Антология - Русская эпиграмма второй половины XVII - начала XX в.

Переводимы все — прозаик и поэт.
Лишь переводчикам — им перевода нет.

Как дохнет таракан от разных едких бур,
Будь цветом черен он, коричнев или бур,
Так да погибнет бритт от рук твоих, о бур,
Ты, славу Англии сверлящий, точно бур.

Даюсь я, Фофан, диву:
Как мог твой гений сразу
И унавозить Ниву
И переполнить Вазу.

Благонамеренный
И грустный анекдот!
Какие мерины
Пасут теперь народ!

Протяже́нно-сложе́нное слово
И гнусливо-казенный укор
Заменили тюрьму и оковы,
Дыбу, сруб и кровавый топор.
Но, с приятным различьем в манере,
Сила та же и тот же успех,
И в сугубой свершается мере
Наказанье за двойственный грех.

Израиля ведя стезей чудесной,
Господь зараз два чуда сотворил:
Отверз уста ослице бессловесной
И говорить пророку запретил.
Далекое грядущее таилось
В сих чудесах первоначальных дней,
И ныне казнь Моаба совершилась,
Увы! над бедной родиной моей.
Гонима, Русь, ты беспощадным роком,
Хотя за грех иной, чем Билеам,
Заграждены уста твоим пророкам,
И слово вольное дано твоим ослам.

Каюсь, древняя ослица,
Я тебя обидел дерзко,
Ведь меж нашими ослами
Говорит и князь Мещерский.

Говорит такие речи,
Что, услышав их, от срама
Покраснела бы в Шеоле
Тень ослицы Билеама.

Содома князь и гражданин Гоморры
Идет на Русь с «газетою большой».
О боже! суд свой праведный и скорый
Яви, как встарь, над гнусностью такой.

На разных поприщах прославился ты много:
            Как евнух ты невинностью сиял,
            Как пиетист позорил имя бога
            И как юрист старушку обобрал.

           Владимир Соловьев
           Лежит на месте этом.
           Сперва был филосо́ф,
           А ныне стал шкелетом.
           Иным любезен быв,
           Он многим был и враг;
           Но, без ума любив,
           Сам ввергнулся в овраг.
           Он душу потерял,
           Не говоря о теле:
           Ее диавол взял,
           Его ж собаки съели.
Прохожий! Научись из этого примера,
Сколь пагубна любовь и сколь полезна вера.

Вы — стадо баранов! Печально…
Но вот что гораздо больней:
На стадо баранов нахально
Набросилось стадо свиней!

Некогда некто изрек: «Сапоги суть выше Шекспира».
Дабы по слову сему превзойти британца, сапожным
Лев Толстой мастерством занялся и славы достигнул.
Льзя ли дальше идти, россияне, в искании славы?
Вящую Репин стяжал, когда «Сапоги как такие
Выше Шекспира, — он рек, — сапоги, уснащенные ваксой,
Выше Толстого». И вот, сосуд с блестящим составом
Взявши, Толстого сапог он начал чистить усердно.

Когда лукавыми словами
Ты злую силу воспевал,
Не мнил ты, Майков, что меж нами
Уже отмститель восставал!

И он пришел к твоей могиле,
И дикий вой раздался вдруг,
И стало тошно адской силе,
И содрогнулся горний круг.

А там, в Архангельском соборе,
Прошел какой-то странный гул,
И, несказанным виршам вторя,
Сам Грозный крикнул: «Караул!»

             Затеплю я свою лампаду
             И духом в горних воспарю:
             Я не убью, я не укра́ду,
             Я не прелюбы сотворю…
            …………………………
            …………………………
             И, в сонме кротких светлых духов,
             Я помолюсь за свой народ,
             За растворение возду́хов
И за свя-тей-ший пра-ви-тель-ствую-щий Сино-о-о-од!

Умерла императрица…
Что же вышло из того?
Будет горько плакать Ницца,
А Россия — ничего.

Хоть он не тот, что был повешен,
Хоть сам он вешал кой-кого,
Но как ни мил он и безгрешен,
А был бы весь народ утешен,
Когда б живым сожгли его.

В былые дни Елизаветы,
Вельможа сердцем и умом,
Шувалов университеты
Впервой завел в краю родном.
Теперь не то: шпион Шувалов,
Глупца Игнатьева клеврет,
Ведет разводных генералов
В штыки на университет.
Бывало, честный Ломоносов
Проекты смело создавал
И всем без правил и без взносов
В науку двери отворял.
С Путятиным иная мода:
Он, по обычаю попов,
Уселся с кружкою у входа
И взашей гонит бедняков.

Он при Уварове-французе
Был с атеистами в союзе;
Он при Шихматове-монахе
Ел просфоры, жил в божьем страхе,
Теперь же, в просвещенный век,
Теперь — он честный человек.

Позор и чести и уму,
Кому пришла охота
Поставить памятник тому,
Кто стоит эшафота.

Куда тебя несет, нелепый генерал,
Зачем забрался ты на этот пьедестал?
Иль хочешь доказать, что ты не умирал,
Что век дубиной был, теперь болваном стал?

Свободы мысли тайный враг,
Не терпишь смелого ты слова;
Но лишь подлец или дурак
Заставить мог молчать Каткова.
Ввиду грозящих миру дел,
Ты тем образовать умел
Все нам враждебные стихии,
Но знай: отныне твой удел —
Вражда всей мыслящей России.

Для внутренних французских дел
Летит по воздуху Гамбетта,
Для внутренних российских дел
Была б полезна штука эта,
Когда б Тимашев улетел.