Сергей Буянов - 730 дней в сапогах
– Знаешь, Кирюха, войска-то разные бывают. Есть и такие, куда урюков не берут!
– Ты что, совсем? – Кирюха покрутил пальцем у виска.
– А что? Там настоящая армия!
– Да на кой ляд тебе она? Настоящая-игрушечная: оттащи свои два года и поступай на свой юрфак! Живи, как хочешь, женись, наконец!
Трудно, что и говорить, восемнадцатилетнему пацану, рвущемуся в бой, понять трезвый взгляд двадцатидвухлетнего служаки.
– Я когда вернусь, в любой юрфак – без экзаменов! Символическое собеседование «о боях, товарищах»!
– Болван ты! – не выдержал Кирюха. – Если вернёшься, а если нет? Тебя же дома ждут!!!
– Да не ждёт меня никто! – раздражённый Лёха прервал причитания товарища. И замолк. Ждали. Не было невесты, но родители как, не в счёт? А в голове Лёхи звучала настойчивая мысль: «Пронесёт! Возвращается всяко больше, чем погибает».
– Ну, и как ты намыливаешься туда попасть? – ехидно поинтересовался Кирюха.
Они давно говорили на повышенных тонах и, увлекшись, не заметили, как привлекли внимание сослуживцев.
– А чё? – вщемился в разговор Рома, давно уже подсевший ближе, – и попадёт!
– Тебя я только не спрашивал, – отмахнулся Кирюха.
– Чего меня спрашивать, правильно Лёха решил! И я с ним пойду!
– В натуре, задолбал уже этот дурдом! – подключился Вовчик. – Лучше в Афгане служить, чем тут гнить заживо!
Он поднял глаза кверху и процитировал избитую курсантскую фразу.
– «Ночь. Во дворе луна… в стране дураков начинается рабочий день»!
– Дурачьё вы, дурачьё! Молодёжь тупая! – разозлился Кирюха. – Да кто вас там ждёт? Если сразу не взяли, то коню ясно – такие люди нужны в тылу!
– А вот мы сейчас зайдём в штаб к замполиту и подадим рапорт! – осенило вдруг Лёху.
– Давайте лучше после обеда! – прервал его Кирюха, показав на построившиеся у столовой ряды. – Вон и наши стоят! Бежим!
– Война войной, а обед по расписанию! – уже на ходу бросил Кирюха.
Но пристроиться к своей роте они не успели. По определению Кирюхи «молодёжь тупая» решила, что пропал обед. Лёха встал, как вкопанный, тупо уставившись на забегающую роту. Из оцепенения его вывел тот же Кирюха, резко дёрнув за рукав хэбушки. Друг не оставил его в беде, почти силком увлёк за собой. Пристраиваясь к очередной роте, забегающей в столовую. За ними двинулись и подельники по боевой задаче.
Благодаря смекалке Кирюхи, товарищи бойцы оказались за столом четвёртого взвода седьмой роты механиков-водителей. Руководил тут сержант Вурдт, сухопарый немец с жестоким взглядом.
– Взвод …
Солдаты вытянулись по стойке смирно. За одним столом размещалось по восемь человек.
– К приёму пищи …
С голов курсов мгновенно слетели пилотки и, подхваченные правой рукой, оказались тотчас заткнутыми за ремень.
– Приступить!
Солдаты моментально сели, разобрали хлеб и ложки. Раздатчик отмерил равные порции по жестяным мискам.
Борщ или баланда, если угодно, но в любом случае, крашеная жидкость с единичными волосками капусты согрела желудок. На второе пошла каша, отварной рис на воде с солью. Соли в солдатской столовой хватало.
Вурдт быстро оценил качество пищи. Он выпил стакан, далёкого от сладкого и густого, киселя. Закусил чёрствой корочкой хлеба и скомандовал:
– Взвод! Приём пищи закончить!
Не успев поднести ложку с кашей ко рту, курсы удивлённо глянули на сержанта. Вурдт поднялся из-за стола.
Солдаты, стоя, почти на ходу впихивали сухую кашу в свои глотки. Кто пошустрее, налегал на огромные куски отварного сала, приготовленного вместе с ощетинившейся шкурой.
Сержант не собирался терпеть нарушения Устава. Он выскочил из-за сержантского стола, зацепил один из котелков и расплескал по тарелкам, попадая на стол и штаны курсов, светло-розовую жидкость, обильно сдобренную бромом. В меню она значилась киселём.
Трапеза в седьмой роте закончилась.
Выбежав на улицу, товарищи оторвались от седьмой и пристроились к четвёртой роте. Без сержантских выкидонов пообедали и в строю покинули столовую, горланя чужую строевую.
– «Когда прикажет нам товарищ Сталин,
И нас в атаку Родина пошлёт»!
У штаба они оторвались от строя. Исчезнув в кустах живой изгороди.
– Вот и пообедали.
– Классно почикали, особенно в седьмой роте!
– Нам повезло, что Быдуся, их старшины не было! – сказал Рома. – Он ещё не такие мраки устраивает!
Все согласились. Мрачная слава седьмой роты была известна по всему полку.
Ребята не знали принципа комплектования в воинских частях. Градация проста до гениальности. В первой роте лучшая техника, самые шерстяные офицеры и передовые сержанты. Во второй почти то же самое, но чуточку похуже. А далее, по убывающей. Седьмая в учебном полку была последней. Восьмая и девятая к танковым войскам не имели никакого отношения. Составляли их высокие на подбор курсанты в чёрных комбинезонах и беретах, с такими же чёрными лицами. Общение с ними было невозможно по причине непреодолимого языкового барьера.
После мимолётного знакомства с Вурдтом сержант Шутько показался ребятам ангелом во плоти. Ещё сильнее захотелось вырваться из учебки. Любой ценой, пусть даже собственной кровью.
Кирюха проводил товарища печальным взглядом. Он предполагал, что затея Лёхи пустая. Но почему-то мысленно попрощался с другом.
Дежурный по штабу, молодой лейтёха безо всяких претензий выдал лист бумаги для рапорта командиру части. Лёха как самый грамотный быстро набросал просьбу об отправке в ограниченный контингент советских войск в ДРА. Внизу дружно поставили три подписи.
Замполит, высокий и ладно сбитый подполковник встретил курсантов дружеской улыбкой. Лёха, волнуясь, положил на стол рапорт.
– Так, так, так. – Он быстро пробежал глазами по тексту. – Такими рапортами у нас занимается капитан Белоярский. По причине его отсутствия – старший лейтенант Холодков.
Курсанты хлопали глазами и молчали. Подполковник попросил подождать его в кабинете. Сам отправился этажом ниже.
– Товарищ старший лейтенант, – по Уставу обратился замполит части к особисту.
– Что там у вас? – неохотно отрываясь от газеты «Суворовский натиск», спросил Холодков, не вставая с кресла.
– Рапорт.
– Какой ещё рапорт?
– Тут трое солдат из второй роты рапорт составили.
– На предмет? – строго спросил старший лейтенант. Его уже начал раздражать замполит своей тягомотиной.
– Желают служить в Афганистане, – выдохнул подполковник, вытянувшись в струнку.
– Где, где? В Афганистане? – от неожиданности переспросил особист. Удача сама шла ему в руки! В отсутствие капитана он разберётся самостоятельно, выявит причины, побудившие солдат к геройству. А там, глядишь, благодарность от начальства, потом и до повышения недалеко!
– Где? – рявкнул Холодков.
– В Афганистане, – подтвердил подполковник.
– Где курсанты, тебя спрашиваю!
– У меня в кабинете.
– Иди сейчас к ним и проведи беседу! Я буду через семь минут, – пообещал Холодков, глядя на наручные часы. Во всём он уважал точность.
Замполит вернулся в свой кабинет в приподнятом настроении. Как быстро удалось спихнуть рапорт болвану особисту! Осталось лишь доверительно побеседовать с ребятами, что и входило в его непосредственные обязанности.
Беседа подполковника, как и всех политработников, проходила в форме монолога. Он рассказал ребятам о верности Родине и присяге. Эта верность заключалась в девизе «Партия сказала: Надо! Комсомол ответил: Есть!»
Особист вошёл без стука. Подполковник бросив ещё несколько слов о священном долге, поспешил ретироваться. Холодков проводил его стальным взглядом.
Старший лейтенант сел за стол замполита, повертел в руках листок бумаги с почерком Тальянкина.
– Кому первому пришла в голову мысль подать рапорт?
– Мы все так решили, – сказал Лёха твёрдым голосом.
«Так», – решил Холодков, – «зачинщик выявлен!»
– Личные вещи у вас с собой?
Ребята с готовностью хлопнули себя по карманам. Всё было при них. Оставлять в казарме что-либо категорически возбранялось. Прикроватные тумбочки пустовали. В расположении тащили всё, что попадалось под руку. Неизвестно зачем украли даже семейную фотографию Тальянкиных. Наверное, порвали, сволочи.
– А теперь, строем из штаба в «уазик»! Вашего ротного я уже предупредил.
В радостном возбуждении солдаты прошагали к машине. Оказалось, никаких трудностей-то и нет. Стоит только написать рапорт! Сразу и покупатель из Афгана появился.
Кирюха видел, как сослуживцы садятся в «уазик», а старлей сопровождает их. С открытым ртом и секатором в обеих руках он едва не задохнулся от выхлопных газов.
Когда за машиной захлопнулись массивные ворота гарнизонной гауптвахты, Холодков обернулся и пообещал солдатам:
