Александр Иванов - Пегас - не роскошь (литературные пародии)

- Никак Самойлов! - Крикнул Цыганов
(он был глухой). - Ты вовремя, ей-богу!
Хозяйка постаралась, стол готов,
Давай закусим, выпьем понемногу...

А стол ломился! Милосердный бог!
Как говорится: все отдай - и мало!
Цвели томаты, розовело сало,
Моченая антоновка, чеснок,
Баранья ножка, с яблоками утка,
Цыплята табака (мне стало жутко),
В сметане караси, белужий бок,
Молочный поросенок, лук зеленый,
Квашеная капуста! Груздь соленый
Подмигивал как будто! Ветчина
Была ошеломляюще нежна!
Кровавый ростбиф, колбаса салями,
Телятина, и рябчик с трюфелями,

Лежали перепелки как живые,
Копченый сиг, стерлядки паровые,
Внесли в боченке красную икру!
Лежал осетр! А дальше - что я вижу!
- Гигант омар (намедни из парижа!)
На блюдо свежих устриц вперил глаз...
А вальдшнепы, румяные как бабы!
Особый запах источали крабы,
Благоухал в шампанском ананас!..

"Ну, наконец-то! - Думал я. - Чичас!
Закусим, выпьем, эх, святое дело!"
(В графинчике проклятая белела!)
Лафитник выпить требовал тотчас!
Я сел к столу... Смотрела цыганова,
Как подцепил я вилкой огурец,
И вот когда, казалось все готово,
Тут Иванов (что ждать от Иванова?!)
Пародией огрел меня, подлец!...

Мог ногой
Топнуть
И зажечь
Солнце...
Но меня
Дома
Ждет
Лорен Софа.

А меня
Дома
Ждет
Лорен Соня.
Мне домой
Топать
- Что лететь
К солнцу.
А она
В слезы,
Скачет как мячик:
- Что ж ты так
Поздно,
Милый мой
Мальчик?
Я ей
Спокойно:
- Да брось ты,
Соня...
Постели койку
И утри
Сопли.
- А она плачет,
Говорит:
- Робик!..
- И
- долой платье,
И меня
- в лобик...
Задремал
Утром,
Так устал
За ночь...
Вдруг меня
Будто
Кто-то
Хвать
За нос!
Рвут меня
Когти,
Крики:
- Встань,
Соня!
Я тебе,
Котик,
Покажу
Соню!!

Окати меня
Алым зноем губ.
Али я тебе
Да совсем не люб?

Как теперя я
Что-то сам не свой.
Хошь в носу ширяй,
Хошь в окошко вой.

Эх, печаль-тоска,
Нутрянная боль!
Шебуршит мысля:
В деревеньку, что ль?

У меня Москва
Да в печенках вся.
И чего я в ей
Ошиваюся?..

Иссушила кровь
Маета моя.
И не тута я,
И не тама я...

Стал кумекать я:
Аль пойти в собес?
А намедни мне
Голос был с небес:

- Боря, свет ты наш,
Бог тебя спаси,
И на кой ты бес
Стилизуисси?!..

Давай, любимая, начнем,
Как говорится, все сначала...

Пусть по Каляевской везет
Нас вновь троллейбус двадцать третий...

За наш проезд, за нас двоих
Я в кассу брошу две монетки.
И вспыхнет свет в глазах твоих,
Как солнышко на мокрой ветке.

Я столько раз звонил тебе,
Ты на звонки не отвечала.
Давай войдем в троллейбус "б"
И все начнем с тобой сначала!...

Сияет солнце в синеве,
Копеек горсть ладонь ласкает.
Беру четыре (две и две)
И в щелку кассы опускаю.

Тень грусти на лице моем
Ты взглядом жалобным поймала.
Да, если едем мы вдвоем,

Постой-ка... Три копейки есть,
Еще одна... Всего - четыре.
Прекрасно, что мужская честь
Еще жива в подлунном мире!

А я - мужчина и поэт!
На небе ни единой тучки.
Держи, любимая, билет.
Я знаю, ты отдашь с получки...

Люби меня и будь со мной,
Поездка снова нас связала.
Как? У тебя был проездной?!
Ну что ж ты сразу не сказала...

Что делать со стихами о любви,
Закончившейся пошленьким скандалом?
Не перечитывая, разорви,
Отдай на растерзание шакалам.

Ни разу малодушно не винил
Я жизнь свою за горькие уроки...
Я был влюблен и как-то сочинил
Избраннице лирические строки..

Скользнула по лицу любимой тень,
И вспыхнул взгляд, такой обычно кроткий...
Последнее, что видел я в тот день,
Был черный диск чугунной сковородки.

Скандал? Увы! Но я привык страдать,
Поэтам ли робеть перед скандалом!
А как же со стихами быть? Отдать
На растерзанье критикам-шакалам?

Насмешек не боюсь, я не такой;
Быть может притвориться альтруистом,
Свои стихи своею же рукой
Взять и швырнуть гиенам-пародистам?

Но я мудрей и дальновидней был,
Я сохранил их! И в тайник не спрятал.
Не разорвал, не сжег, не утопил,
Не обольщайтесь - я их напечатал!

Ее улыбка неземная
Звучит, как исповедь моя...
И Афродита это знает
И не уходит от меня.

Хоть о себе писать не ловко,
Но я не даром реалист;
Ко мне пристала Пенелопа
Как, извиняюсь, банный лист.

Она такая неземная,
И ясный взгляд, и чистый лоб.
И я, конечно, это знаю:
Что я, не знаю Пенелоп?!

Я долго думал: в чем причина
Моих успехов и побед?
Наверно, я такой мужчина,
Каких и в Греции-то нет....

До этого была даная...
За мной ходила целый год.
И Афродита это знает,
Но от меня не отстает.

Шла бы ты домой, Пенелопа!

Так шагаешь по свету
Через всю красоту.
Полюбил бы и эту,
Полюбил бы и ту.

Много женщин на свете,
Жизнь моя в суете...
То мне нравятся эти,
То мне нравятся те.

Я шагаю по свету,
Обгоняя мечту,
Вспоминаю про эту,
Забывая про ту.

Как и должно поэту,
На пути, на лету,
Забываю про эту,
Вспоминая про ту.

Многократно воспета
Мною их красота!
Впрочем, кажется, эта
Все же лучше, чем та.

Не внимая совету,
Я лелею мечту,
Как, имея и эту,
Сохранить бы и ту!

Так шагаю по свету
Со своей маятой.
А оглянешься - нету!
Нет ни этой, ни той...

Днем весенним таким жаворонистым
Я на счастье пожалован был.
Колоколило небо высокое...

Раззеленым дубком стоеросовым
Возле деда я выстоял год.

Лягушатило пруд захудалистый,
Булькотела гармонь у ворот.
По деревне, с утра напивалистый,
Дотемна гулеванил народ.

В луже хрюкало свинство щетинисто,
Стадо вымисто перло с лугов.
Пастушок загинал матерщинисто,
Аж испужно шатало коров.

Я седалил у тына развалисто
И стихи горлопанил им вслед.
На меня близоручил мигалисто
Мой родной глухоманистый дед.

- Хорошо! - Бормотал он гундосово,
Ощербатя беззубистый рот.
- Только оченно уж стоеросово,
Да иначе и быть не могет...

С детских лет и мне завт завещан
Скромности. Его я берегу...
Но я видел раздеванье женщин
На крутом рассветном берегу.