Светлана Шишкова-Шипунова - Дураки и умники. Газетный роман
— Господа-товарищи! Установлен мировой рекорд! Хутор Атаманский проголосовал 100 % за Твердохлеба.
Стали прикидывать и подсчитывать, что же получится в сумме, если на селе выиграет Твердохлеб, а в городе — Зудин. И тут случилось нечто непредвиденное.
В четвертом часу утра в облизбиркоме появились четверо граждан в штатском, которые прямо прошли в компьютерный зал, куда посторонним вход был категорически запрещен (но, видимо, они были не совсем посторонние), и находились там всего несколько минут, после чего из зала был выведен весь бледный оператор в очках, отвечавший за работу ОАС «Выборы», и увезен в неизвестном направлении, а его место занял какой-то человек, находившийся здесь, как потом уже выяснилось, еще с вечера и наблюдавший за работой системы.
Чуть позже на 11-й этаж отеля «Мэдиссон-Кавказская» так же неожиданно нагрянули люди в камуфляжной форме и масках. В штабе в это время шла запись телевизионного интервью с Фуллером, который, не скрывая удовлетворения, говорил о практически уже состоявшейся победе своего кандидата и его предполагаемых первых шагах на посту губернатора. Когда журналисты спросили, где в данный момент находится сам «победитель», Фуллер ответил, что он отдыхает, так как у него была трудная последняя неделя, и надо набраться сил перед вступлением в должность. В действительности, чего никто из журналистов, конечно, так и не узнал, той же ночью Зудин был отправлен спецрейсом в Москву, где его уже ждали в клинике профессора Керцмана, обещавшего Фуллеру в два дня вернуть физиономии потенциального губернатора товарный вид.
Когда на этаже появились люди в камуфляжной форме, они первым делом попросили удалиться журналистов, а Фуллеру предъявили ордер на обыск в связи с возбуждением уголовного дела по подозрению в нарушении закона о выборах и заявили, что имеют указание изъять до выяснения обстоятельств всю компьютерную технику. Между этими людьми и охраной штаба произошла короткая борьба и даже прозвучали два или три выстрела, в результате чего был легко ранен один человек из группы захвата, но кончилось тем, что фуллеровских молодцов повязали, а компьютеры вынесли. При этом Фуллер бился в истерике и кричал, что обратится лично к президенту, в Конституционный суд и к международной общественности, что те, кто послал группу захвата, будут немедленно, в течение часа освобождены от своих должностей, однако телефоны в штабе оказались на этот момент отключены и позвонить никуда не удалось, а сам он был препровожден в ожидавшую внизу машину до выяснения обстоятельств дела.
Оператор облизбиркома раскололся сразу, однако божился, что денег никаких не получал, их ему обещали только после того, как закончатся выборы, в случае, если победителем окажется Зудин, при этом он бил себя кулаком по голове и причитал: «Зачем я с ними связался, зачем, так и знал, что застукают, так и знал…» В незавидном положении находился сейчас еще один человек — председатель облизбиркома Леонид Петрович Юхимец. Он глотал валидол и не знал, как ему быть — объявлять ли выборы недействительными или продолжать подсчитывать голоса, а уж потом, в зависимости от результата, принимать какое-то решение.
У окна в пресс-центре продолжался тем временем вялый спор — не спор, а так, чесание языков.
— А вот интересно, кого он пресс-секретарем возьмет?
— Кто — Зудин? Или Твердохлеб?
— Неважно. Губернатор. Ты бы пошел?!
— На фига это надо!
— А я бы пошел, ничего страшного не вижу. Обычная работа, как все. Эй, посмотри, а окна-то у людей горят! Не спит народ, ждет результатов.
И тут в пресс-центр вбежал запыхавшийся корреспондент российского телевидения.
— Что вы тут сидите? Вы знаете, что там происходит? Выборы сорваны, в компьютерной спецназ! Оператора увезли!
Все вскочили и бросились бежать по коридору в сторону компьютерного центра, но там уже стоял, закрывая собой вход, человек в камуфляжной форме с автоматом. Кабинет председателя облизбиркома оказался закрыт изнутри. Вслед за этим прибежали из зудинского штаба журналисты «Вечернего звона» и сбивчиво рассказали о происшедшем там. В шесть часов утра областное телевидение пустило в эфир экстренное сообщение о срыве выборов, арестах в облизбиркоме и штабе кандидата в губернаторы Зудина и, не зная еще на кого возложить вину за происшедшее, на всякий случай возложило ее на областное управление ФСБ. В половине седьмого на экране появился бледный, с дрожащими губами председатель избиркома Юхимец и сделал официальное заявление, подтверждающее срыв выборов. В свою очередь он возложил всю вину на штаб Зудина, который, как он пояснил, «предпринял попытку незаконного внедрения в систему ОАС «Выборы» с целью фальсификации результатов голосования, но был пойман на месте преступления с поличным». На состоявшемся только что экстренном заседании облизбиркома, сказал Юхимец, принято решение признать выборы недействительными и назначить новую дату — согласно закону не позднее чем через три месяца.
…Журналисты расходились под утро, разочарованные, уставшие, злые. Город на рассвете, да еще после вчерашнего дождя был чистый и свежий, как дитя. Шли пешком по Исторической молча, думая каждый о своем. Надо было добрести домой, принять душ (если уже включили горячую воду), поспать хотя бы пару часиков и ехать по редакциям, чтобы часам к двенадцати, не позже, отписаться и сдать в номер материал о событиях этой ночи.
В последующие дни случилось еще много других, более мелких событий, на которые журналисты реагировали уже без особого энтузиазма. Например, был отстранен от должности начальник областного управления внутренних дел генерал Курицын — за превышение полномочий в ходе выборной кампании, но областной прокурор, давший санкцию на обыски и задержание, в своем кресле усидел и даже возбудил уголовное дело на Зудина и его компанию. Фуллера, однако, пришлось отпустить, так как выяснилось, что он вообще является гражданином другого государства и формально ни в каком штабе не значится, так, случайно зашел. Он тут же исчез из города, искал защиты в Москве, но, как вскоре стало известно, его даже не приняли там ни в одном из высоких кабинетов, более того, в официальном интервью первому каналу телевидения представитель президентской администрации публично открестился от какой бы то ни было причастности федерального центра к скандалу в Благополученске. В интервью Би-би-си Фуллер пожаловался, что он провел в России не одну выборную кампанию, но такое с ним случилось впервые и что он никому не советует соваться в Благополученск.
— Нецивилизованный город, господа, и совершенно дикие нравы…
Единственным человеком, кто остался доволен таким исходом дела, был Паша Гаврилов. Еще на три месяца, вплоть до новых выборов, он оставался губернатором Благополученской области и надеялся за это время полностью сменить свою оказавшуюся бездарной команду и теперь уж как следует подготовиться к схватке с Твердохлебом. Петр Иванович взял отпуск и уехал к отцу на пасеку. А Зудин в городе так больше и не появился, он упросил профессора Керцмана подольше подержать его в клинике, и, лежа в одной палате с пациентами, зачем-то прооперировавшимися на предмет изменения внешности, в какой-то момент и сам стал подумывать о том же, но потом, как следует рассмотрев себя в зеркале, остался в общем доволен и от мыслей таких оказался. «Ну что ж, — думал он теперь длинными больничными ночами, — проект не удался, но я не виноват, это все Фуллер, гад, сволочь… А как хорошо все начиналось!»
Глава 30. Мокрое место
В полночь вдруг поднялся ветер, и стало слышно, как шумит море. Стукнуло оставленное открытым окно на балконе, и Соня испугалась во сне, как всегда пугалась неожиданных и резких звуков. Надо было встать и закрыть это окно, иначе оно так и будет стучать до утра, но вставать не хотелось, встанешь — потом уже не уснешь. Но стукнуло с другой стороны, видно, порывом ветра распахнуло еще одно окно, в кабинете, и теперь через все пространство темного, спящего дома пронесся холодный, с запахом моря и цветущей магнолии сквозной поток воздуха, и сразу же в глубине этого пространства испуганно заплакал ребенок. Вскочила инстинктивно и только потом подумала: «Откуда ребенок?», но не удивилась, а пошла в темноте, выставив вперед руку и нащупывая предметы, туда, откуда слышался плач, но он отдалялся от нее, возникал то слева, то справа, но все время где-то впереди, она шла и шла, будто у комнат в этом доме не было ни стен, ни дверей, а было одно сплошное, продуваемое ветром, нескончаемое пространство. Ребенок плакал жалобно и безнадежно, словно не надеясь, что кто-то придет и укроет его.
Вдруг она ощутила приятную прохладу под босыми ступнями и поняла, что идет уже по мокрому от ночной росы песку, и ветер надувает колоколом ее длинную, до щиколоток рубашку, но ей почему-то совсем не холодно, а даже хорошо. И плач ребенка остался где-то сзади, едва различимый, сливающийся с шумом ветра и уже не тревожащий так, как там, в доме. В темноте Соня не увидела, а услышала море, вдруг оно оказалось совсем рядом, у ног, шипело и остро пахло йодом. Осторожно тронула его ступней, и море отозвалось неожиданно теплой, не успевшей остыть за ночь водой. Тут она увидела, что стоит возле старого, выщербленного волнореза, далеко уходящего в море. На мгновение выглянула луна и осветила на самом краю бетонной плиты темную, неподвижную фигуру. Кто-то стоял лицом к морю, и ветер раздувал полы его плаща. Бесстрашно ступила она на шершавую поверхность плиты и медленно пошла по ней, не отрывая глаз от темного силуэта. Соня шла и шла, но человек, застывший у края плиты, оставался все так же далеко от нее, будто бы с каждым ее шагом волнорез уходил все дальше и дальше в море.
