Ольга Немытова - Сорок бочек арестантов
К тому моменту, когда Шпринца завершила изложение своего плана, студент был близок к обмороку. Выбиться из нищеты, в которой он родился, на медные пятаки окончить гимназию, поступить в университет, перебиваться уроками - и все ради того, чтобы вот так подорваться на Чернышевском и этой сумасшедшей еврейке, с ее довольно-таки влиятельными родителями, которые, конечно, когда-нибудь простят дочь, но пока что объявят охоту на него - и кому он будет объяснять про фиктивный брак, и как в университете расценят пропаганду Чернышевского, и вообще - в его годы обзавестись женой, которая привыкла в месяц тратить на булавки больше, чем он заработает уроками за пять лет - и зачем? Зачем ему жена-бесстужевка, которая будет жить в Петербурге и обещает пальцем его не тронуть?
А если тронет - это что, лучше? Отговорить - он посмотрел в глаза Шпринце - Цицерон ее не отговорит. Бежать, бежать из Одессы куда глаза глядят, сказаться больным, попросить в университете отпуск и скрыться где-нибудь в мазанке над лиманом, перебиваясь ловлей бычков и обучением грамоте сельских детишек... А там, глядишь, все утрясется, все забудется, она увлечется кем-нибудь, выйдет замуж- и можно будет спокойно вернуться в Одессу и восстановиться в университет.
Шпринца достала тем временем из-за корсажа пузырек нюхательной соли и сунула его студенту под нос.
- Будьте мужественны, Владимир - спокойно и ласково сказала она - я уверена, вы готовы на такие пустяковые жертвы во имя взглядов, которые вы исповедуете.
***
Смотрели ли вы когда-нибудь вблизи, как работает швейная машинка «Зингер»? Как нитка сама собой стягивается с катушки, вращая ее своим натяжением, как ходит вверх-вниз специальная лапка, регулируя ее подачу, как входит в ткань и выскакивает из нее иголка, у которой ушко сместилось с заднего на передний конец? Как специальные зубчатые рычажки подтягивают ткань в такт движениям иголки, а снизу, под никелированной дощечкой снует туда-сюда челнок-это в ранних моделях, или шпулечный механизм, похожий на орбитальную станцию пришельцев. Удавалось ли вам понять, как эта нижняя нитка прихватывает верхнюю под тканью, и почему иголка, поднимаясь кверху, не тянет нижнюю нитку за собой? Сложилось ли у вас в голове, как из всей этой суммы разнообразных движений на ткани образуется ровный и аккуратный пунктир шва, от края до края, где он вручную завязывается узелком и откусывается зубами швеи?
А ведь это всего лишь машинка, которую придумал человек по фамилии Зингер. Насколько же сложны и непостижимы движения в окружающем нас мире, который создал Творец, благословенно будь Его Имя, и сколько невидимых пружин и механизмов приводят в движение нить нашей жизни, переплетая ее с судьбами других людей. Чья-то жизнь скользит по гладкому шелку - коротким стежком и с минимальным натяжением нити. Чья-то вязнет в армейском сукне. Есть судьбы, которым выпало пробивать толстую двухслойную кожу - опытные кожевенники ни одну из современных машинок рядом не поставят со старым добрым «Зингером»-а чья-то жизнь заплетается причудливым оверлоком, который требует специальной насадки. И никто не знает, где, когда, в какой момент нить его жизни будет завязана в узел и оборвана. Никто не видел выкройки и не знает линий, прочерченных портновским мелом - а чаще обмылком - на том сукне, которое мы называем жизнью.
Мы снуем в челноке, или разматываемся со шпульки, нас может навивать на катушку специальный механизм, приделанный сбоку машинки, с красивой деталькой - кардиолой, в виде маленького железного сердечка, которое умеет закончить один ряд намотки и перейти к следующему. Мы можем порваться или запутаться, если натяжение слишком велико, или если выбрана не та иголка, или если подача ткани идет слишком быстро или слишком медленно - и мы умничаем и думаем, что мы управляем своей жизнью? Что мы способны предвидеть последствия своих действий и слов, что наш беспомощный разум ведет нас к каким-то там целям? И что мы сами прокладываем свой путь?
Смешно.
***
Конечно, студент Владимир не был готов на такие пустяковые жертвы ради идеалов, которые он исповедовал. Но сказать об этом Шпринце напрямую - значило напрочь потерять лицо и самоуважение. А выглядеть в глазах барышни полным ничтожеством не хотелось. Пойти и рассказать все ее родителям - подло и не соответствует представлениям о порядочности. Все-таки к доносчикам тогда общественное мнение еще относилось крайне презрительно. Побег требовал энергии и самоограничений. И студент в этих сложных обстоятельствах нашел-таки способ «и невинность соблюсти, и капитал приобрести». Нашел способ соскочить с собственного базара так, чтобы не подставиться. Как-бы случайно он проговорился шпринцыной маме о том, что его ученица ведет дневник. Дальше все просто - женское любопытство, дневник в отсутствие дочери легко и быстро нашелся у нее под подушкой, и весь замечательный план имени Чернышевского, записанный на хорошем идиш аккуратным круглым почерком в сафьяновой тетрадке с золотым обрезом, шепотом - чтобы не услышала прислуга - читает друг другу вслух семейная чета Кригеров, заперевшаяся в спальне.
Отец хватается за сердце, мать плачет и сморкается в наволочку.
- Ему было плохо! - делилась своими сокровенными мыслями с подушкой распухшая от слез женщина, - ему было мало! Ему было плохо, что Г-дь дал ему собственный дом и экипаж, и красивую жену, и умницу дочку. Ему было мало курить свои дурацкие сигары и тратить на одеколон столько, сколько люди тратят на семью из пяти детей. И ездить каждый год в Баден-Баден ему тоже было плохо. И играть там в казино, когда никто не видит - ему тоже не хватало. И что в доме столового серебра три комплекта - это ему пшик. Ладно. То, что эти люди в Вене доверили продавать свои машинки человеку без головы, это что, его заслуга? То, что эти машинки тут покупают, как не в себя, и скоро этот человек без головы станет купец первой гильдии - это что не повод быть благодарным? Куда ты лезешь, Сендер, куда тебе еще лезть? Что ты имеешь в своей голове, кроме модные усики? Нет, ему нужна императрица, ему нужен орден, ему нужен прием. Ему необходимо приводить в дом гоя, чтобы этот гой учил наше сокровище глупостям какого-то каторжанина. Этот каторжный пишет, а моя дочка, моя Шпринцочка - читает все эти глупости и забивает их себе в голову! Есть люди, которые строят свою семью, а есть - которые сводят на нет. Так мне достался такой, который сводит на нет...
- Помолчи, я тебя прошу! У меня болит сердце.
- У него болит сердце! Он теперь вспомнит, что он больной человек. Он ляжет и будет лежать и страдать, вместо того, чтобы все исправить! Вот что я тебе скажу, Сендер. Ты не богобоязненный человек. Я вышла замуж за небогобоязненного человека, и я живу с этим человеком.
- Я тебя прошу, ты меня добиваешь!
- Тебя добьешь! Тебя надо было добить раньше с твоим Львом Толстым и Короленко впридачу. Даже твои гои объявили этому Толстому херем, даже они его не выдержали. Даже твои гои запроторили твоего Чернышевского на каторгу. Даже им хватает ума не вбивать детям в голову, что женщина и мужчина - это одно и то же, хватит с нас Содома и Гоморры! Даже они понимают, что если никто не будет рожать детей, люди кончатся.
- Я тебя прошу, хватит. Давай подумаем, что делать.
- Вот-вот, «Что делать»! Они подумают! Один уже додумался, теперь второй собрался думать. Молчи, Сендер. Ты уже сделал все, что мог, теперь буду делать я.
И она сделала. Она сделала все - и так, как следовало. Студент Владимир, конечно, моментально испарился в воздухе и больше никогда нить его судьбы не сплеталась с нитями судьбы семьи Кригеров. Со Шпринцей мать провела беседу, которую проницательный читатель легко может дорисовать в своем воображении. Но главное - были разосланы письма. Десятки писем, которые по тайным еврейским семейным каналам тихо, без огласки и скандала перевернули небо и землю в поисках ключика к непростой житейской ситуации.
Этим ключиком оказался Аарон Фрайберг - дальний родственник из Могилева-Подольского. Аарон был немолодой уже человек, лет сорока, вдовец, потерявший недавно жену, которую он бесконечно любил, и оставшийся с двумя малолетними детьми на руках. В семье о нем говорили как об очень спокойном, добром и мудром человеке, и то, что он не был таким богачом, как Кригеры - хотя и отнюдь не нуждался - в сложившихся обстоятельствах было неважно. Мать отвезла Шпринцу в Могилев-Подольский - впервые Шпринца ехала не в Вену и не в Баден-Баден - познакомилась с Аароном, познакомила с ним Шпринцу, развернулась и уехала на вокзал.
- Через месяц приедет твое приданое – громко объявила она на прощание дочери, отрезая малейшие шансы на отступление.
Шпринца понимала, что все против нее. Что рычаги ее судьбы приведены в исполнение обстоятельствами непреодолимой силы. Но она готова была противопоставить этим обстоятельствам свою волю, и готова была сравнить твердость своего характера с прочностью машины рока. Она смело посмотрела прямо в глаза Аарона и встретила спокойный взгляд мудрых темных глаз под седеющими бровями.
