Ева Никольская - Моя темная «половина»
Жив или..?
Думать о плохом не хотелось. Зато мстить — очень даже! За любимого мужчину, за себя, за Кей-Кули и ее дочку, за все что угодно, лишь бы виновные поплатились. Ведь мы им ничего не сделали, просто пришли сюда, а они… твар-р-р-ри! Ярость — отличный стимул для действий, а драконий коготь, как выяснилось, прекрасное разрушительное средство. Мне не пришлось ломать чары с помощью вампирского дара, я банально разодрала магическое плетение руками, которые покрылись кристаллической коркой, будто перчатками. И, выбравшись из невидимой клетки, отпустила на охоту беснующуюся тьму.
Из воздуха теперь выпадали не гуманоиды, а мумии. Высушенные, выпитые и абсолютно безжизненные. Но мне было мало, я хотела добраться до хозяев этих молчаливых марионеток.
— Цип-цип-цип, мои хорошие? — мрачно позвала их, все больше входя в образ вселенского зла.
Но на призыв откликнулись не мерзкие карлики, а все те же недобитые валуны, которые снова взмыли вверх и… посыпались на меня. Вот только спасительного купола надо мной больше не было. Зажмурившись, я приготовилась к быстрой и болезненной смерти.
Секунда, две, три…
Либо смерть оказалась на редкость гуманной, либо… я по-прежнему жива. Медленно открыв глаза, увидела серебристые искры, кружащие над моей головой, а над ними стремительно рассыпающиеся на части камни. Какая знакомая магия… вот только ее создателя по-прежнему не было видно. Неужели все-таки слетел с обрыва?
— Опять этот маг жизни! — раздался возмущенный голосок Риссэ.
— Нечего было с ним играть! — раздраженно рявкнул Тиаро.
— Вот уж-ш-ш точно, — зашипела я, обнаружив обе незримые цели за грудой валунов. И уже почти дотянулась до этих световых клякс, чем-то похожих на негатив моего теневого тела, как из-за камней вышла смутно знакомая девушка с голубыми волосами и, растерянно хлопая ресницами, спросила:
— А что здесь происходит?
Память очень вовремя подкинула картинку из прошлого и, не менее растерянно глядя на моэру, я прошептала:
— Ырли?
— Э-э-э… сейлин? — тоже перейдя на шепот, уточнила она. — Как-то здесь жутко, надо выбираться. Ты одна?
— Я, — тьма колебалась, тьма колыхалась, тьма развевалась, словно крылья за моей спиной, и я бы с радостью взлетела, но… тьма не давала мне возможности летать. Зато она позволяла исследовать энергетический силуэт собеседницы, в который, словно инородный отросток, вцепилась чья-то ненормально-длинная «лапа». — Я одна, да! — крикнула, разозлившись с новой силой и «впилась» в эту чертову конечность. — И меня одной на вас всех хватит!
Детский визг стал мне желанной наградой. Никогда не думала, что могу осознанно быть такой жестокой. Но жалости к этим мелким тварям, устроившим нам засаду, я не испытывала. Только злость, негодование, презрение и что-то еще… такое же темное, как клубящийся вокруг меня туман. Хотелось крушить, ломать, пить жизнь и сметать все на своем пути, наслаждаясь этим хаосом.
Освобожденная от чужого контроля Ырли, упала без чувств наземь, но я видела, что она жива. Равнодушно перешагнув через нее, я двинулась по краю обрыва к мелким гадам. А те, растеряв все свое войско, начали шустро выстраивать магическую защиту, но… не успели. Моя тьма добралась до них, проскользнув между незаконченными плетениями, окутала тугими кольцами, присосалась к яркому свету и…
— Мама! — срывающийся на хрип голосок, словно ушат ледяной воды, отрезвил мою затуманенную ненавистью голову.
Дети (а это были именно дети, а не нарисованные моим воображением монстры!) больше не прятались под чарами, не отбивались и даже не дергались, у них просто не было на подобные действия сил. Мальчик лежал на камнях, бледный и с закрытыми глазами, а золотой свет, сжавшийся до размеров крохотного солнышка, лихорадочно бился в его груди. Девочка же, в теле которой энергии было больше, стояла, опираясь на камень и беззвучно шевелила губами. Белокожая голубоглазая малышка лет шести… Аше-ара с четырьмя едва различимыми световыми щупальцами, которые безжизненными плетями обвисли вдоль ее хрупкого тельца.
— Мама? — слабым голосом повторила Риссэ, начиная заваливаться на камни рядом с братом.
Проклятье! Это же моя дочь, моя девочка… моя!!! Что же я за чудовище такое бессердечное?!
Резко втянув в себя защитный панцирь когтя и разбушевавшуюся тьму, я кинулась к малышке, но наступила на подвернувшийся под ногу камень, потеряла равновесие и, нелепо взмахнув руками, полетела в пропасть. Последнее, что увидела перед падением — это испуганное личико Древней девочки и… черный силуэт спикировавшего со скалы киприна.
* * *Темнота… Она была повсюду — внутри меня, вокруг. Ничего кроме мрака и моего тела, зависшего в нем, как в невесомости. Лишь то, что я слышала звук собственного дыхания, позволяло отбросить мысль о переходе в мир иной. Но, если это не он, то что?
Я отчетливо помнила, как падала в пропасть, как промелькнуло в голове абсурдное в такой момент сожаление, что в храме Древних мне так и не побывать. И как буквально в метре от каменной глади проступившего сквозь туман моста меня резко дернуло вверх, перевернуло лицом вниз и распластало на незримой, но плотной, словно надувной матрас, преграде. Тело внезапно онемело, руки и ноги вывернуло, но онемевшие мышцы не чувствовали дискомфорта. Я вообще ничего не чувствовала!
Гладкая поверхность моста, казавшаяся вытесанной из единого куска породы, пошла мелкими причудливыми трещинами. Одна за другой в воздух поднимались разномастные шестеренки — большие и маленькие, с крупными и совсем мелкими зубцами. Наконец они выстроились в единую схему, похожую на часовой механизм. Онемение тут же исчезло, вывернутые конечности прошило болью, я заорала и, кажется, потеряла сознание.
И вот я здесь… И где это здесь? Где Кир? Где дети?
Называется, сходила девочка Зоя на «экскурсию» в храм — и древностей не увидела, и не спасла никого, и сама сгинула, и группу сопровождения угробила. Среди горестных размышлений промелькнула мысль об «экскурсоводе». А что если…
— Кей?! — позвала громко. Мой голос затих где-то вдали, не удостоившись ответа даже от эха. — Ке-е-ей-Кули!
Тишина…
Я уже готова была сдаться, как впереди забрезжил слабый лучик света. Крохотное пятнышко, но в этой бескрайней черноте оно было ярче любого прожектора. Аккуратно приподняв ногу, попыталась сделать первый, пробный шаг. «Невесомость» под ступнями с готовностью уплотнилась, уподобившись пружинящей резине. Я мягко оттолкнулась и, пролетев немного вперед, приземлилась на еще более жесткую поверхность. Спустя несколько таких скачков под подошвами находилась уже твердая дорожка, по которой можно было не прыгать, а спокойно идти. Благо дело, тело слушалось прекрасно, ничем не напоминая о недавнем болевом шоке. А может, и не было ничего? Может, просто привидилось или… приснилось?
— Ке-е-ей! — вновь закричала я, продолжая двигаться на «огонек». Звук собственных шагов действовал ободряюще, да и световой маячок становился все больше и ярче.
В какой-то момент он вспыхнул ослепительным заревом, заставляя меня зажмуриться и рефлекторно отвернуться. А когда я снова открыла глаза, то обнаружила вокруг себя не кромешную тьму с «путеводной звездой» вдали, а мраморный зал с исполинскими колоннами. Они так высоко уходили вверх, что сливались воедино. Под ногами же раскинулось мозаичное полотно пола. Небольшие, не крупнее ладони, плиты змеились причудливым орнаментом, огибая массивные пьедесталы, а кое-где и заползая на них.
— Кей, — растерянно оглядываясь, проговорила я и, немного помедлив, робко позвала: — Кир?
Где-то в стороне раздался звук, похожий на бряцанье металла. Я неверяще прислушалась и… сорвалась с места. Вслед за напольными узорами я кружила среди колонн, которые, казалось, становились все меньше. Или это я росла? Минут через десять безустанных петляний, стал виден расписанный орнаментом потолок, а между подпирающими его столбами — начало попадаться кружево паутины.
И чем дальше я продвигалась, тем плотнее становилось это паучье творчество. Оно уже не разрывалось от малейшего прикосновения. Все чаще мне приходилось пригибаться или отводить его в сторону руками, очищая себе путь. Наконец, приподняв один из таких «занавесов», я увидела продолговатый ящик, накрытый белым полотнищем. Какое-то время стояла, не решаясь подойти, но потом, запретив себе колебаться, решительно приблизилась к странному предмету и… стянула с него ткань.
В хрустальном гробу лежала… нет, не Белоснежка. Скорее плод запретной любви красной шапочки и серого волка. Иначе объяснить собачьи уши, торчащие из густой черно-серой шевелюры этой «спящей красавицы», я не могла. Девушка была стройной, невысокой, вполне симпатичной и… очень похожей на праматерь рода Кули. Настолько похожей, что я невольно подалась к ней и, едва касаясь дрожащими пальцами прозрачной заслонки, шепотом спросила:
