Игорь Мерцалов - Новейшая оптография и призрак Ухокусай
Если призрак и находился где-то рядом, воззвания к его совести пропали втуне: он ничем не выдал своего присутствия.
– Еще раз простите мне, Непеняй Зазеркальевич, эту глупую истерику. Обещаю, такого никогда больше не повторится.
Сударый, который все еще чувствовал ее гибкую фигуру в кольце своих рук, чуть было не сказал: «Да сколько угодно» или что-нибудь в этом роде, но, по счастью, спохватился вовремя и промолвил самым официальным тоном:
– Вереда, я прекрасно знаю твой уравновешенный характер и очень его ценю. А от случайностей никто не застрахован, так что не переживай и лучше расскажи мне, как все случилось.
Девушка кивнула и, взяв себя в руки, начала.
Оказывается, в последние дни Нышк вел себя беспокойно, и Вереде пришло на ум, что он чувствует присутствие Ухокусая, а значит, способен его выследить. Нынче утром маленький зверек даже стал проявлять некоторую агрессивность, по словам Вереды, вообще-то мало ему свойственную. Он кружил по приемной, отказывался возвращаться в коробку, прислушивался к чему-то в глубине дома, скалился и даже выпускал коготки. Спрятаться согласился, только когда Сударый с Персефонием спускались вниз после утренней разминки.
Именно об этом Вереда хотела поговорить с Непеняем Зазеркальевичем, но, прочитав предупреждение в блокноте, поняла, что лучше промолчать и, записав свои мысли, показать потом оптографу.
Однако заглянувший вскоре в приемную Переплет прочитал Вередины записи и, пренебрегая конспирацией, вслух раскритиковал затею.
– Неладное, говорю, чуять и я могу, зачуялся уже, – пояснил домовой, дополняя рассказ. – Но выследить… Он же, Ухокусай этот, совсем невидимый. Даже для меня.
Возбужденно скакавший по столу Нышк на возражения домового отреагировал пренебрежительным фырканьем, однако Вереда уже заразилась сомнениями.
– И мы, прежде чем вам что-то говорить, решили проверить чутье Нышка на деле, – продолжила Вереда.
Проверка дала неоднозначный результат. Назвать ее провальной было никак нельзя, но и особенно успешной тоже. Выяснилось, что найти Ухокусая для Нышка совсем не проблема. Проблема заключалась в том, что делать дальше.
Особенно неприятным сюрпризом стал этот вопрос для самого зверька. Тягаться силами с коварным призраком он не мог, но узнал об этом слишком поздно.
Девушка и домовой не успели ему помочь. Они даже ничего толком не увидели – лишь то, как Нышк серой молнией влетел в лабораторию, почти тут же вылетел кубарем, пища и прижимая уши к голове, и помчался в приемную, к родной коробке. Собственно, даже будь они расторопнее, все равно не смогли бы ничего предпринять, ведь к самой ловле призрака не приготовились и не припасли даже обычно используемых для этого чар. Хотя обычные чары в данном случае скорее всего и не помогли бы.
– Это я во всем виноват, – сокрушенно покачал головой Переплет. – Завидно стало, как это я, потомственный домовик, в собственном доме увидеть призрака не могу, а зверушка, волшебством созданная, может? Вот и заспорил, а там, в пылу, думать-то некогда было.
– Не кори себя, – возразила Вереда. – Я должна была подумать об этом с самого начала. Виновата я…
– Будет вам, будет, – успокоил Сударый подавленных товарищей. – Все кончилось не так уж плохо. И потом, если разобраться, так и моя вина есть: надо было выслушать тебя, Вереда, никуда бы я не опоздал. И хватит об этом, а то Персефонию будет неловко, если он узнает, что единственный ничем не провинился перед Нышком. Кстати, откуда такое необычное имя?
Вереда пожала плечами:
– Само придумалось, как только я его создала. Он весь такой…
Она попыталась жестом представить обличье своего любимца, его, если угодно, нышкообразность, но успеха не добилась. Единственное – у Сударого возникло впечатление, что Нышк весьма упитан, а может, у него просто круглые уши. Переплет мудро заметил:
– Не пора ли их друг другу представить?
– В самом деле, что же я, – всплеснула руками Вереда и вынула из стола коробочку. Приоткрыла, улыбнулась, заглядывая внутрь, и позвала: – Выходи. Познакомься с Непеняем Зазеркальевичем.
Сударый на миг забыл о «призрачной угрозе». Обитатель коробочки давно уже стал своего рода традицией ателье, его тайна была неотъемлемой частью жизни, и расставаться с ней было даже немного жаль…
Впрочем, жалеть пришлось недолго.
– Ну что такое? – спросила Вереда, обращаясь в глубь коробочки, и покачала головой: – Извините, Непеняй Зазеркальевич. Нышк очень стеснительный, к тому же так переживает свою неудачу…
– Познакомимся, когда наш герой будет готов, – сказал Сударый.
Как бур геолога вонзается в грунт, извлекая фрагменты породы, так голос Переплета ввинчивался в сон и вытягивал фрагменты мыслей:
– Вставать пора, Непеняй Зазеркальевич… Непеняй Зазеркальевич, вы пораньше встать хотели… Непеняй Зазеркальевич, уже шестой час…
– Ага. Угу, – бормотал Сударый, искренне силясь подняться, но получалось у него только натянуть одеяло на голову.
Внезапно правая рука его оказалась вывернута, так что Сударому пришлось сесть на постели. Глаза еще толком не раскрылись, а левая уже метнулась, заставляя соперника снять захват. Непроизвольно всхрапнув напоследок, оптограф тут же перешел в наступление – правда, ничьей шеи там, куда потянулась рука, не оказалось. Приподняв правое веко, Сударый понял, что перед ним не Персефоний, а Переплет, выдвинул ногу из-под одеяла, сделал подсечку и встал.
Только тут он более-менее проснулся и сообразил, что происходит.
– О, Переплет… извини. Я думал…
– Знаю, знаю, я так и понял, что по-другому разбудить вас не получится, – проворчал домовой, поднимаясь с пола и потирая поясницу. – Привычка, понимаю. Однако уже десять минут шестого, а вы в пять встать хотели.
– Да. Большое спа-а-а… – Сударый усилием воли подавил зевок. – Спасибо, что разбудил. А где Персефоний?
– Не знаю. Нет его.
– Странно. Видно, задержался в подотделе. Вот досада…
Хотя Сударый работал по поздней ночи и совершенно не выспался, в себя он пришел довольно быстро. Сказывались ежеутренние тренировки – тело само просило движения, и он позволил себе пять минут позаниматься с рапирой, окончательно взбодрившись. Потом умылся, накинул халат и отправился в лабораторию, попросив Переплета принести туда крепкого чаю и кусок хлеба с маслом.
– Что, Персефония все нет? – спросил он, когда домовой поставил рядом с ретортами дымящуюся кружку и блюдце.
– Нет.
Периодически откусывая от бутерброда, Сударый взялся за составление эмали. Все расчеты, реактивы и чары были заготовлены вчера, так что дело спорилось, к началу восьмого Непеняй Зазеркальевич управился и в одиночку. Однако отсутствие упыря тревожило все больше.
– Вереда пришла, – сообщил, заглянув в лабораторию, Переплет.
– А Персефоний?
– Нет. А Вереда говорит, там что-то важное у нее, просит выйти.
– Две минуты, – ответил Сударый.
Выждав необходимое время, он вынул пластины из раствора и поместил на сушилку. Через четверть часа их можно будет укладывать в кофр. Теперь нужно подготовить оптокамеру… Ах, Персефоний, где тебя носит?
Он вышел в приемную:
– Доброе утро, Вереда… Что случилось?
Девушка была явно взволнованна.
– Непеняй Зазеркальевич! Я тут столкнулась на пороге с курьером…
Она протянула Сударому конверт, который мяла в руках. На печати красовались щит и меч – символика полиции. Неприятное предчувствие кольнуло оптографа. Он вскрыл конверт и пробежал глазами по строчкам. Это было извещение из полицейского участка о том, что отпущенный на поруки упырь Персефоний, за которого Сударый взял на себя гражданскую ответственность, арестован за нарушение общественного порядка.
– О господи… Я в полицию!
Сударому повезло перехватить на углу извозчика, и уже через десять минут он взбегал на крыльцо массивного здания из красного кирпича, нервно сжимая правую руку, которой не хватало забытой второпях трости.
В кабинете, устланном затоптанным зеленым ковром, находились двое полицейских надзирателей. Один сидел за дубовым столом, другой стоял рядом и что-то говорил. Когда он обернулся навстречу вошедшему, Сударый узнал Неваляева.
– Хорошо, что вы не промедлили, Непеняй Зазеркальевич, – сказал он. – А то я уже сдал дежурство и домой собирался.
– Могу я узнать, что произошло?
– Конечно, для этого мы вас и позвали. Нынче ночью случился еще один акт… хулиганства. Ваш подопечный был задержан в пятом часу утра за участие в уличных беспорядках, а именно за драку со студентами Спросонского агромагического училища.
– Ничего не понимаю. Говоря об акте хулиганства и драке, вы, кажется, подразумеваете разные вещи – так какая между ними связь? И в чем именно виновен Персефоний?
– Подробностей мы пока и сами не знаем, будем разбираться. Вот, взгляните, тут требуются ваши подписи.
