Николай Гринько - Байки
Усиленный тысячекратным эхом гогот мужиков провожал Марусю вдоль всей трассы. Мужики действительно валились в снег. Да еще и корчась в судорогах.
Но это еще не все.
Пылающую от стыда девушку принесло прямехонько под ноги одному из мужков. Тот стоял спиной к трассе. Маруся врезалась в него так, что мужика отшвырнуло метров на пятнадцать вниз по склону. Но зато позорный спуск без трусов был прерван.
От перенесенных переживаний и переохлаждения попы Маруся простудилась. Выходить на склон она больше не решалась – в единственном на территории республики красном комбинезоне ее узнавали бы не хуже, чем Эдиту Пьеху. Тыкали бы пальцами и хохотали.
Маруся отсиживалась в больнице, в поселке у подножия горы. Там о ее рейсе никто ничего не знал. Через некоторе время девушка успокоилась, и даже стала искать знакомства с остальными обитателями больницы, тем более, что мужиков и там было хоть отбавляй. На третий день объект был найден. Это был статный, высокий красавец лет тридцати пяти, с модной тогда бородой и взглядом капитана дальнего плавания. Он сидел у окна с гипсом на ноге, и грустно играл сам с собой в шашки. Маруся присела, завязался разговор. Капитан расправлял плечи, шутил, звал в далекие края…
– А как вы ногу-то сломали? – спросила Маруся, чтобы ненадолго отвлечься от заманчивых предложений.
– Вы не поверите – в меня врезалась какая-то дура с голой жопой!
По законам жанра концовке полагается быть такой: Маруся стесняется, потом рассказывает, что это была она, они смеются и в итоге женятся.
Фигушки.
Маруся сбежала из больницы на следующий же день.
Глупая. Испортила историю.
Абсолютно придуманная история
В одной семье жила-была черепаха. С абсолютно черепашьим именем – какая-то там Марфа или Меланья. Жила неспешно, мало ела, много спала и грелась у батареи. Еще б самца ей какого завалящего – и был бы самый настоящий черепаший рай.
Раз в году Марфа впадала в спячку, как и положено всем Марфам. Лежала в коробочке, снила себе всякие каракумские сны.
Однажды, под старый Новый год, Марфа неожиданно для себя самой проснулась. Легкой трусцой пробежалась по комнате, обнюхала появившиеся за время спячки новые предметы в квартире, поела, попила. А потом подумала – и ушла спать обратно за батарею.
Через некоторое время ее обнаружила хозяйка. Марфин хвост торчал между батарейных ребер и чутко подрагивал во сне. Ей снилась погоня. Наверно. А из-под Марфиного хвоста торчал десятисантиметровый хвостик из елочного дождя.
От хозяйкиного хохота проснулся муж и дети. Марфа не проснулась. Хозяйка вялой рукой показала домочадцам в сторону батареи и простонала нечто невнятное. Дети повеселились и вытащили Марфу из-за батареи. После чего вся семья вновь опустилась перед черепахой на колени. Поползать немного. Потому что стоять сил не было.
Из черепахиного рта торчало еще сантиметров десять елочного дождика.
Когда хозяева утерли слезы и смогли связно говорить, хозяйка озвучила проблему:
– А с какой стороны теперь его доставать?
Еще пять минут искрометного веселья. Ситуацию усложняло то обстоятельство, что Марфа по-прежнему спала сном младенца. Несмотря на то, что была при этом похожа на черепаший шашлык, нанизанный на длинную блестящую полоску фольги.
Решили, что доставать дождь из Марфы лучше всего в направлении, изначально предусмотренном природой. Скажем, так – если черепаху положить на карту мира носом к Мурманску, а хвостом к Астрахани, то тянуть надо с севера на юг. В сторону Каспия. Старший сын аккуратно обрезал дождик у самого Марфиного носа, и, как ни жестоко звучит, подвесил ее за блестящий хвост, привязав к ножке табуретки. Носом вниз.
Марфа спала. Незаметно, словно часовая стрелка, сползая все ниже и ниже по фольге, повинуясь глубинным процессам черепашьего пищеварения.
Глубокой ночью семью разбудил стук панциря об пол. Дождик кончился.
Марфа проснулась только весной.
Говорящая фамилия
На Ленинградском проспекте девушке Оле приветливо помахал своей полосатой скалкой работник ГИБДД. Оля остановила машину, приоткрыла окно. Тот слегка наклонился и почему-то раздраженным тоном представился:
– Инспектор Беспощадный. Документы, пожалуйста.
Оля тут же прилегла на руль, и в таком положении прохохотала безостановочно минуты две. Потом сквозь слезы протянула Беспощадному права. Инспектор все так же зло вернул их и сквозь зубы процедил:
– Счастливого пути.
Ехать Оля еще какое-то время не могла.
Базовые грузчики
Знаете, что такое база? Это огромное количество складов, внутри которых, ожидая выброса в торговую сеть, плесневеет невероятное количество клубники, гвоздей, маринованных огурцов, мотоциклов, духов "Красная Заря", колбасы, свадебных платьев и прочих товаров народного потребления.
Грузчики, работающие в мясных складах щеголяли в шапках-ушанках и соплях даже в тридцатиградусную жару. Еще бы – восемь часов рабочего времени они проводили в холодильниках, ворочая бычьи полутуши и свиные головы. Грузчики, побывавшие в парфюмерном складе, дружно благоухали всей бригадой – это было то само время, когда вместо "Клинского" молодежь употребляла одеколон "Тройной". Самой легкой работой считалась поездка на птицефабрику. Во-первых, можно было полтора часа спокойно спать, перекатываясь внутри закрытого грузового фургона "ЗиЛ", пока машина добиралась до места. А во-вторых, ящики с яйцами (профессионалы говорят "с яйцом") по сравнению с теми же полутушами невероятно легки на подъем. Эти два обстоятельства с лихвой окупали богатую грязь и чудный запах птицефабрики, долетавший даже в закрытый фургон с расстояния километра в три.
Грузчики, работавшие в столовой (и я в том числе), не очень любили в этой же столовой питаться. Потому что отлично видели, как в клепаные промышленные мясорубки румяные тетки отправляли уши, хвосты и копыта крупного и не очень рогатого скота, чтобы на выходе получился фарш. Если попадалась замерзшая крыса – тоже шла в дело. Да и напитками грузчики в столовой тоже пренебрегали – чай черпался из огромного чана, на дне которого всегда лежал сантиметровый слой пушистых от плесени мух. А бочки с квасом дезинфицировались хлоркой, которую щедро сыпал внутрь из ведра все тот же грузчик. Потом он спускался в своих кирзовых сапогах внутрь и возил тряпкой по стенам емкости.
Приятно было развозить школьные завтраки. Тебя закрывали все в том же фургоне, вместе со стопкой квадратных блинов формата А1 (приблизительно метр на метр) и алюминиевым бидонищем со сметаной. Вкуснятина. Школьники недоедали.
Кстати, эти поездки в фургоне однажды закончились довольно печально. На зимней неровной дороге старенький "ЗиЛ" накренился, и с него сорвало эту деревянную будку. Она покатилась, пару раз перевернувшись. Внутри были полторы тонны прессованного картона и два грузчика. Одному сломало руку. Я остался цел. Правда потом очень долго не мог ездить в транспорте – стоило автобусу слегка накрениться, я судорожно хватал за колени сидящих рядом пассажиров. И хорошо, если это были приятные девушки.
Но все же главное счастье в жизни грузчика с базы – поездка на винзавод. Этот маршрут доверяли не всем, а лишь особо отличившимся и только под вечер. Жидкая премия. Все знали, что обратно бригада вернется заряженная по самые кепки. Иногда привозили разливной коньяк. В ведрах и канистрах. Но чаще – Тархун. Этот безалкогольный напиток поставлялся на завод в виде черно-зеленого концентрата невероятной густоты и фантастической крепости. Было в нем, наверно, градусов шестьдесят. Мне, вчерашнему школьнику, было очень сложно проталкивать в себя обжигающий внутренности сироп, запах у которого был тоже концентрированный. Но я с собой боролся. Обратно обычно ехали с песнями, замолкая лишь тогда, когда у постов ГАИ водитель стучал кулаком в стенку кабины. Возить сильно пьяных людей в кузове все-таки было запрещено.
У нас в бригаде был глухонемой грузчик. Чтобы хоть как-то общаться, мы выучили алфавит и несколько основных понятий: мужчина, женщина, дом, работа. Забавно, что "коза" из двух торчащих пальцев, которую поднимали вверх разные металлисты, это буква "ы". А известный жест алкашей, когда из кулака оттопыривается большой палец и мизинец – "у".
Одного водителя застукали за нехорошим делом. Он сливал бензин из бака государственой машины. Заставили писать объяснительную. Водителя хоть и звали Федей, национальность у него была далеко не славянская, и объяснялся Федя по-русски с большим трудом. Объяснительная выглядела так:
"Сосал больше не буду"
Грузил я полтора года. Отупел невероятно и с трудом после этого поступил в институт. Больше не буду.
Экспорт
Учителя иногда заставляли нас по очереди читать вслух новый параграф из учебника. Пока один из нас вяло бубнил малоинтересные сведения, остальные должны были отслеживать путешествие его пальца по строчкам, ориентируясь по этому бубнежу. Педагог хищно парил над нашими макушками, время от времени выкликая, словно выстреливая, чью-нибудь фамилию:
