Алина Илларионова - Мелочи геройской жизни
Когда дошла очередь до Арвиэля, аватар даже на меч не посмотрел.
— Я не буду с тобой драться.
— Это почему? — опешил Геварн.
— Покалечу, — нахально заявил мальчишка. — С ним, пожалуй, сойдусь.
Аким, которому адресовался вызов, даже в лице не изменился. Недаром его прозвали Скалой.
— Не зарывайся, — пока что по-доброму посоветовал Прокопий. — Не то вышвырну вон.
— Это расовая дискриминация и ущемление в правах гражданина Неверрийской империи негосударственного вероисповедания.
— Чего? — окунем вытаращился капитан. Толпа озадаченно притихла.
— Аким, я вызываю тебя на поединок, как равный! — в наступившей тишине голос мальчика звенел сталью.
Северянин фыркнул.
— Трусишь, что ли? — прищурился аватар.
Аким беззлобно отмахнулся, считая выше своего достоинства пререкаться со шмакодявкой. Зато ожил Прокопий и полез под канаты:
— Ну-ка пошёл вон отсюда! — попытался сгрести поганца за шиворот, но тот уже стоял за спиной. Ветром сдуло, что ли?
— Аким! — Берен видел, Арвиэль начинает злиться, а это плохо. Очень плохо.
— Да уважь ты его, Аким, пущай угомонится на месяцок-другой! — выкрикнули из толпы.
— Точно! — подхватил кто-то из баб. — Мой на морозе уже четвёртый час коченеет, а этот только мозги полощет!
Нестройный гул поддержал зачинщиков, и Прокопию пришлось отступить, а Акиму — уступить. С обречённым вздохом, мол, ладно-ладно, только над ухом не жужжите, северянин бросил меч и дёрнул канат за узел, распуская ограду вместе с колышками, которые вбивали кувалдой. Очистив верёвку от лишних «щепок», Аким намотал часть на руку, свободный конец макнул в бочку со студёной водой, превращая в хлыст. О-о, идея зевакам понравилась!
— Запоёт как соловей, когда по хребту протянешь!
— Иди лучше в трактире спой, соловей, — серьёзно посоветовал Аким.
— А я петь не умею, — насмешливо отозвался Арвиэль.
Аким пожал плечами и выписал канатом свистящую восьмёрку, взметнув позёмку у самых ног Арвиэля. Тот не шелохнулся, отлично чувствуя разницу между предупреждением и атакой.
Северянин одобрительно кивнул и снова взмахнул верёвкой, уже переходя в наступление. Щёлк! Щёлк! Казалось, зарвавшегося пацана вот-вот заарканят тройной петлёй, и покатится он кубарем, моля о пощаде.
Не тут-то было! Берен слишком хорошо знал воспитанника.
Канат бесполезно лупил по земле, не причиняя нелюдю ни малейшего вреда. Арвиэль стоял на одном месте, лишь в последний миг уклоняясь от импровизированного хлыста. Он походил на поплавок, с бока на бок слегка колеблемый течением, недостаточно сильным, чтобы сместить в сторону.
Акиму сердито посоветовали не нежничать, и неизвестно, чем закончилось бы дело, но тут аватару надоел этот спектакль. Он прижал носком мочалистый кончик и перехватил пеньковую волну на излёте. Верёвка несколько раз послушно обвилась вокруг предплечья Арвиэля, а сам мальчишка вдруг завертелся-закружился, наматывая её уже на корпус и стремительно приближаясь к Акиму. Уход вниз и подсечка.
В какой-то момент мужчина по необъяснимой причине потерял равновесие и упал… Пришёл в себя уже на земле, связанный по рукам и ногам, а верхом сидел эльф, заложив ногу за ногу.
Горожане безмолвствовали. Сперва ошарашенно, затем возмущённо: поединок закончился внезапно, притом неожиданный финал никто не разглядел — слишком быстро всё произошло.
— Да Аким поддался! — снова крикнул провокатор.
— Точно!!!
Аким с трудом повернул голову набок и, плюнув розоватым снегом, спокойно сказал:
— Я не поддавался. Слазь давай, задница костлявая.
— В шесть утра без опозданий, — переглянувшись с Береном, бросил через плечо капитан.
— Я помню, когда у вас пересменка, — ответил новобранец, но никому до него не было дела. Горожане расходились по домам обсуждать самую неинтересную на их памяти драку…
В жарко протопленной Симеоном избе мальчика вдруг страшно заколотило.
— Берен, мне плохо. Внутри как будто всё горит и душит, и очень хочется что-нибудь сломать. Желательно, об кого-нибудь.
— Снимай рубаху, выходи за дверь, — прекрасно понимая причину, Берен зачерпнул ведром из бочки, вышел на улицу и с размаха окатил мальчика с ног до головы. Прохожие не удивились: обычно Арвиэль проделывал этот фокус самостоятельно, и к нему давно привыкли.
— А-а! Животинку Божию со свету сживають! — заорала проходившая мимо Агафья, на которую попало несколько капель.
— Иди уж, животинка, — огрызнулся на неё Берен, за плечи разворачивая обмякшего воспитанника. — Полегчало?
— Ещё как! Просто Аким, он…
— Аким не виноват в том, что родился полукровкой. И его мать не по своей воле от берберианца зачала.
— Поэтому я его и не убил. Постараюсь к нему привыкнуть.
— Молодец, малыш… Хотя какой же ты теперь малыш.
* * *Поздней осенью в Сумеречном лесу почти не бывает снега. Словно природа копит мощь, чтобы в первые же дни зимы завалить всё сугробами по колено, резко контрастирующими с чернотой деревьев, ценящихся на рынке на вес золота.
В сухом прозрачном воздухе издалека слышались ржание и визг лошадей да окрики конвоиров. Вот дзенькнул болт. Короткий болезненный вскрик и эхо многоголосого шёпота. Теперь, когда перед глазами вот-вот замаячат глухие ворота поселения, любой из осуждённых мог сорваться. На лесоповал в Сумеречный лес их вели погибать. От холода, голода, недостатка света или от лап хищников, нечисти и нежити. Потому и бежали, предпочтя мгновенную смерть от болта неизвестно чему, наверняка страшному и мучительному.
В поселении царило оживление, сосредоточенное и деловитое. На дороге показались всадники, за ними тянулся обоз с провиантом на долгую зиму, который замыкала клеть, плотно укрытая дерюгой, а последними обречённо брели под прицелами арбалетов люди.
— Зверя к нам везут, глянь-ка… — ахнул молоденький веснушчатый охранник, вместе с напарником тащивший на верёвке тяжёлую створку ворот. И пошло по цепочке: «зверь… зверь… зверьзверьзверь…»
— Скольких потеряли?
— Проще сказать, скольких довели!
Обменявшись привычной шуткой, начальник смены и конвоир разошлись. Лошади втянули клетку во двор и стали, порыв ветра подцепил и рванул дерюгу за край. В прутья вцепились толстые пальцы, до ногтей заросшие коротким чёрным волосом. Пахнуло кровью, потом и нечистотами. Молодой охранник, на беду оказавшийся рядом, помертвел.
— Слышь, кукушонок, я уйду. Передохну маленько и уйду, — это были не предупреждение и не угроза.
* * *На службу Арвиэль прибежал даже раньше, но, забравшись по лестнице в будку, с удивлением обнаружил, что дозорного на месте нет. Он знал, что стражники — разгильдяи, но не до такой же степени?! А вдруг под стеной уже скопилось войско бесшумных татей…
Арвиэль осторожно (а ну как вражья стрела залетит!) приоткрыл ставенку и выглянул в щель. Объездной тракт пустовал, никакими татями за окошком и не пахло, а пахло снегом, хвоей, навозом и дымом — словом, зимним городом на опушке дремучего леса. Усмехнувшись собственным фантазиям, аватар осмотрелся, стараясь глубоко не вдыхать табачный дым, намертво просмоливший мебель и стены. Света из люка в полу хватило, чтобы впечатлиться залежами пыли в углах и на полках и разномастным сором, вместо ковра устилающим остальное горизонтальное пространство.
Дозорная будка с маленькими окнами на четыре стороны была довольно просторной и обустроенной под жильё. Один угол занимала небольшая печурка, рядом с которой стояла кадушка для воды, с противоположной стороны помещались приземистый, но широкий стол, а под ним — восемь табуретов. Полки на стенах захламлены чем попало — от стаканов до непонятной конструкции из гнутых гвоздей. Имелся и тёмный от времени шкаф, но как Арвиэль ни дёргал занозистую ручку, он не открылся, а ковырять в скважине гвоздём аватар постеснялся. Значит, вот как живут стражники? А на том колченогом топчане, наверное, отдыхают после бдительной службы, накрывшись засаленным лоскутным одеялом, подкопчённым и покрытым пятнами неизвестного происхождения. В качестве проводника в царство безмятежности суровые стражники повесили над постелью портрет лохматого мужика по имени «ЗВЕР…» (нижний угол оторван), причём не ручной работы, а отпечатанный в литографии. Но что бы этот «Звер» ни совершил, удостоившись чести попасть в розыск, гвоздь во лбу навеки упокоил его на стенке захолустной караулки.
Внимание привлекла большая тетрадь с потрёпанной картонной обложкой, которую наискосок украшала скачущая надпись: «Свод произшествий». Присев на край стола, Арвиэль перевернул картонку. С титульного листа взгляд штурмовала мастерски сработанная русалка с «таранами» такого размера, что можно Рудный мыс брать. Следующую страничку составляли фольклорные герои типа «вупыр», «вовкалак» и «шляхтень лютый», а также некое подобие дерева: на ветке сидел овал с ушами и надписью «кощка», от коего вниз к подножию тянулись стрелки, обрываясь на кляксе с плавающими в ней глазами за пояснением «быдыщ!» Далее начинались таблицы: по кривоватым графам вразнобой раскиданы цифры и проставлены палочки. Заметив буквы в правом нижнем углу каждой страницы, Арвиэль долистал до конца и «прострочил» в обратном порядке, получив фразу, аналогичную орочьей «курваляй ных баргуза», но гораздо более детально описывающую процесс.
