Андрей Воронин - Бриллиант для Слепого
От неожиданности Никита даже растерялся. Никогда прежде мужчины не трепали его по щеке. «Педик, что ли?» — подумал он. Но в этом жесте не было ничего эротического, лишь снисхождение к человеку, находящемуся на несколько ступеней ниже по социальной лестнице.
— "Боже, царя храни" сыграть можешь? — спросил незнакомец.
Такой заказ Фагот получил впервые. Его репертуар мог удовлетворить любой вкус, приходилось играть всякие произведения — и тюремный фольклор, и афганские песни, и патриотические произведения советских времен.
Для профессионала, к коим себя причислял Фагот, очень важно суметь достойно принять вызов. Для музыканта, играющего на заказ, не должно существовать незнакомых мелодий. Фагот знал на память многое, не только классический и эстрадный репертуар, но и, как минимум, по одной народной песне каждого народа, населяющего бывший Советский Союз. Однако просьба незнакомца оказалась для него полной неожиданностью.
— Ну можешь или нет? — строго спросил мужчина с подкрученными усами.
Фагот играл «Боже, царя храни» всего один раз в жизни, когда учился в музыкальной школе. Достал ноты и ради прикола исполнил, чтобы позлить директора — махрового коммуниста, бывшего духовика из военного оркестра, пришедшего руководить музыкальной школой по партийной рекомендации.
— Могу, — ответил Никита. Вызов был принят, хотя он помнил только начало гимна. — Слов не вспомню. Если вы подпоете...
— Я спою.
Фагот коснулся клавиш. Усатый одобрительно закивал, затем вытянулся во фрунт, вскинул голову и запел чистым низким голосом: «Боже, царя храни». Пел он правильно, со знанием дела, но как-то противоестественно воодушевленно. У Фагота даже мурашки по телу побежали, показалось, будто он вернулся на сто лет назад, когда слова «стяг», «фанфары», «отечество», «государь-император» еще не были пустым звуком.
Прохожие нервно озирались по сторонам, заслышав зычный голос усатого, исполнявшего давно забытые слова царского гимна.
Тихон, так и не купивший цветы, уже стоял рядом. Губы его кривились в ехидной улыбке. Когда мужчина кончил петь, вор истово зааплодировал и крикнул:
— Браво! Мужчина удостоил его презрительным взглядом и произнес:
— В вашем возрасте, сударь, следует знать, что гимну не аплодируют.
Затем раскрыл портмоне и положил в футляр сотенную российскую бумажку. Чувствовалось, для него это деньги, не фантик. «Пустышка. К нему в карман лезть не стоит», — подумал Тихон.
Усатый, заплатив за игру, медленно пошел дальше. Спину держал все так же прямо, плечи развернуты, при каждом шаге он легонько ударял себя сложенными кожаными перчатками по бедру.
— Идет, как на коне скачет, — прошептал Тихон Фаготу. — Сворачивайся. Больше двух бумажников я в одном месте не ловлю. Идем на транспорт, кажется, у меня сегодня фартовый день.
Возражать Тихону Фагот не привык. Сложив в футляр инструменты, он подошел к цветочному киоску.
— Если кто искать меня станет, скажи, что я сюда уже не вернусь, пусть вечером дома меня ищут, — сказал Фагот цветочнице.
Фагот вышел из перехода на улицу. Тихон терпеливо ждал его, прислонившись плечом к щиту с планом города. Когда Никита и Тихон отошли на полквартала, вор предложил музыканту присесть на каменный парапет здания.
— Толстяк оказался набит не так уж плотно, как я думал, — сказал Тихон, глядя перед собой.
— Одни рубли? — без особого интереса спросил Никита.
— Нет, и баксы тоже. Их я сразу приметил, но только края купюр, номиналов не рассмотрел. Нормальные люди баксы сотенными бумажками носят, в крайнем случае, пятидесятками, а он, фраер дешевый, всю наличность купюрами по десять баксов таскает.
— Может, с ним такими деньгами за работу расплачиваются?
— Если бы! — рассмеялся Тихон. — Он не сантехник, не массажист, не минетчица с большой дороги, чтобы ему десятки совали. Мужик бизнесом занимается, а на десятки специально разменял, чтобы с другими расплачиваться. Шлюха, которой он цветы покупал...
— Почему шлюха? — удивился Фагот.
— На него ни одна нормальная баба не позарится. Так вот, шлюха на нем не сильно поднимется, в лучшем случае он ей червонец отстегнет, да и то, с таким видом, будто штуку подарил.
— Сегодня у нее вообще облом будет, — напомнил Фагот, — платить мужику нечем.
— Держи свою долю, — Тихон вложил в ладонь Никите сложенные вчетверо купюры, — как-никак, работали мы вместе.
— Толстяк не музыку слушать приходил, — заметил Фагот, — его ни одна мелодия не прошибет. С такой мордой человек восприимчив только к выпивке, жрачке и трахне. Так что моей заслуги в деньгах нет. Тихон еле заставил Фагота взять деньги.
— Я никак не могу понять, — удивлялся Никита, — почему вы, до сих пор по метро, трамваям, переходам помышляете? Вы же блатной в авторитете, ходок на зону за вашими плечами немало, деньгами при желании можете ворочать огромными. Я даже не знаю, не могу предположить, сколько их у вас?
— Много, — скромно заметил Тихон и тут же добавил: — Ты, между прочим, тоже не бедствуешь, и не музыка тебя кормит,
— Я должен играть.
— Почему? — быстро спросил Тихон. Фагот задумался.
— Это то, что я умею делать лучше всего.
— То-то и оно, — засмеялся карманник. — Ты заточен под музыку, она — твоя жизнь, а все остальное прилагается.
— А вы заточены под щипачество?
— Именно, — Тихон вскинул указательный палец, — таким я уродился, таким и умру. Я одиночка. Медведь-шатун. Смысл моей жизни в этом. Тебе наверняка хотелось изменить свою жизнь? Плюнуть на все, завязать с прошлым? Не получается, — прошептал вор, — жизнь свою мы уже сделали.
— Вам она нравится?
— Почти во всем, — улыбнулся Тихон.
— А кем я могу стать, если забыть о музыке?
— Из тебя получился бы неплохой взломщик сейфов. С твоим идеальным слухом ты бы мог различить любой щелчок в механизме замка, но твое призвание в другом. Из тебя получился неплохой ассистент карманника. Ты хороший ученик, Никита, а каждый хороший ученик, в конце концов, превзойдет учителя.
— Что вам не нравится в моей жизни?
— Честно? — Тихон положил ладонь на плечо Никите.
— Насколько это возможно.
— Мне не нравится твое отношение к женщинам. Я имею в виду приличных женщин, а не торговок из киосков. Ты влюбился в студентку из хорошей семьи, она каждый день проходит вдоль торговых рядов. Думаешь, я не понимаю, что вы несколько раз уже были вместе. А любить нельзя — это слишком дорогое удовольствие. Запомни — близость с любимой, в результате, стоит всегда больше, чем ночь с самой дорогой проституткой. Учись экономить деньги.
— Любовь придает силы, — тут же возразил Фагот.
— Любовь! — пафосно произнес вор. — Женщины! Они тебя и сгубят. Ты не умеешь любить. Я вижу тебя насквозь. Ты боишься потерять любимую женщину больше, чем она боится потерять тебя. Никита задумался.
— Может быть, вы правы.
— Тысячу раз прав. Сколько блатных сгорело на бабах — не счесть! А знаменитостей, политиков! Хочешь знать, Никита, что самое главное, чего я достиг в жизни, а?
— Вы гениальный вор, — неуверенно ответил Фагот.
— Нет, — глаза Тихона засверкали. — Я независим, я свободен! Я плевать хотел на государство, власть, ментов, на общественное мнение. Когда я был таким же, как ты, думал, что люблю и живу ради любви. Это Никита, стоило, мне первой ходки. Сдала она меня, — черты лица Тихона заострились, взгляд сделался жестким. Он сцепил пальцы так, что они хрустнули. — Но я не жалею об этом. Она оказалась обыкновенной сучкой, ментовской сучкой, подсадной. Если бы не она, меня бы не взяли.
— Что с ней стало? — тихо спросил Фагот.
— Ты думаешь, я ее грохнул, когда вышел? Нет, тут я слабину дал.
— Неужели больше ее никогда не видели?
— Встретились. Подкараулил я ее в подъезде, даже нож с собой прихватил. А когда увидел, старое всколыхнулось. Она клянчить стала, чтоб я ее живой оставил, все ушло, противно сделалось. Она даже себя мне предлагала тут же на лестнице, в любом положении. Живи, — сказал, — и ушел.
— Моя девушка не такая, — произнес Фагот.
— Конечно, хорошая, правильная. Это меня и беспокоит. Мне с моей бабой повезло, дрянью оказалось. Твоя «честная» да «правильная» тебя до добра не доведет, — не очень логично закончил Тихон, звонко хлопнул ладонью по колену и весело воскликнул: — А теперь, Никита, за дело.
— Чую, день у меня фартовый, — шептал Тихон на троллейбусной остановке. — Это, как карты, сами в руки идут, и захочешь проиграть, а не проиграешь.
Тихон, по мнению Фагота, превзошел сегодня самого себя. Он не покидал транспорт пустым, даже за одну остановку успевал «позаимствовать» чужой бумажник и опустошить его.
— Вы уже сегодня десятый кошелек вытаскиваете, — изумился Фагот, когда они вновь оказались на остановке. Тихон вздохнул:
