Сергей Кравченко - Кривая империя. Книга 2
Что сделали с лупатой подстилкой царевой, Федькой Басмановым, Писец записать постеснялся. Известно только, что Федю сначала попросили активно поучаствовать в казнях: палачей не хватало. Напрасно суетился Басманов у плах и виселиц, напрасно гнал с глаз видение растерзанного отца. Вечером трудного дня 18 августа пришла и его очередь...
Ужас новгородский не прошел даром для национального здоровья. Через год после государева наезда, 25 мая 1571 года, случился в Новгороде Переполох. Вы думаете, переполох бывает только в женских общежитиях, когда «на побывку едет молодой моряк»? Нет. Переполох — это не бабья суета в бигудях и губной помаде, это намного страшнее. Переполох — это дикое, космическое явление, ужаснее полтергейста, красочнее гибели Помпеи, назидательней падения Вавилонской башни. Потому что Переполох происходит не в окружающей среде, а в душах человеческих.
Новгородский Переполох (»пополох», как записал Писец) был вторым в истории России. Первый будто бы случился в 1239 году, вскоре после «Батыева погрома». А выглядит Переполох так.
Вот праздник в Новгороде. Воскресенье, прекрасная погода, улицы и церкви забиты гуляющими и молящимися. На торговой стороне, в церкви св. Параскевы заканчивается обедня. Бьет колокол...
И вдруг его привычный звук пронзает всех новгородцев таинственным ужасом с примесью идиотского счастья. Людей охватывает то паника, то нестерпимый страх, то истерический смех. Все кидаются врассыпную, сталкиваются лбами, кричат, рыдают в голос, крушат все на своем пути. Купцы сами ломают свои лавки, разбрасывают и в слезах умиления раздают товары кому попало.
Это, и правда, жутко. Чтобы новгородский купец свою лавку и свои товары расточил собственной рукой? Нет, это апокалипсис какой-то!
Жить, а тем более царствовать в такой стране было безнадежно. В 1572 году Грозный пишет завещание, которое правильнее было бы считать диагнозом: кругом враги, нечистая сила, «тело изнемогло, болезнует дух, струпы душевные и телесные умножились, и нет врача, который бы меня исцелил; ждал я, кто бы со мною поскорбел, — и нет никого, утешающих я не сыскал, воздали мне злом за добро, ненавистию за любовь...» Однако не следует думать, что обиженный Грозный отказался от строительства Империи. Он просто реально оценивал свои возможности и спешил спланировать дальнейшую тактику для использования ее наследниками. Главной мыслью завещания была-таки борьба с крамолами, то есть перманентная чистка пирамиды потомками Императора:
«Что я учредил опричнину, то на воле детей моих, Ивана и Федора; как им прибыльнее, так пусть и делают, а образец им готов».
Теперь за судьбу страны можно было не опасаться, и Грозный стал вести себя спокойней, занялся любимыми казнями и чудачеством. Одну за другой он пытал и казнил правительственные команды. Десятки самых родовитых и именитых запросто лишались головы. Уже соседством простых опричников чести боярской уязвить было нельзя, так Иоанн вытащил с какой-то азиатской помойки татарина Симеона Бекбулатовича, крестил его и венчал взамен себя на царство. Сам назвался князем Московским и скромно присаживался в Думе на краешек боярской лавки. Дурь продолжалась два года, потом кумысного царя всея Руси выкинули в Тверь.
Казни, впрочем, не прекращались. Стали рубить головы и попам: в 1574 году «казнил царь на Москве у Пречистой, на площади в Кремле многих бояр, архимандрита чудовского, протопопа, и всяких чинов людей много, а головы метали под двор Мстиславского».
Князь Мстиславский возглавлял земство, то есть был крайним за грехи земли русской перед царем. Чуть не каждый год он писал царю покаяния во многих изменах, в наведении на Русь татар, в стихийных бедствиях, в дурных мыслях. Других за такое уже казнили бы по нескольку раз, а Мстиславского до поры не трогали, — работа у него была такая.
Грозный успешно воевал, раздвигая пределы Империи, его люди тоже старались. Бояре Строгановы получили лицензию на шкуру неубитого медведя — Сибирь. Они наняли банду волжских разбойников под предводительством донского атамана Ермака и в 1581-83 годах в несколько раз увеличили территорию всея Руси.
Все соседние государства трещали под ударами Иоанна. Стал он душить и Крым. Татары поняли, что отсидеться не удастся. Весной 1571 года к московским владениям подошло ханское войско в 120 000 человек. Тут же к татарам набежали ссыльные князья, обворованные бояре и просто беглые враги народа. Терять им было нечего, и они подробно доложили о двухлетнем голоде в Москве, о чудовищном геноциде в провинции, об упадке патриотизма. Хан спокойно пошел на Москву.
Донские казаки, доселе исправно доносившие о неприятеле, теперь коварно промолчали. Иоанн в ужасе бежал в леса. 24 мая татары подошли к столице и запалили ее. Огонь при попутном ветре выжег все деревянное. Уцелел только Кремль. Народу и войска погибло 800 000 (не верю, но так у Историка! — С.К.) — пять с лишком куликовских жертв! Причем татары и не рубили-то никого. Большинство сгинуло в трехслойной давке у задних ворот, остальные сгорели заживо и задохнулись в дыму. Москва-река «трупов не пронесла». Трупы потому сбрасывались в реку, что в землю успевали хоронить только родственников, а какие у кого остались родственники? Хорошо, хоть нашлись смелые люди с новгородским опытом: они привычно расталкивали речные заторы баграми.
Татары забрали еще один «куликовский комплект» — 150 000 пленных — и пошли восвояси. Грабить в Москве ничего не стали, боялись огня. С дороги хан Девлет-Гирей написал Грозному высокомерную грамоту, в которой обозвал царя трусом, наградил всякими плохими средневековыми прозвищами, потребовал Астрахани и Казани, брезгливо отказался от московской короны и денег, которые были, как он считал, — в его руках.
Вот вам и 100 лет после Ига! Вести себя нужно скромнее, девочки!
Крымскому хану понравились подмосковные вечера, и ровно через год татарское войско в том же составе и той же численностью снова оказалось под Москвой. Грозный сразу согласился отдать Девлет-Гирею Астрахань, но тот требовал еще и Казань, и дань. Царь задумался. Но тут в дело без спросу влез князь Михаил Иванович Воротынский и в нескольких битвах прогнал татар вон...
Ба! Да это же наш Михайло Воротынский! Я чуть было не проскользил по имени богатыря безразличным взглядом: мало ли еще осталось на Руси недорезанных бояр! Но, слава Богу, зацепило! Это же наш симпатичный Михайло, тот самый, который, сидючи в монастырской ссылке, уверенно требовал у царя законной пайки: романеи, осетрины, иду, лимонов, труб левашных. И теперь, исправившись и отъевшись на лагерных харчах, вдруг оказался героем и спас хлебосольного начальника!
Здесь проявилось великое правило имперского строительства, которое одно могло воздвигнуть нашу Империю! Но проявилось и кануло в небытие. Правило это такое. Старайся не выбрасывать горячие фишки. Есть несколько способов обуздать цепную реакцию {KPM}. Сделай грозное лицо и ласково отшлепай шалуна. Поставь его в угол. Пройдет время, и он поймет, что 365 лимонов в год, 200 лимонов и ни одного лимона — это три большие разницы! А что он показал тебе зубки, так это ты прости: на псарне из выводка щенков всегда выбирают самого кусачего, тебе ли этого не знать! Пока пацан будет стоять в углу, ума у него не убавится, но подлого М-чудачества убудет, {KPM} стабилизируется. Так твоя пирамида, государь, воссияет интеллектом. А ты усидишь на ее вершине, потому что от каждого отшлепанного возьмешь-таки долю ума. А М-чудачество твое куда ж денется, разве только затаится под фраком, под галстуком-бабочкой. Вот и останется у тебя самый высокий {KPM}, и «бесный» святой Вассиан Топорков не заворочается в своем лесном гробу.
Прошли века, и правило Воротынского было подхвачено вертлявыми иностранцами, они испытали и развили его. А мы, увы, остались с законом Топоркова.
Досаду от Крыма хотелось сорвать хоть на ком-нибудь. Иоанн нахамил в дипломатической переписке королю шведскому, напал на крепость Виттенштейн и в конце 1572 года взял ее штурмом. Примерно с этого момента фортуна стала поворачиваться к нему задом. При штурме был убит царев любимец Малюта Скуратов-Бельский. Грозный согнал и связал всех пленных немцев-шведов, сжег их живьем. Черный дым при ясной погоде достиг небес. Там задумались...
Паранормальное явление, не замеченное нашим Писцом
Сейчас мы с вами, дорогие читатели, совершим крупное историческое открытие. Мы как историки должны время от времени совершать какие-нибудь открытия, а не ограничиваться унылым пересказом скучных текстов нашего Писца.
А открытие наше будет такое. Мы соединим два дела — новгородское и московское — в одно производство. Вы уже поняли? Ну, конечно!
Пожар московский 24-25 мая 1571 года и Переполох новгородский 25 мая 1571 года — это не два события, а одно!
