Елена Медведева - Жизнь и бизнес честного лоха в современной России
В помёте моей очаровательной белой пекинески – одноглазки одна девочка родилась с окрасом, близким к окрасу панды. Она настолько выделялась среди других полностью белых щенков, что Антон ей одной дал красивое человеческое имя – Анастасия.
И вот наступило время раздачи щенков, и я разместила рекламу на сайте. На неё откликнулись достаточно быстро. .
– Здравствуйте, Я прочитала в объявлении, что вы продаёте пекинесов. Я готова взять их всех, кроме чёрно-белого щенка.
– Вы перекупщица?
– Да, не скрою, мы с дочерью оставим себе одного щенка, а остальных выходим, вырастим, сделаем прививки и продадим по более высокой цене.
Мне показалось, что голос женщины, её интонации выдают в ней человека образованного. В конце концов, каждый зарабатывает, как может. Возможно, ей действительно в радость повозиться с малышами, а потом получить за это небольшое вознаграждение. По моим подсчётам, максимум, на что реально могла рассчитывать перекупщица, была сумма в размере 16-и тысяч. Я согласилась. Пусть приезжает. По внешнему виду я смогу определить, можно ли ей доверять.
Она позвонила, как и договаривались, вечером в пятницу, чтобы выяснить мой адрес. И на другой день в полдень подъехала вместе с дочерью к моему дому. Я выглянула в окно и обомлела – из серебристого седана вышла моя подруга студенческих лет Ольга, с которой мы вместе прожили четыре года в общежитии педагогического института, расположенного в удивительно красивом месте напротив Новодевичьего монастыря. За рулём сидела стильная молодая женщина. Я с трудом узнала в ней дочь Ольги Соню.
Соня была младшим ребёнком в семье моей подруги. Но сначала об Ольге. Наше знакомство не было случайным. Отец переселил меня в общежитие из благоустроенной квартиры своего брата – академика после того, как узнал, что вместе со мной в ней проживает мой бойфренд Виктор. Если не считать того, что в жизни семнадцатилетней девушки присутствовала страстная влюблённость, в остальном она, то есть я, была примерной студенткой и примерной дочерью. Профессор Раевский, имевший дело, в основном, с одарёнными ученицами, по-видимому, плохо представлял, в какой вертеп он спихнул свою дочь. Моими соседками по комнате оказались две смазливые проститутки – Ира из Вологды и Света из Перми. Внешние данные позволяли им надеяться на то, что среди десятков любовников найдётся хотя бы один, готовый предложить им руку и сердце. А я, бедная овечка, состоявшая в близких отношениях всего с одним парнем, была вынуждена терпеть, когда по ночам под моё одеяло как скользкие змеи лезли потные мужские руки и гладили мои бёдра. Ирка и Светка пригрозили мне расправой, если пожалуюсь, но я не выдержала и позвонила отцу. На следующий же день меня переселили в комнату к двум некрасивым, но зато скромным и порядочным девушкам. И у Ольги из Ногинска, и у Веры из Павловского Посада были большие выразительные карие глаза, длинные довольно густые волосы и стройные фигуры. Подвёл моих соседок нос – утиный у Ольги и длинный как у бабы Яги у Веры. В наше время обе девушки легко исправили бы этот недостаток с помощью пластической хирургии и превратились бы в красавиц. Но в то время отсутствие личной жизни компенсировалось духовными интересами и успехами в учёбе. Ольга планировала стать аспиранткой на кафедре теоретической физики, а Вера – просто получить диплом с хорошими оценками.
В обществе Ольги и Веры моя жизнь круто переменилась. Я кропотливо сидела над учебниками, а по воскресным дням посещала с ними премьеры в московских театрах, выставки в художественном музее, мастерские авангардистов, религиозные праздники в Новодевичьем монастыре. В летние каникулы мы отдыхали на туристической базе под Одессой, где я поражала своих подруг проявлениями лунатизма – в грозовые ночи бродила по лагерю, а утром, проснувшись в своей постели, не помнила ничего. И только мокрая рубашка и комья грязи на простыне свидетельствовали о моих ночных прогулках под дождём.
По окончании института Оля вышла замуж за аспиранта – радиофизика. Позже профессор Раевский помог молодым супругам найти преподавательскую работу в Нижнем Новгороде, что позволяло нам довольно часто видеться. Особенно запомнился совместный отдых на Битюге, живописнейшем притоке Дона. И в тот день мы с Ольгой ударились в воспоминания об этой реке. Лодка, венок из лилий на голове, размеренный удар весла, рыбак, азартно ждущий клёва и песня собственного сочинения:
Мы хотели бы уплыть за горизонт
Только вредный Битюжок нам не даёт
Впереди нас ждёт опасный поворот
Там коряги, камыши, водоворот…
Там, на берегу Битюга я сочиняла не только песни, но и длинную поэму, адресованную мужчине, от которого зависело получение мной учёной степени. Он занимал должность главного инженера мясоперерабатывающего комбината, где я пыталась внедрить своё изобретение – экономически выгодную систему вентиляции, в которой осуществлялся подогрев приточного воздуха за счёт тепла помещения. В странах Скандинавии подобные системы были в дальнейшем запущены в серийное производство. Но свою опытную установку я сделала на собственные деньги с помощью рабочих домоуправления. Оставалось только найти руководителя завода или фабрики, который просто из симпатии ко мне согласится отдать приказ разобрать кирпичную кладку наружной стены, вмонтировать мою установку и в течение достаточно продолжительного времени снимать показания термометра. После чего я смогу доказать эффективность предложенного мной режима экономии тепла.
Это был яркий пример порочности всей нашей системы управления. Кто-то придумал, что без внедрения в производство изложенных в диссертации научно-технических новшеств, учёную степень соискателю не присуждать. Выполнение этого распоряжения в наших условиях могло привести только к цепочке очковтирательства. А лично для меня задача очаровать главного инженера представлялась непосильной – незадолго до моего появления на комбинате у него был бурный роман с красивой женщиной – главным технологом, закончившийся грандиозным скандалом при активном участии обманутой супруги. И всё же без особой надежды на успех я посылала ему свои стихи. В них были такие строки:
В аквариумных водах Битюга
Средь заповедных заводей и лилий
Ловили щук мы на живца
И раков также в изобилии
Казалось, было не до Вас
Могла бы и забыть я даже,
Что есть на свете Росглавмясо
Увы, но сердцу не прикажешь…
А заканчивалось стихотворное письмо словами:
Я позвала бы Вас в приволье
Но справка мне от Вас нужна.
Имелась в виду справка о внедрении моего изобретения в производство. И главный инженер сдался. Я не могу назвать свои рифмы искусством, но их волшебная сила проявилась в полной мере. Этот красивый мужчина с мужественным, словно высеченным из скалы лицом явился 8 марта ко мне домой с букетом тюльпанов и бутылкой шампанского. А я продолжала разговаривать с ним стихами:
Зверь дикий, пугливый, упрямый, ретивый,
Хочу обуздать я твой норов строптивый.
Я в кольца завью твою жёсткую шёрстку,
В рык нежность волью, в глазах зажгу блёстки.
Коль ласковым будешь, до дна выпьешь зелье,
Надолго запомнишь ты пряность похмелья…
На следующий день главный инженер отдал нужный мне приказ. Получив справку, я, каюсь, перестала испытывать потребность в новых встречах. Не вдохновлял он меня более и на поэтическое творчество – в общении на бытовом уровне главный был довольно неинтересным человеком. А он приходил и приходил к моему дому на площади Пушкина, иногда в стельку пьяный ломился в дверь и кричал:
– Женщина, ты объяснишь мне, наконец, почему ты исчезла из моей жизни? Ты посвящала мне стихи. Неужели только ради справки?!
– Эта порочная система выдавать желаемое за действительное прогрессирует и ведёт нас к краху, – прервала мои воспоминания Ольга. – Журналист N, позиционирующий себя как человек выдающегося ума и, возможно, таковым и являющийся, утверждает, что если незамедлительно к управлению страной не придут специалисты, способные провести либеральные преобразования в экономике, последствия будут ужасающие.
– Я слушала его монологи. Иногда он противоречит сам себе. То говорит, что управленцы нового образца должны быть идейно ориентированы, то, напротив, уверяет, что их моральные качества в данном случае не имеют никакого значения. Но разве не ориентированный идейно специалист пойдёт во власть, если не просчитает, какова будет его личная выгода? И где гарантия того, что выбранная им тактика преобразований будет соответствовать оптимальной для страны стратегии развития? Кстати, журналист смог упомянуть имена всего трёх человек, способных принимать умные решения. Среди них я знаю только Германа Грефа.
