Ибрагим Абдуллин - Поднять на смех!
Сказано — сделано. Правда, с председателем пришлось круто поговорить, но своего я все же добился.
— Ну-ну, посмотрим, какой толк из тебя выйдет, — не без ехидства сказал мне председатель на прощание.
И вот я уже в городе. Прихожу, на этот самый завод, к шефам то есть. Спрашиваю у одного дядьки, как пройти в отдел кадров.
— Пошли, — говорит дядька, — мне туда же.
Разговорились. Оказывается, он тоже хочет поступить на работу.
— Какая у вас специальность? — полюбопытствовал я.
— Инженер-электрик.
Я расстроился и в душе принялся корить себя нехорошими словами. Тут такие классные спецы на работу поступают, а я кто такой?
Все же добрел вместе с дядькой до дверей отдела кадров и, оробев, замялся на пороге. Инженер тем временем уверенно проследовал в кабинет. Я стал раздумывать, не повернуть ли оглобли назад, но тут дверь резко распахнулась, и мой спутник вышел из кабинета.
— Ну как, приняли? — бросился я к нему.
Он с досадой махнул рукой и вышел вон. Я же остался стоять каменным изваянием, не зная, на что решиться. Дверь то и дело открывалась, люди входили и выходили…
— А вы что тут караулите? — спросил меня один, только что вышедший из кабинета.
— Ничего не караулю… Я тут… это самое… хотел на работу…
— Заходите! — Он почти за руку втащил меня в кабинет, сам прошел и уселся за стол. И тут я смекнул: это ж сам начальник по кадрам!
— Тэ-э-эк, значит, хотите поработать у нас?
Его мягкий, доброжелательный голос прозвучал обнадеживающе.
— Да, хотел бы…
— Хорошо, хорошо… Ну, а как у вас по части знакомства с сельхозработами? В деревне приходилось жить?
— А как же!
— Значит, кобылу от коровы отличить можете? Или там свеклу от репы, скажем?
Я, конечно, утвердительно киваю головой. А кадровик, перейдя на «ты», продолжает задавать какие-то странные вопросы.
— Вилы держать умеешь?
— Еще бы.
— Лопатой орудовать можешь?
— Само собой.
В конце концов кадровик вылез из-за стола и, широко улыбаясь, похлопал меня по плечу:
— Очень нужный для нас работник! Берем! Поздравляю!
Я чуть было не онемел от радости. Инженер уходит не солоно хлебавши, а меня, деревенского недотепу, без какой-либо заводской специальности, встречают чуть ли не с объятиями! Чудеса!.. Но тут кадровик прервал мои мысли:
— Хорошенько подготовься, оденься соответственно, завтра же поедешь в колхоз на уборку свеклы…
На следующий день мы, то есть группа вновь набранных заводских рабочих, отправились на машине в путь. Вы поймете, что я почувствовал, когда наша машина свернула в сторону того самого колхоза, откуда я всего лишь вчера подался в ряды рабочего класса. И особенно когда, миновав родные поля и луга, мы подкатили к конторе правления, на крыльце которой стоял председатель и, уставясь на меня, ехидно повторял:
— Ну-ну, посмотрим, какой толк из тебя выйдет!
Перевод с башкирского С. Сафиуллина.
АЛИМ КЕШОКОВ
МОРЕ И ВИНО
Кораблекрушенье увидел утес
И, стоя над бурей, в тоске произнес:
— Наверно, о море, немало людей
Сыскало погибель в пучине твоей?
И море, волну изгибая дугой,
Ему отвечало: — Учти, дорогой,
Я бурям подвластно, но больше вдвойне
Погибло людей в безмятежном вине.
ЦЕНА ГНЕВА
На отчий лес медведь во гневе был
И, побороть в себе не в силах гнева,
Пустился сокрушать что было сил
Деревья он направо и налево.
Дров наломал немало, говорят,
И рухнул, обессиленный, в малине,
Где был легко охотниками взят,
И на потеху в цирке пляшет ныне.
ОБЕЗЬЯНА И ЛЕВ
Льва потешая, злая Обезьяна
Знакомых всех копировала рьяно.
Довольный Лев был в похвале неистов:
«Праматерь ты поэтов-пародистов!»
«ВХОД ПОСТОРОННИМ ВОСПРЕЩЕН»
«Вход посторонним воспрещен!» —
И я, привыкший чтить закон,
Туда проникнуть не стараюсь,
Где посторонним я считаюсь.
И не возьмет меня досада,
Когда, от жизни отлучен,
Прочту я на воротах ада:
«Вход посторонним воспрещен!»
СЕРЫЙ ВОЛК И СВЯЩЕННЫЙ КОРАН
Надумал волку серому чабан
Читать, как правоверному, Коран,
Чтоб о душе подумал наконец
Он, беспощадно резавший овец.
Листалась за страницею страница,
И волк вздыхал под пологом небес,
А в это время серая волчица
Овцу тащила из отары в лес.
МУХА И ОВОД
Твердили встарь: «На паутину
Похож закон — ведь муха в нем
Легко найдет свою кончину,
А оводу он нипочем».
НА ВКУС ЛИСЫ
Промолвил Павлин: «Я — отрада для глаз,
А друг мой Соловушка — радость для слуха».
Сказала Лиса: «Ни пера вам, ни пуха,
На вкус лишь могу я оценивать вас!»
СЛОВО
Испокон веков всесильно слово,
И в подлунном мире потому
Души озарять ему не ново
Иль, напротив, погружать во тьму.
РАННЯЯ СТАРОСТЬ
Швырял на утехи он деньги когда-то,
Превратной судьбы не предвидя коварства.
И лучшие годы ушли без возврата,
И тратит он деньги теперь на лекарства.
ГОРЬКОЕ ЛЕКАРСТВО
Я не слишком сведущ в медицине,
Но в горах внушили мне давно:
Если у лекарства вкус полыни,
Есть надежда, исцелит оно.
ОБИДА МЕРИНА
Знал в жизни мерин —
Старый водовоз —
Бескормицу, побои и мороз,
Но умер от обиды
Старый мерин,
Когда узнал однажды вечерком
О том, что недотепой-ишаком
Его хозяин заменить намерен.
ЧУЖАЯ СТРОКА
Сказал стихотворец: «Была не была», —
И строчку чужую в строфу свою вставил.
Корили его: «Ты себя обезглавил».
«Зато, — он ответил, — строфа ожила!»
ПУТЬ К ИСТИНЕ
«Путь к истине, что лезвие клинка» —
Так на эфесах некогда писалось.
Был несогласен с этим я, пока
Мне кривда на пути не повстречалась.
КОМУ ЧТО
Щит мечу предпочитает трус,
А для болтуна под небосводом
Выше, чем прославленный Эльбрус,
Местная трибуна с микрофоном.
КРАЙНОСТИ
Как молния, ты мне слепила очи,
Огнем сжигала среди черной ночи,
Дышала стужей вечной мерзлоты,
И одного не знал я — теплоты.
НЕПОКОРЕННЫЕ
Ученый муж изрек: «Покорена природа!»
А я, немало видевший за век,
Сказал в ответ: «Да здравствует свобода
Лесов и гор, пустынь, полей и рек!»
Перевод с кабардинского Я. Козловского.
ГРИГОРИЙ ЛУЧ
РЫБЬЯ ЧЕШУЯ
Солнышко в зените будто тает, как шматок масла. Кажется, солнечные лучи насквозь пробивают фуражку. Иван вытирает пот со лба, даже рукав у него взмок.
В такую жару посидеть бы в прохладе, в тени деревьев… Кому-то это и можно, а Ивану нельзя. Он не только что днем покоя не знает — и ночью не высыпается. Совсем времени не хватает. Иван строит себе новый — кирпичный — дом.
— Углы поднимайте по отвесу! Цемент не просыпайте! Гвозди берегите! Я ж вам живые деньги плачу, а деньги не рыбья чешуя! — покрикивает он.
И откуда он взял эту поговорку, неизвестно. Иван спешит к самосвалу, открывает дверь и плюхается на сиденье.
— Валяй! — бросает он, не глядя на шофера.
Через полтора часа самосвал возвращается, груженный кирпичом. Каменщики принимаются разгружать машину.
— Ты другой раз по ухабам-то полегче, не то весь кирпич мне перебьешь. Я ж не фальшивыми деньгами плачу! Не рыбьей чешуей!
