— Не совсем... В деревне ты видел: крестьянин нарабатывает столько, сколько необходимо для расчета с долгами и на пропитание. Попадая в город, таец становится чиновником, но действует аналогично. Держит в руках должность, монополизирует посты, коллекционирует правительственные медали, и тем кормиться справедливо, с его точки зрения, полагая, что так — от века. В политических партиях и группах тот же психологический климат... Он всеми способами поддерживается компрадорскими кругами, состоящими в большинстве из китайцев, взявших тайские имена. Кроме собственной финансовой мощи, на их стороне — связи с иностранными корпорациями...
![Росс Томас - Смерть в Сингапуре [сборник]](/uploads/posts/books/13740/13740.jpg)
