Эдуард Мухутдинов - Мечи Эглотаура. Книга 1
В конце концов, я осторожно, чтобы не разбудить Жулю, поднялся, оделся и вышел. Сонный хозяин уставил на меня квелые глаза, но я успокаивающе покачал рукой, и он опять прикорнул за стойкой. Это хорошо. В случае, если б он снова начал бесконечный монолог, я рисковал утратить все достоинство и малодушно сделать ноги.
Я посмотрел внимательно вокруг, чтобы потом без особого труда найти гостиницу, и пошел, куда глаза глядят.
Глаза привели к таверне. Веселье изнутри так и перло, за две минуты, пока я размышлял о бренности жизни, наружу, цепляясь ногой за ногу и ищуще раскинув руки, вылетело двое человек. Кто-то могучий выкидывал забулдыг прочь. Философские измышления привели к выводу, что сию пивнушку посетить просто необходимо, хотя зачем — философ, прячущийся в моей душе, не смог бы сказать.
Таверна была полна народу. Неудивительно, что людей отсюда выбрасывали — еще немного, и они выскальзывали бы сами, как намыленные. В чадном тумане изредка проявлялись немытые рожи завсегдатаев, оскаленные в жутких ухмылках лица подозрительных типов, которые здесь, впрочем, были как дома. Кто-то громогласно хохотал, колотя деревянной кружкой по столу и вовсю расплескивая из нее бурый напиток. Двое меланхолично молотили друг друга кулаками, не особенно напрягаясь и не слишком стараясь уворачиваться от ударов. Окружающие лениво отодвигались, не желая быть задетыми дерущимися, но и явно не собираясь вмешиваться в драку. Стоящий у дверей могучий муж на них тоже внимания не обращал, зато очень внимательно и почти мгновенно оглядел меня, оценил, каков я просто так, каков в драке и решил, что неопасен.
Я поморгал, привыкая к чадному сумраку, прокашлялся, пытаясь притерпеться к дыму, пахнущему жареным мясом, горелым луком, острым соусом и какими-то диковинными специями… Могучий муж уже начал поглядывать с подозрением, и я поспешил влиться в разношерстную компанию в таверне.
Откуда-то вынырнул прислужник и вежливо потащил к свободным местам, что оказалось весьма кстати, ибо я таковых не видел, а он наверняка знал, где их найти. Оставив меня в тесноте, но у действительно свободного места, он принял заказ и исчез. Я снова принялся оглядываться.
И почти сразу же обнаружил знакомое лицо. Невольно я протер глаза, но снова увидел его же, столь же изумленно уставившееся на меня.
— Ба… Господин Хорс Мемраластест собственной персоной, — пробасил барон Харис Кахтугейнис и сделал мелкий изящный глоток отвратительного пива из грубой деревянной кружки. — Присаживайтесь.
Барон был одет небрежно, не по-баронски. Но, несмотря на залатанные рабочие штаны и видавшую виды матросскую рубаху, происхождение его ощущалось сильно — в манерах, в способе вести себя… да хотя бы в культурном поглощении напитка, кое выглядело здесь исключительно неуместно. Вульгарный вид Кахтугейниса был шит белыми нитками, и непонятно, почему он все еще оставался здесь, с нравами, царящими вокруг. В том смысле, почему его до сих пор не выкинули…
— Весьма неожиданно встретить вас тут, господин…
— Охара, — любезно подсказал Кахтугейнис.
— … Охара. Да, я так и думал. Господин Охара. Весьма неожиданно. Не будет ли слишком большой наглостью с моей стороны поинтересоваться причинами сего престранного события?
— Да нет, пожалуй, не будет, — барон задумчиво посмотрел на пустую кружку. Я понял и подозвал паренька, послал его за пивом. Для себя и для «господина Охары».
— В таком случае я весь внимание.
— Все просто. Прибыв несколько дней назад в стольный град Райа, я решил не останавливаться в своем имении, поскольку надоело оно мне сверх меры безупречным порядком, а снял комнату в какой-то захудалой гостинице. К сожалению, хозяин с хозяйкою быстро догадались, что у меня денег достаточно, чтобы скупить половину гостиниц в городе, и стали досаждать различными ненужными развлечениями. Я, чтобы не причинять им расстройства, терпеливо переносил все издевательства, а когда решил, несмотря на растущее раздражение, выразить свое одобрение, то получил из уст хозяйки гневную отповедь о распущенности знати.
Я едва не поперхнулся пивом. Вот, значит, на кого так ругались словоохотливые хозяева ночлежки.
— … После чего счел за лучшее отправиться в собственный дом, — продолжал барон. — Однако скука и непроходящее огорчение от несправедливых упреков вновь вынудили меня покинуть дом, теперь уже в сем скверном облике… дабы не выслушивать вечные вопли черни по отношению к тем, кто лучше ее.
Кахтугейнис внезапно наклонился ко мне, схватил за воротник, притянул к себе и жарко задышал в лицо духом, в котором невероятным образом смешались запахи дешевого пива, старинного вина, дорогих благовоний и жареного лука.
— Скажите мне, Хорс, только скажите так, чтобы я поверил, в чем причина ненависти черни к знати? Чернь много счастливее нас — их не одолевает скука, им не надо притворяться любезными с теми, кто им отвратителен, нет нужды беспокоиться о правильном вложении денег в очередной финансовый проект Армахмангулы, а при смене правителя — бояться потери расположения влиятельных людей. Почему каждый бедняк желает стать богатеем, ведь это прибавляет не довольства, нет, — это прибавляет страха и беспокойства!..
Я выразительно посмотрел на Хариса, скосил глаза вниз. Барон понял и отпустил воротник. Откинувшись на табурете назад, он едва успел ухватиться за стол и удержаться от падения. Залпом осушил кружку, установил локти на столешницу, подпер подбородок и сурово глянул на меня.
— Не знаю, что и сказать, — медленно начал я. — Такой вопрос требует долгих и тщательных раздумий в тишине ночи, а не в подобном месте, где нет покоя и безмолвия.
На другой стороне залы как раз началась драка, и могучий муж, бесцеремонно расталкивая людей, устремился туда.
— Тайна в том, — мрачно произнес барон, — что тишина и ночь ни к чему путному не приводят. Уж поверьте мне, милейший Хорс. Таковые условия способствуют лишь повышению активности некоторых особых частей человеческого тела, никоим образом к мудрствованиям и размышлениям не относящимся.
— Тишина и день? — предположил я.
— Отнюдь, — отрицание сопровождалось еще более мрачным видом собеседника. — В данном случае клонит в сон столь настойчиво, что никаких сил не существует, способных преодолеть это.
— М-да… — Я вздохнул и огляделся. Жральня как жральня. Ничего особенного. И не поверишь, что в таких вот местах порой рождается истина. — Скажите, господин… господин Охара, а вы не пытались бросить все и стать одним из… черни, как вы их называете?
Барон выразительно на меня посмотрел, потом на себя.
— О нет, — понял я его намек. — Этого совершенно недостаточно. Вы переоделись так, будто вас породили закоулки Райа, сие верно. Однако вы в любой момент можете вернуться в свой милый особняк, принять подряд несколько ванн, чтобы наверняка очиститься от грязи подворотен, надеть самую чистую, свежую и роскошную одежду, какую только можете достать, а вы таковой явно можете достать немало… И будете вспоминать сегодняшний вечер как забавный эпизод жизни. Однако чернь так сделать не может. У них нет аккуратного домика за пазухой, нет роскошных нарядов в шкафах, весь их гардероб — на них… Впрочем, что я говорю! Я сам сейчас — представитель черни. Мне до сих пор неизвестно, ни кто я, ни откуда, вся моя одежда на мне. Лишь немногое принадлежит мне, и умещается в седельной сумке коня, которого вы, господин… Охара, любезно мне предоставили, за что искренне хочу выразить вам благодарность.
— Коня? — удивился Кахтугейнис.
— Ну да, разумеется. Вы разве забыли? На следующий день, когда вы уезжали, наказали конюху снабдить меня конем. Замечательная, к слову, оказалась конячка…
— Я не давал конюху таких распоряжений, — перебил барон. — Потому как у меня и конюха-то нет.
— Значит, кто-то из ваших слуг…
— Слуг у меня тоже нет, — ответил барон. — Во всем замке только двое — я и Джек.
Вот те раз! Кто же тогда учил меня езде верхом?
— Вы уверены? — с сомнением пробормотал я.
— Абсолютно. Более того, когда я уезжал из замка по срочной королевской депеше, вас уже не было. Вы встали рано утром, вежливо со мной попрощались и пешком покинули Кахту. Никакого коня с вами не было.
— Такой великолепный черный конь с тонкими ногами и умнейшими глазами, — попытался я спасти свой разум. — Шаловливый, как сто ослов…
— У меня в конюшне никогда не было таких лошадей, — покачал головой барон, — как и ослов, впрочем. Все мои кобылы серые в яблоках, а жеребцы — каурые. Да полно вам! Приснилось, наверное, что-то в пути, вот вы и считаете сон событиями, происходившими в действительности.
Я схватился за голову. Сон! Все — сон! И Жуля, и фраги, и тбписты, и разбойники, и гигантские птицы, и города, что попадались в пути. А сам я, наверное, просто так и сижу в гостях у Кахтугейниса, никуда не уходил. Сейчас подниму голову и увижу портреты предков на стенах, веселую морду Джека, камин в стене, барона, сидящего в кресле напротив и положившего ногу на ногу, рассказывающего очередную притчу из своей жизни. А я, как дурак, просто задремал под неторопливый голос рассказчика, и привиделись диковинные события, будто происходящие не с бароном, а со мной…
