Игорь Губерман - О выпивке, о Боге, о любви

Давай, Господь, поделим благодать:

Ты веешь в небесах, я на ногах —

давай я буду бедным помогать,

а Ты пока заботься о деньгах.

Творец забыл – и я виню

Его за этот грех —

внести в судьбы моей меню

финансовый успех.

Пылал я страстью пламенной,

встревал в междоусобие,

сидел в темнице каменной —

пошли, Господь, пособие!

Провалы, постиженья и подлоги

познания, текущего волнами, —

отменное свидетельство о Боге,

сочувственно смеющемся над нами.

Всем смертным за выслугу лет

исправно дарует Творец

далёкий бесплатный билет,

но, жалко, – в один лишь конец.

Как одинокая перчатка,

живу, покуда век идёт,

я в Божьем тексте – опечатка,

и скоро Он меня найдёт.

В игре творил Господь миры,

а в их числе – земной,

где смерть – условие игры

для входа в мир иной.

Весь век я был занят заботой о плоти,

а дух только что запоздало проснулся,

и я ощущаю себя на излёте —

как пуля, которой Господь промахнулся.

Заметь, Господь, что я не охал

и не швырял проклятий камни,

когда Ты так меня мудохал,

что стыдно было за Тебя мне.

Из века в век растёт размах

болезней разума и духа,

и даже в Божьих закромах

какой-то гарью пахнет глухо.

На Страшный суд, разборки ради,

эпоху выкликнув мою,

Бог молча с нами рядом сядет

на подсудимую скамью.

Висит над нами всеми безотлучно

небесная чувствительная сфера,

и, как только внизу благополучно,

Бог тут же вызывает Люцифера.

Житейскую расхлёбывая муть,

так жалобно мы стонем и пыхтим,

что Бог нас посылает отдохнуть

быстрее, чем мы этого хотим.

По жизни я не зря гулял,

и зло воспел я, и добро —

Творец не зря употреблял

меня как писчее перо.

Создателя крутая гениальность

заметнее всего из наблюдения,

что жизни объективная реальность

даётся лишь путём грехопадения.

Жаль Бога мне: Святому Духу

тоскливо жить без никого,

завёл бы Он себе старуху,

но нету рёбер у Него.

Творец живёт не в отдалении,

а близко видя наши лица,

Он гибнет в каждом поколении

и в каждом заново родится.

Льются ливни во тьме кромешной,

а в журчании – звук рыдания:

это с горечью безутешной

плачет Бог над судьбой создания.

Людей обычно самых лучших,

людей, огнём Творца прогретых,

я находил меж лиц заблудших,

погрязших, падших и отпетых.

Явил Господь жестокий произвол

и сотни поколений огорчил,

когда на свет еврея произвёл

и жить со всеми вместе поручил.

Пришли ко мне, покой нарушив,

раздумий тягостные муки:

а вдруг по смерти наши души

на небе мрут от смертной скуки?

Вновь меня знакомые сейчас

будут наставлять, кормя котлетами;

счастье, что Творец не слышит нас:

мы б Его затрахали советами.

Устав болеть от наших дел,

порой лицо отводит Бог,

и страшен жизненный удел

живущих в этот тёмный срок.

Я щедро тешил плоть,

но дух был верен чести,

храни его, Господь,

в сухом и тёплом месте.

Творец, услышав жалобы мои,

подумал, как избыть мою беду,

и стали петь о страсти соловьи

в осеннем неприкаянном саду.

Подвержен творческой тоске,

Господь не чужд земного зелья,

и наша жизнь на волоске

висит в часы Его похмелья.

Творец живёт сейчас в обиде,

угрюмо видя мир насквозь —

и то, что вовсе не предвидел,

и то, что напрочь не сбылось.

Бог необузданно гневлив

и сам себя сдержать не может,

покуда ярости прилив

чего-нибудь не уничтожит.

Вся история – огромное собрание

аргументов к несомненности идеи,

что Творец прощает каждого заранее;

это знали все великие злодеи.

Творец порой бывает так неправ,

что сам же на себя глядит зловеще

и, чтоб утихомирить буйный нрав,

придумывает что-нибудь похлеще.

Думаю об этом без конца,

наглый неотёсанный ублюдок:

если мы – подобие Творца,

то у Бога должен быть желудок.

Господь на нас не смотрит потому,

что чувствует неловкость и смущение:

Творец гордится замыслом, Ему

видней, насколько плохо воплощение.

Бог нам подсыпал, дух варя,

и зов безумных побуждений,

и тёмный ужас дикаря,

и крутость варварских суждений.

Я не рассыпаюсь в заверениях

и не возношу хвалу фальшиво;

Бога я люблю в его творениях

женского покроя и пошива.

Предай меня, Боже, остуде,

от пыла вещать охрани,

достаточно мудрые люди

уже наболтали херни.

Бог печально тренькает на лире

в горести недавнего прозрения:

самая большая скверна в мире —

подлые разумные творения.

Чуя в человечестве опасность,

думая о судьбах мироздания,

в истину вложил Господь напрасность

поисков её и опознания.

Конечно, слёзы, боль и грех

всё время видеть тяжело Ему,

но Бог нас любит равно всех

и просто каждого по-своему.

Что нёс я ахинею, а не бред,

поймут, когда уже я замолчу,

и жалко мне порой, что Бога нет —

я столько рассказать Ему хочу!

Величественна и проста

в делах житейских роль Господня:

ведь лично Он отверз уста

у тех, кто выпить звал сегодня.

Меня пересолив и переперчив,

Господь уравновесил это так,

что стал я неразборчиво доверчив

и каждого жалею, как мудак.

Бог учёл в живой природе

даже духа дуновение:

если деньги на исходе,

то приходит вдохновение.

Господь безжалостно свиреп,

но стихотворцам, если нищи,

дарует Он вино и хлеб,

а ближе к ночи – девок ищет.

Как только жить нам надоест

и Бог не против,

Он ускоряет нам разъезд

души и плоти.

У жизни множество утех

есть за любыми поворотами,

и не прощает Бог лишь тех,

кто пренебрёг Его щедротами.

Прогнозы тем лишь интересны,

что вместо них текут сюрпризы,

ведь даже Богу неизвестны

Его грядущие капризы.

Бог часто ищет утешения,

вращая глобус мироздания

и в душах пафос разрушения

сменяя бредом созидания.

Повсюду, где случалось поселиться, —

а были очень разные места, —

встречал я одинаковые лица —

их явно Бог лепил, когда устал.

Увы, наш дух мечтами не богат:

на небо покаянно приплестись,

поплакаться, что слаб и виноват,

и вновь на Божьих пастбищах пастись.

Готовясь к неизбежным тяжким карам,

я думаю о мудрости небес:

всё лучшее Творец даёт нам даром,

а прочее – подсовывает бес.

В игре, почти лишённой правил,

чтоб не ослабло к ней влечение,

Творец искусно предоставил

нам пыл, азарт и помрачение.

Вкусил я достаточно света,

чтоб кануть в навечную тьму,

я в Бога не верю, и это

прекрасно известно Ему.

Забавы Божьего глумления —

не боль и тяжесть испытаний,

а жуткий вид осуществления

иллюзий наших и мечтаний.

Тяжко жить нам как раз потому,

что возводим глаза к небесам,

а помочь может Бог лишь тому,

кто способен помочь себе сам.

Забавная подробность мне видна,

которую отметил бы я плюсом:

в делах земных и Бог и сатана

отменным обладают оба вкусом.

Умом нисколько не убогие,

но молят Бога люди многие,

трепя губами Божье имя,

как сосунки – коровье вымя.

В любом из нас витает Божий дух

и бродит личный бес на мягких лапах,

поэтому у сказанного вслух

бывает соответствующий запах.