Александр Покровский - «...Расстрелять»
В шеренге старших офицеров стоял огромный капитан второго ранга, командир БЧ-5, по кличке «Ботик Петра Первого», старый, как дерьмо мамонта, — на флоте так долго не живут. Он весь растрескался, как такыр, от времени и невзгод. В строю он мирно дремал, нагретый с загривка мазками весеннего солнца; кожа на лице у него задубела, как на ногах у слона. Он видел всё. Он не имел ни жалоб, ни заявлений и не помнил, с какого конца начинаются его функциональные обязанности.
Перед ним остановился проверяющий из Москвы, отглаженный и свежий капитан третьего ранга (два выходных в неделю), служащий центрального аппарата, или, как их ещё зовут на флоте, — «подшакальник».
«Служащий» сделал строевую стойку и…
— Товарищ капитан второго ранга, доложите мне… — проверяющий порылся в узелках своей памяти, нашёл нужный и просветлел ответственностью, — …текст присяги!
Произошёл толчок, похожий на щелчок выключателя; веки у «Ботика» дрогнули, поползли в разные стороны, открылся один глаз, посмотрел на мир, за ним другой. Изображение проверяющего замутнело, качнулось и начало кристаллизоваться. И он его увидел и услышал. Внутри у «Ботика» что-то вспучилось, лопнуло, возмутилось. Он открыл рот и…
— Пошшшёл ты… — и в нескольких следующих буквах «Ботик» обозначил проверяющему направление движения. Ежесекундно на флоте несколько тысяч глоток произносят это направление.
— Что?! — не понял проверяющий из Москвы (два выходных в неделю).
— Пошёл ты… — специально для него повторил «Ботик Петра Первого» и закрыл глаза. Хорош! На сегодня он решил их больше не открывать.
Младший проверяющий бросился на розыски старшего проверяющего из Москвы.
— А вот там… а вот он… — взбалмошно и жалобно доносилось где-то с краю.
— Кто?! — слышался старший проверяющий. — Где?!
И вот они стоят вдвоём у «Ботика Петра Первого».
Старшему проверяющему достаточно было только взглянуть, чтобы всё понять, он умел ценить вечность. «Ботик» откупорил глаза — в них была пропасть серой влаги.
— Куда он тебя послал? — хрипло наклонился старший к младшему, не отрываясь от «Ботика». Младший почтительно потянулся к уху начальства.
— М-да-а? — недоверчиво протянул старший и спокойно заметил: — Ну и иди, куда послали. Спрашиваешь всякую… — и тут старший проверяющий позволил себе выражение, несомненно относящееся к животному миру нашей родной планеты.
— Закончить опрос функциональных обязанностей! — протяжно продолгоносил начальник штаба. — Приступить к строевым приёмам на месте и в движении!
Бабочка
Офицер свихнуться не может. Он просто не должен свихнуться. По идее — не должен.
Бывают, правда, отдельные случаи. Помню, был такой офицер, который на эсминце «Грозный» исполнял, кроме трёх должностей одновременно, ещё и должность помощника командира.
Его год не спускали на берег. Сначала он просился, как собака под дверью: всё ходил, скулил всё, а потом затих в углу и сошёл с ума.
Его сняли с борта, поместили в госпиталь, потом ещё куда-то, а потом уволили по-тихому в запас.
Говорят, когда он шёл с корабля, он смеялся, как ребёнок. Бывает, конечно, у нас такое, но чаще всего офицер, если окружающим что-то начинает казаться, всё же дурочку валяет — это ему в запас уйти хочется, офицеру, вот он и лепит горбатого.
Раньше в запас уйти сложно было; раньше нужно было или пить беспробудно, или, как уже говорилось, лепить горбатого.
Но лепить горбатого можно только тогда, когда у тебя способности есть, когда талант имеется и в придачу, соответствующая физиономия, когда есть склонность к импровизации, к театру есть склонность или там — к пантомиме…
Был у нас такой орёл. Когда в магазине появились детские бабочки на колесиках, он купил одну на пробу.
Бабочка приводилась в действие прикрепленной к ней палочкой: нужно было идти и катить перед собой бабочку, держась за палочку; бабочка при этом махала крыльями.
Он водил её на службу. Каждый день. На службу и со службы. Долго водил: бабочка весело бежала рядом.
С того момента, как он бабочку водить стал, он онемел: всё время молчал и улыбался.
С ним пытались говорить, беседовать, его проверяли: таскали по врачам. А он всюду ходил с бабочкой: открывалась дверь, и к врачу сначала впархивала бабочка, а потом уже он.
И к командиру дивизии он пошёл с бабочкой, и к командующему…
Врачи пожимали плечами и говорили, что он здоров… хотя…
— Ну-ка, посмотрите вот сюда… нет… всё вроде… до носа дотроньтесь…
Врачи пожимали плечами и не давали ему годности. Скоро его уволили в запас. На пенсию ему хватило. До вагона его провожал заместитель командира по политической части: случай был исключительно тяжёлый. Зам даже помог донести кое-что из вещей.
Верная бабочка бежала рядом, порхая под ногами прохожих и уворачиваясь от чемоданов. Перед вагоном она взмахнула крыльями в последний раз: он вошёл в вагон, а её, неразлучную, оставил на перроне. Зам увидел и вспотел.
— Вадим Сергеич! — закричал зам, подхватив бабочку: как бы там в вагоне без бабочки что-нибудь не случилось; выбросится ещё на ходу — не отпишешься потом. — Вадим Сергеич! — зам даже задохнулся. — Бабочку… бабочку забыли… — суетился зам, пытаясь найти дверь вагона и в неё попасть.
— Не надо, — услышал он голос свыше, поднял голову и увидел его, спокойного, в окне, — не надо, — он смотрел на зама чудесными глазами, — оставь её себе, дорогой, я поводил, теперь ты поводи, теперь твоя очередь… — с тем и уехал, а зам с тем и остался.
Или, вернее, с той: с бабочкой…
Химик
— Где этот моральный урод?!
Слышите? Это меня старпом ищет. Сейчас он меня найдёт и заорёт:
— Куда вы суётесь со своим ампутированным мозгом!?
А теперь разрешите представиться: подводник флота Её Величества России, начальник химической службы атомной подводной лодки, или, проще, — химик.
Одиннадцать лет Северный флот качал меня в своих ладонях и докачал до капитана третьего ранга.
— Доросли тут до капитана третьего ранга!!! — периодически выл и визжал мой старпом, после того как у него включалась вторая сигнальная система и появлялась, извините, речь, и я знал, что если мой старпом забился в злобной пене, значит, всё я сделал правильно — дорос!
Умный на флоте дорастает до капитана первого ранга, мудрый — до третьего, а человек-легенда — только до старшего лейтенанта.
Нужно выбирать между капитаном первого ранга, мудростью и легендой.
«Кто бы ты ни был, радуйся солнцу!» — учили меня древние греки, и я радовался солнцу. Только солнцу и больше ничему.
Химия на флоте всегда помещалась где-то в районе гальюна и ящиков для противогазов.
— Нахимичили тут! — говорило эпизодически мое начальство, и я всегда удивлялся, почему при этом оно не зажимает себе нос.
Химик на флоте — это не профессиональный промысел, не этническая принадлежность и даже не окончательный диагноз.
Химик на флоте — это кличка. Отзывается на кличку «химик».
— Хы-мик! — кричали мне, и я бежал со всех ног, разлаписто мелькая, как цыпленок за ускользающим конвейером с пищей; и мне не надо было подавать дополнительных команд «Беги сюда» или «Беги отсюда». Свою кличку «химик» лично я воспринимал только с низкого старта.
— Наглец! — говорили мне.
— Виноват! — говорил я.
— Накажите его, — говорили уже не мне — и меня наказывали.
«НХС» — значилось у меня на карманной бирке и расшифровывалось друзьями как — «нахальный, хамовитый, скандальный».
— С вашим куриным пониманием всей сущности офицерской службы!!! — кричали мне в края моей ушной раковины, на что я хлопал себя своими собственными крыльями по бедрам и кричал:
— Ку-ка-ре-ку!!! — и бывал тут же уестествлен.
«Кластерный метод» — как говорят математики. Берётся «кластер» — и по роже! И по роже!
На флоте меня проверяли на «вшивость», на «отсутствие», на «проходимость» и «непроходимость», на «яйценоскость» и на «укупорку», и везде стояло — «вып.» с оценкой «хорошо».
— Наклоните сюда свой рукомойник!!! (Голову, наверное.)
— Я сделаю вам вливание! Я вас физически накажу!
Есть, наклонил.
— Перестаньте являть собой полное отсутствие!!!
Есть, перестал.
— И закусите для себя вопрос!!!
Уже закусил.
А что вы вообще можете, товарищ капитан третьего ранга, подводник флота Её Величества России? Я могу всё:
От тамады до дворника,
От лопаты до космоса,
От канавы до флота!
Могу — носить, возить, копать, выливать, вставлять!
Могу — протереть влажной ветошью!
Могу — ещё раз!
А Родину защищать?
А это и есть — «Родину защищать». Родина начинается с половой тряпки… для подводника флота Её Величества России… и химика, извините за выражение…