Дмитрий Стародубцев - Семь колодцев
Я предъявил свой пропуск.
— Все пропуска недействительны! Ваша фамилия? — отрезал плешивый.
— Я директор этой фирмы! — И я оскорбленно назвал свою фамилию.
Второй охранник провел глазами сверху вниз по свежему списку, отпечатанному на компьютере, и покачал головой:
— Вас нет в списке.
— Не может быть! — возмутился я. — Что это вообще за список? Кто его утверждал? Я — директор и владелец этой фирмы!
— Нас это не касается! — хмуро сказал плешивый. — Нам приказали пропускать только по этому списку, что мы и делаем.
— Кто приказал? — надвинулся я.
— Начальство.
— Какое начальство?
— Наше.
— А ваше начальство это кто? — Я попытался протиснуться к двери.
— Вам это не положено знать! — Плешивый грудью встал на моем пути и обдал меня гнусным дыханием.
— Ну, приехали! — взбешенно развел я руками. — Так звоните своему начальству и доложите. Это просто идиотская ошибка! Неужели непонятно?!
— Хорошо, — пожал плечами плешивый.
Он достал из внутреннего кармана пиджака довольно дорогой сотовый телефон, отвернулся и коротко поговорил. Причем ничего не объяснял, а отвечал на чьи-то вопросы, будто его звонка давно ждали: «да», «нет», «хорошо», «будет сделано».
Я ожидал, что недоразумение разрешилось и меня сейчас пропустят, но плешивый не торопился уступать мне дорогу.
— Мне нечем вас порадовать. Приказано вас не впускать.
Я яростно наскочил:
— Ну кто мог приказать такую глупость! С кем ты разговаривал, чмо?! Я сейчас позвоню и вас всех здесь по стенке размажут!
Охранники многозначительно переглянулись.
Я выхватил мобильный и ввел из базы номер Валентина Федоровича.
«Аппарат выключен или находится вне зоны действия сети!» — сказала электронная баба и воспроизвела то же самое по-английски.
Я повторил операцию и получил точно такой же результат.
— Вам лучше уйти, иначе мы вас вынуждены будем задержать и доставить в ближайшее отделение милиции! — уже с гонором, с угрозой в голосе произнес плешивый.
— Да хрен с вами!
Я выскочил на улицу, хотел сесть в машину и направиться прямо на работу к Валентину Федоровичу, но на служебной стоянке моей машины не оказалось.
«Может быть, водитель поехал на мойку или заправляться? Но почему тогда он меня не предупредил?!»
Я растерянно стоял на тротуаре у входа в офис-центр и не знал, что делать. Сквозь меня шел озабоченный людской поток, толкая и отдавливая мне ноги.
Что происходит, черт возьми!
Вдруг я почувствовал, что мне в руку сунули что-то мягкое. Я посмотрел — обычная белая салфетка. Я обернулся — мелькнул ускользающий профиль незнакомой девушки. Я развернул салфетку, на ней были каракули, наметанные карандашом:
«Я вас прямо сейчас жду в кафе «Неглинка». Это очень важно!»
Почерк мужской, вроде знакомый.
Я пожал плечами, сунул салфетку в карман и побрел прочь. Перейдя улицу, я оглянулся, будто опасаясь слежки, и свернул в знакомый переулок. Холодная горечь предчувствия.
В основном зале кафе «Неглинка» было пусто, я спустился в «подвальчик» и увидел в углу, в полумраке, своего самого одаренного программиста Славу и перед ним почти нетронутую чашку с капучино.
— Привет, Славик! — подсел я. — Что случилось? Что эта за девушка, которая…?
Ему было что-то около двадцати пяти.
— Ну, это Галя — моя подруга. Я попросил ее незаметно передать вам мою записку.
Он неприятно шмыгнул носом, грубо и мощно, всей носоглоткой. Это был единственный его минус, которого однажды едва не оказалось достаточно, чтобы я чуть его не уволил, такой отвратительной вдруг показалась мне тогда эта его привычка.
Славик делал какие-то бессмысленные движения, избегал смотреть в глаза и в довершение всего его губы мелко дрожали, что было явным признаком того, что в его жизни произошло что-то очень страшное.
Подошла официантка, я заказал экспрессо.
— Успокойся и говори, — сказал я Славе. Он долго настраивался.
— Переворот! — наконец произнес он.
Его лицо показалось мне каким-то синим, как у мертвеца.
— Что переворот?
— Переворот! Ну, они давно уже собирались это сделать… Я хотел вам сказать, но как-то не решался… А еще думал, может, ошибаюсь… Скажу, а окажется все не так!
— Поясни.
Славик опять прочистил носоглотку.
— Ну, в общем… блин… как это лучше сказать?.. Валентин Федорович и Вера Александровна… Ну, они решили захватить вашу фирму и отстранить вас от власти.
— Это как? Разве это возможно?
Официантка принесла мой экспрессо в маленькой чашечке, и я расправился с ним в три торопливых глотка.
— Ну, они давно готовились, что-то там с документами делали… всех запугивали и настраивали против вас. Особенно Валентин Федорович…
Я нервно закурил.
— Славик, ты ничего не путаешь? Ты, случайно, наркотики не употребляешь?
— Вы же знаете, что я даже не пью и не курю. Вы же знаете! — громко возмутился программист.
— Ладно! — Я подозрительно оглядел помещение, где мы находились. — Рассказывай все по порядку. Только не так громко…
78
Хорошенькая брюнетка с незатейливой химической прической лет тридцати гуляет по парку. Милое лицо с загадочными еврейскими интонациями. Улыбается. Какое-то скрытое очарование есть во всем ее облике. Впрочем, невооруженным глазом видно, что она бедна и крайне закомплексована. Потом она стоит у дерева вместе с Вовочкой — видимо, кто-то помогает им снимать. Бросается в глаза катастрофическое несоответствие этой парочки. Далее у Ани дома. Вот ее еврейская мама, вот сыночек-оболтус с синяком под глазом. А теперь у Вовочки дома, на кухне. Разговоры. И наконец…
Вовочкины подпольные съемки, одним дублем, не имели ничего общего с привычной всем сочной, качественной «высокоэстетичной» порнографической «картинкой». В неподвижном кадре, при плохом освещении некрасиво копошились на кровати два голых туловища: дряблая, бесформенная, в высшей степени отвратительная Вовочкина масса, и прозрачно-белое, отнюдь не идеальное тело его подружки. Впрочем, Анечка, как с нежностью называл ее Вовочка, была в некоторой степени сексуально привлекательна: пропорциональное тело, неплохая грудь, гладкая округлая попа.
— Я бы такой засадил по пьянке! — гоготнул Бе-резкин.
В какой-то момент мне стало немного не по себе, будто я подглядываю в замочную скважину. Возникло тревожное ощущение совершаемой мерзости. Однако ни автор фильма, сопровождавший просмотр бесстыдными комментариями, ни благодарные зрители у экрана, весьма эмоционально, словно болельщики на стадионе, переживавшие происходящее, очевидно, никакой вины за собой не чувствовали, так что постепенно я успокоился и вскоре даже ощутил некоторую сексуальную наэлектризован-ность.
В кадре были ласки и поцелуи, потом довольно любопытное первое, смущенное изучение половых органов друг друга.
Вовочка, явно получая удовольствие от близости с молодой женщиной, все же ни на секунду не забывал о видеокамере и все время всячески вертел Аню, подставляя прозорливому объективу то ее грудь с блестевшими от слюны возбужденными сосками, то попу, половинки которой нарочито раздвигал руками, чтобы видеокамере были видны все физические подробности, то заросшую промежность.
Аня взволнованно призналась, что вот уже больше года не имела близости с мужчиной. Тогда Вовочка поспешил зарыться головой между ее ног и довольно быстро добился результата.
— Профи! — радостно похлопал Григорий Вовочку по плечу.
Тот смущенно зарделся, довольный высокой похвалой.
В какой-то момент всё едва не сорвалось. Аня вдруг заметила видеокамеру на телевизоре, прикрытую майкой, с направленным на нее объективом, насторожилась, приподнялась на локте и спросила у Вовочки: «Она, случайно, не включена?» — «Да нет, кассеты чистые кончились», — равнодушно отвечал тот, и сей диковинный ответ показался женщине вполне исчерпывающим…
Со временем партнеры привыкли друг к другу, приноровились умещаться в узкой кровати так, что еще оставалось свободное место, которое можно было использовать для маневров, и экспериментальным путем нашли оптимальные позы для совокупления, что оказалось совсем непросто при Вовочкином огромном весе. Вскоре изумленные зрители насчитали три «палки», которыми удостоил наш герой свою возлюбленную; она же отблагодарила его целым праздничным салютом восторженных оргазмов. На этом фенито ля комеди!
Это есть загадка такая:
Чукча приходит с зимней охоты. Входит в чум. Его встречает любящая жена. Сначала он ей кидает одну палку, потом другую. А что он делает потом?
Обычно отвечают: ну, наверное, кидает третью палку.
Но это неправильный ответ.
Потом он снимает лыжи!
