Андрей Шляхов - Из морга в дурдом и обратно
— Нашему Данилову, — улыбнулась Безменцева.
— Ну, пусть будет — нашему. Так что не спорь с ним, будь поласковее, он тоже, как я понял, не хочет больше с нами ссориться. Дошло, наконец, что мы можем продержать его здесь очень долго…
Лычкин шагнул к двери, но остановился и обернулся к Безменцевой:
— А с женой его лучше не общайся. Отправляй ее ко мне. Свиданки и прогулки разрешишь с понедельника.
— А почему не с сегодняшнего дня?
— А не хрена меня пугать и на меня давить, вот почему! — оскалился Лычкин. — Ну а уж за три дня до выписки пациент должен пользоваться всем набором свобод, иначе несостыковочка выйдет. Да, девчонкам скажи — пусть продолжают разрешать ему звонить вечером с поста.
Лычкин помнил из физики, что если у кипящего котла совсем перекрыть выход пара, то будет взрыв. Пусть перекинутся словечком по телефону. Тем более что если Данилов не дурак, то время разговора он может (и должен!) посоветовать жене вести себя благоразумно. А то устроила тут показательное выступление в духе войны Алой и Белой роз. Напугала ежа голой задницей. Задница, кстати говоря, у нее аппетитнее Тамаркиной… И что только главный врач в ней нашел? Ох, скорей бы забрал он ее куда-нибудь на повышение, а то кому приятно в собственном отделении глаза и уши начальства постоянно иметь. Если бы он ее только трахал, так ведь они еще и общаются, обмениваются информацией…
Безменцева истолковала задержавшийся на ней взгляд заведующего отделением как проявление восхищения или интереса. Повела плечами, приосанилась и игриво склонила голову набок. Хотела еще языком по губам провести, но не успела — Лычкин молча вышел из ординаторской.
— Ох, дела наши грешные, — совсем по-старушечьи вздохнула Безменцева, усаживаясь за стол.
Ей не хотелось писать дневники и обходы в историях болезни, а потом идти на общебольничную конференцию. Здесь занудство и там занудство.
И дни какие-то пустые, день прожит, а вспомнить совершенно нечего.
И любовник — скучный старый брюзга. Папик в квадрате, неинтересный ничем, кроме своей должности.
Всплыло из памяти: «А жизнь тихонечко уходит, не то чтоб жизнь, а так…»[17]
— Говно! — громко окончила фразу Безменцева.
И вообще, наверное, это знак судьбы, что Светочка все тянет с приемным… Может, послать все к чертовой матери, и уйти в кадровую службу какой-нибудь компании — тестировать и собеседовать кандидатов в сотрудники и самих сотрудников? С таким опытом и знанием английского ее возьмут с удовольствием. Можно будет забыть и про психов, и про их истории болезни, и вообще про весь этот дурдом…
«И про доходы тоже, — подала голос жадность. — В кадровой службе тебе для начала больше полутора штук баксов платить не станут, если не меньше, а сегодня только сын Климашкина пятьсот баксов дал».
Пятьсот баксов были чем-то вроде «аванса за хорошее отношение». При выписке можно было ожидать еще столько же.
В настоящее время у Тамары Александровны было всего двое «совсем бесплатных» — Данилов и его бывший сосед по шестой палате Славик, которого никто не навещал. Со всех остальных лечащему врачу хоть что-то, да перепадало. «Хоть что-то» в понимании Безменцевой начиналось от пяти тысяч рублей. Меньшие суммы она считала «мусором», не заслуживающим того, чтобы об него «пачкать руки».
— Кадровая служба подождет, — вслух сказала Безменцева, раскрывая первую из историй.
Тем более что там тоже будут свои сложности. Здесь ты врач, почти небожитель, все перед тобой заискивают, а там будешь никем. Обычный сотрудник отдела персонала, не более того. И доброе отношение главного врача не стоит сбрасывать со счетов. Нет, уходить из больницы нецелесообразно…
«Да, а может, действительно вместо приемного пойти заведовать психодиагностикой? — мелькнула мысль. — Не такое уж и плохое отделение, если вдуматься. И больных самой вести не обязательно, разве что оставить за собой одну палату для самых любимых клиентов…»
И кто решил, что психиатрам надо ежедневно писать дневники? Вполне хватило бы одного раза в неделю. Только бумагу зря переводить и время попусту тратить. Это при лечении пневмонии каждый день динамика, а в психиатрии какая может быть динамика? Дурак, как его ни лечи, дураком и помрет, недаром ведь говорится, что горбатого только могила исправит!
Открылась дверь, пропуская в ординаторскую Галину Федоровну, другого врача второго отделения.
— Ну и зануду ко мне положили. — Галина Федоровна закатила глаза и в сердцах шмякнула тощенькой свежей историей о свой стол. — Вязкий как тесто, липкий как патока, тупой как пробка… Но у него такая милая жена…
«Милая» на языке Галины Федоровны означало «платежеспособная и нежадная».
— Да и сам он не ханурик какой-нибудь. — Галина Федоровна подошла к раковине и стала тщательно мыть руки. — Солидный мужчина, имеет собственный бизнес, что-то там связанное с компьютерами, причем, если судить по камням в ушах его жены, бизнес не хилый…
— Что ж он тогда к нам лег? — съязвила Безменцева.
— Какое мне дело до этого? — фыркнула Галина Федоровна. — Раз лег — буду лечить. Через три недели будет как огурчик, и галлюцинации свои позабудет, и нервишки в порядок приведет. Я уже поняла — главное не давать ему уклоняться от темы.
Галина Федоровна неодобрительно посмотрела на вафельное полотенце, висевшее около раковины, и, найдя его недостаточно чистым, вытерла руки полой халата.
— Перекусим? — предложила она, открыв дверку холодильника.
— Я на диете, — сказала Безменцева.
Позавчера, производя дома ревизию летнего гардероба, она обнаружила, что некоторые из вещей стали слегка узковаты в поясе, и немедленно ограничила себя в еде.
— Я тоже по молодости лет увлекалась диетами. — Галина Федоровна была лет на десять старше Тамары Александровны. — А теперь уже плюнула на них и, что самое интересное, за свои восемьдесят два килограмма никогда не вылезаю. Может соблазнить тебя бутербродом с семгой?
— Бесполезно, — улыбнулась Безменцева. — Вот закончу писать и буду есть свой грейпфрут.
Грейпфрута ей не хотелось. С куда большим удовольствием она бы съела бутерброд с ветчиной или даже два-три бутерброда. Невеселая штука жизнь, то и дело приходится себя ограничивать.
Глава восемнадцатая
Будь малым доволен — больше получишь
Мобильный зазвонил ровно в восемь вечера. Макс вообще был очень ответственным и пунктуальным — хоть часы по нему проверяй.
— Привет, Лен! — Голос Макса прямо-таки вибрировал бодростью и уверенностью в том, что все непременно будет хорошо.
«Плохие новости», — догадалась Елена и не ошиблась.
— Как дела? Не обеспокоил?
— Нет, конечно, — ответила Елена и деликатно предложила: — Перезвони на городской, я же дома. Чего зря тратиться? Или давай я тебе перезвоню.
— Не парься, я могу себе это позволить, — отклонил предложение Макс и сразу перешел к делу: — Ситуация такая. Лежит сейчас твой Владимир в коридоре, куда его вчера вывезли из надзорной палаты. Ведет себя хорошо, и сестры и врачи им довольны. Скорее всего, выписка не за горами…
— А диагноз? Какой у него диагноз?
— Шизофрения. Сегодня ему устроили персональный профессорский обход и подтвердили диагноз… Вот… тебе сначала читать?
— А у тебя разве история на руках? — От удивления Елена чуть не выронила трубку. — Ты что, там? В отделении?
— Есть такая штука — ксерокс. В приличных больницах он стоит в каждой ординаторской. Там же лежат истории болезни…
— И что — можно так вот прийти и снять копию?
— Ну, смотря кому прийти, и потом, зачем оповещать всех, что ты копируешь историю? Сделал свое дело, спрятал под халатом и уходи, пока не застали. Там же днем принято все двери запирать на стандартный запор, как в поезде, открывалка есть у каждого… Так что завтра могу тебе ее передать. Давай договоримся, как это лучше сделать. Ты в Центре завтра будешь?
— Не планировала.
— Ладно, заброшу тебе ее утром, по дороге на сутки.
— Так тебе же крюк придется делать! Давай лучше я…
— В семь утра по Москве и крюк можно сделать — дело минутное, — ответил Макс. — Не волнуйся. Сказал — значит заброшу. Оставлю у диспетчеров…
— Только ты в какой-нибудь конверт положи, поплотнее…
— Не учи ученого! — рассмеялся Макс. — Лучше ответь — почему ты положила Владимира в психиатрию, а не в психосоматику, и почему сразу не нашла общего языка с врачами?
— Давай я все же тебе перезвоню с обычного телефона, — Елена почувствовала, что разговор может затянуться надолго.
— Перезванивай, я дома.
Елена открыла окно — то ли в комнате было душно, то ли ощущение нехватки воздуха возникло от волнения, и перезвонила Максу:
— Психосоматику мне отсоветовал ваш психиатр, сказал, что она хороша для тех, кто пытается отравиться «ношпой» после ссоры с мужем, а у Вовы более глубокие проблемы.
