Борис Заходер - Заходерзости
Никакие доводы и резоны не могли его поколебать. Единственное, чего я добился — позволения опубликовать его стихи среди моих, да и то, я уверен, лишь потому, что он надеялся, что ни того ни другого не случится… По счастью, стихи его (может быть, как раз благодаря его «творческому методу») довольно легко запоминались. И сейчас я имею возможность познакомить читателей с несколькими образцами его творчества.
В большинстве они говорят сами за себя; иные же пришлось снабдить краткими примечаниями, проливающими свет на обстоятельства их создания: они могут вместе с тем послужить материалом для биографии поэта. Их я и помещаю в данном разделе.
ШкольноеБуржуазный онанизм
Расслабляет организм.
Наш,
советский
онанизм —
Укрепляет организм!
Не надо иллюзий! Пусть ни один сперматозоид
Иллюзий никаких не строит;
Поскольку весь наш коллектив
Попал в один
Презерватив.
Уже эти первые опыты 16-летнего автора, казалось бы, свидетельствуют о его ранней духовной (и не только!) зрелости. Заканчивая школу, он с полной уверенностью писал:
Я нашел свою стезю,
Я иду — и не скользю —
Иначе говоря,
Уже вполне созрел мой юный гений
И я пишу
Литературных прозведений…
Здесь юный поэт, в сущности, выступает как предтеча нынешних концептуалистов, опередив их на полвека с хвостиком!
И возможно ли было предположить, что автор этих строк спустя всего год-другой напишет (и опубликует!) стихи во славу величайшего мерзавца всех времен и народов, (как он его сам потом именовал);
что он вступит в комсомол;
что он пойдет добровольцем на подлейшую войну с Финляндией; и т. д. и т. п.
Словом, что ему суждено будет пережить глубочайший духовный кризис или, вернее, помрачение. А все это произошло. Наяву, а не в страшном сне. Как, почему?
Я пытался понять и пришел к выводу, что, помимо его молодости, в этом повинна была его истинно-поэтическая натура.
Ведь поэту, который, как известно,
Не может быть не возмущен,
Когда возмущена стихия…
очень трудно противиться давлению стихии, играть роль того поручика, который один идет в ногу, когда вся рота — весь народ, и не только он — миллионы и миллиарды людей — идут не в ногу. Ему, особенно в России, хочется быть «больше чем поэтом». И где тут понять, что став «больше», он перестанет быть поэтом.
Были и особые обстоятельства — среди них одна девица, в то время пламенная комсомолка, — именно она увлекла Н. на стезю конформизма, и небезызвестный Лион Фейхтвангер. Н. рассказывал впоследствии, что полностью поверил его пошлейшей книге «Москва 1937», в которой оправдывались пресловутые процессы тех лет.
Так или иначе, невыносимо печально было наблюдать, как омрачается светлый дух, как человек закрывает глаза на очевидное, как оправдывает тупость и подлость, как приветствует обман, как радуется мнимому и ложному…
Немного утешает одно — его ложные убеждения были искренними. Они не заставили его лгать, они не принесли ему никакой выгоды и во имя них он дважды шел на войну… (В скобках замечу, что на фронте в 1941–1945 годы он написал немало стихов; в последнее время они вспоминаются мне все ярче, и нравятся все больше; надеюсь когда-нибудь познакомить с ними читателей.)
А когда он вернулся, радостно было видеть, как легко его дух освобождался от пут бесчеловечной идеологии, как от бессмысленного оптимизма он переходит к пессимизму, скепсису и, наконец, — пониманию всего происходящего, и как все это прихотливо отражается (или выражается) в его стихах.
Мировоззрение— С детства,
Милые дети,
Вы должны повторять:
«Жить на этой планете —
Только время терять!»
(В песне горестной этой,
Мы должны понимать,
Называл он планетой
Нашу Родину-мать…)
«Дорогое существо!
Ты не стоишь ничего!
Почему да отчего
Так люблю я существо?»
«Неужели для живых существ
Счастья нет —
Один обмен веществ?..»
«Спектакль идет к концу.
Пора отдать концы.
Я своему отцу
Давно гожусь в отцы…
Уйти бы до звонка!..
Видать,
Кишка тонка»…
Я — душегуб
Я никому не люб
А в сущности — какой я душегуб?..
Ведь сколько бы я
Душ не истребил
Но лишь одну — свою — я погубил…
Наш палач себя жертвой считает —
Он, естественно, был не при чем;
А невинная жертва мечтает Об одном: —
Как бы стать палачом…
Нектовые песенки
Лампочка любит светиться
А человек — суетится.
Лампочка перегорает,
А человек — умирает…
Миром ли он потрясает
Или в бирюльки играет,
Губит он — или спасает,
Он все равно умирает…
— Так ни к чему суетиться?
— Да,
Ни к чему суетиться.
— Что же нам делать, ребята?
— Если сумеем — светиться…
Пока поднимешься,
Пока умоешься,
Пока оденешься —
Совсем расстроишься!
Когда побреешься —
Слегка развеешься,
Когда причешешься —
Совсем утешишься!
Некто у моря
(Две частушки)
— Что ты, море, зашумело,
Что ты волны вспенило?
— Всё на свете надоело,
Всё осто —…енило!
Дорогой, дорогой
Ты дороже золота,
Отчего ж у дорогого
Рыло не прополото?[11]
История одного двустишия
История этого двустишия такова. Однажды Некто (не лишенный интеллекта) вступил в спор со знаменитым поэтом Николаем Г. Дело было в конце 70-х годов в Гагре.
Г. утверждал, что он — величайший гуманист века. И что он воспел все-все на свете.
— На самом деле, величайший гуманист века среди поэтов — я, — возразил Некто, не лишенный интеллекта. — И это именно я воспел все-все на свете.
— Чем ты это докажешь? — спросил Г.
В доказательство Н. тут же сымпровизировал такое двустишие:
Никто не любит мандавошек,
А мне их жалко, бедных крошек…
Этим проникновенным строкам Г. ничего не смог противопоставить и, хотите верьте, хотите нет, признал свою неправоту…
Так два великих таланта возродили угасшую в средние века традицию поэтических турниров.
Часть 2-яПрошло много лет — и, как это часто бывает, — победа Н. обернулась поражением. Перелистывая с обычной для него любознательностью недавно вышедший в свет сборник частушек, Н. с изумлением прочел:
Мине милый подарил
Четыре мандавошечки.
Чем же буду их кормить?
Они такие крошечки!
К чести Н. надо заметить, что, рассказывая мне об этом, он с готовностью, столь редкой в подобных случаях у поэтов, признал победу безымянного автора.
Если у читателя возникли какие-то сомнения — действительно ли Некто не лишен интеллекта, — то я надеюсь, что они развеются после знакомства с нижеприведенным сочинением, в котором он дал, наконец, ответ на извечный русский вопрос: «Кто виноват?»
Чья же, чья вина?
Не твоя вина,
Не его вина
И не Вовина! [12]
Не моя вина,
Не его вина,
Не ее вина
А х…вина!
2. ИЗ ДНЕВНИКА
Строка
В измызганном блокноте:
— Вы обо мне ещё всплакнёте!
Плоха ли, хороша ль строка —
Не можем мы судить пока…
Похож, как вылитый, портрет,
Или ни капли сходства нет,
Насмешка это, или лесть —
Не мне судить о том…
Бог весть!
Бог весть, какой портрет похож!
Мгновенье — ложь, и внешность — ложь,
И я боюсь, что та же честь
Душе и вечности —
Бог весть!
Что же это, собачий ты сын?
Где хвалёная верность твоя?
Как посмел забежать ты —
Один! —
В отдалённые эти края?
В те края,
Где кончается след,
В те края,
Где зови, не зови —
Ни ответа, ни отзыва нет,
Никому,
Даже нашей любви…
Там,
Откуда
Дороги назад
Не найти и собачьим чутьём, —
Позабудешь ты намертво, брат,
О хозяине старом своём…
А хозяину — жизнь немила.
Сердце, сволочь, болит и болит…
Вот такие-то, рыжий, дела:
Пёс умолк,
А хозяин скулит…
Впрочем,
Что же я?
Он как всегда, —
Быстроногий,
Бежит впереди.
Боль в груди говорит:
«Не беда.
Ты догонишь его…
Погоди…»
Ура! Зловоние и аромат
У нас уже в одной цене стоят.
И рынок наш все благосклоннее
К тому, кто продает зловоние…
Может зря цветы благоухают —
Их не замечают или хают…
Новый год не так уж нов —
И порою даже гений
Не найдёт для поздравлений
Подходящих — новых слов…
Всё же поиски нужны.
А найдёт такое слово
Тот, кто ищет новизны,
В том, что вечно будет ново…
Как я долго ждал весны!
Холод,
Слякоть,
Снег —
В апреле!
Утром были чуть слышны
Робкие шажки капели…
Ждали мы,
Что весна нас порадует
И она нас,
И вправду,
Порадовала:
Сколько снегу за ночь нападало.
И всё падает, падает, падает…
Это прямо-таки нападение,
А точнее сказать — нападание:
Побелели дороги и здания,
Все деревья — как привидения…
Вот такое
У нас
Пробуждение
После долгого ожидания…
Когда я жизнь свою кляну
Я слышу шепот:
— Не спеши.
Ты у своей души в плену,
В плену у собственной души…
Всю жизнь себе вопросы задаю…
Так у Всевышнего беру я интервью…
3. ВСЕ-ТАКИ СОНЕТЫ