Лео Таксиль - Забавное Евангелие
– Скажи, господи, не я ли тебя предам? Иисус также шепотом ответил:
– Ты сказал, Иуда, это ты.
У предателя даже нос вытянулся. Он уже не сомневался, что сейчас его окончательно разоблачат и здорово попортят ему кровь. Однако, видя, что сын голубя хранит молчание и явно не собирается отдавать его на растерзание остальным членам шайки, Иуда приободрился. Про себя он наверняка подумал: «В самом деле, если уж он решил сделать так, чтобы я его выдал храмовой страже, значит, у него были на то свои соображения, а посему мне стесняться нечего. Кто знает, может быть, в глубине души он даже радуется такому исходу? Пути господни неисповедимы. В данном случае я не более чем орудие в руке божьей. Так что, пока не свершился замысел, предначертанный свыше, и пока я еще не сыграл свою роль, надо как следует выпить и закусить».
И с этими мыслями он хватил хороший глоток вина. Впрочем, Иуда не только пил, но и ел за троих, ни о чем не заботясь. Короче говоря, он один из всех апостолов воздал пасхальному столу заслуженную честь.
Когда пиршество подходило к концу, Иисус дотянулся до одного длинного хлебца на столе и отщипнул от него кусочек.
«Вот это да! – подумали апостолы. – Неужели он еще не наелся? Ну и аппетит!»
Все таращили на миропомазанного глаза.
Он же поднял отломанный кусочек хлеба и произнес:
– Я уже давно говорил вам, что мою кровь воистину можно уподобить питью, а плоть – мясу и что настанет день, когда вы будете пить кровь мою и вкушать от плоти моей. Так вот, сказываю вам, этот день пришел!
– Господи, помилуй! – хором возопили апостолы, впрочем, не очень-то веря в эти слова, потому что уже привыкли к шуткам своего руководителя.
– Вот-вот, я вполне серьезно имею честь сообщить вам: этот день пришел.
Апостолы были огорошены.
– Не волнуйтесь, однако, – продолжал Христос. – Я не буду заставлять вас пить из моих вен и закусывать бифштексом из моих… гм-гм… Видите этот кусочек хлеба?
– Видим!
– Так вот, этот хлеб – моя плоть. Конечно, с виду он непохож на мясо, но не следует доверяться обманчивой видимости. Этот кусок хлеба, который можно принять за обыкновенный хлеб, выпеченный в соседней булочной, в действительности моя плоть. Съешьте его, и вы вкусите от плоти моей. И не делайте большие глаза – я говорю совершенно серьезно!
Затем он повернулся к Иоанну и Петру:
– «Примите и ядите, ибо сие есть тело мое!» Жуйте и глотайте, да не по крошке, а все до конца!
И он заставил каждого съесть по куску хлеба.
Вот вам еще одна сцена, в которой мы, грешные, видим лишь странное извращение чувств и мысли. Святоши же, напротив, убеждены, что Иисус вовсе не думал насмехаться над своими апостолами.
Затем миропомазанный взял свою чашу и начал повторять над нею ту же галиматью:
– Пейте все, ибо сия есть кровь моя, хотя вам кажется, будто это вино. В действительности же это кровь моя, пролитая за вас. А потому не воротите носы, и пейте, пейте, друзья, мою кровь – она совсем неплоха на вкус! Апостолы поуспокоились. Такой крови они могли бы выпить не один литр. Поэтому долго уговаривать никого не пришлось.
Так было учреждено на века таинство святого причащения. Именно на этот отрывок из евангелия ссылаются священники, чтобы иметь повод прихлебывать каждое утро в ожидании завтрака белое винцо и в то же время делать вид, будто совершают некое великое таинство, непостижимое для простых смертных.
Затем Иисус прибавил:
– Когда меня уже не будет среди вас и когда вы захотите вспомнить о своем дорогом учителе, сделайте так, как я вас научил, то есть выпейте и закусите, и это будет в память обо мне.
Следует полагать, что сын голубя не удержался от еще одного намека на предателя, находившегося в том же зале, ибо Петр захотел выяснить этот вопрос до конца. В ту минуту, свидетельствует евангелие, Иоанн, которого Иисус любил больше всех, вытянулся на своем ложе и положил голову на грудь учителя.
Петр подтолкнул Иоанна локтем и шепнул ему на ушко:
– Раз уж ты ходишь в любимчиках, спроси его: кто же из нас предатель?
Иоанн, прильнув к груди Иисуса, тихонько повторил вопрос.
– Меня предаст тот, кому я передам кусок хлеба, обмокнутый в блюдо, – ответил мессир Христос так, чтобы его мог слышать один Иоанн.
Иуда не подозревал даже, что на сей раз учитель столь недвусмысленно выдаст его одному из апостолов. Поэтому, когда Иисус протянул ему кусок хлеба, он спокойно принял угощение.
«Ах, каналья!» – должно быть, воскликнул в душе Иоанн.
Однако любимый ученик предпочел сохранить свое негодование про себя: в евангелии нигде не сказано, чтобы он хотя бы попытался разоблачить лицемерного коллегу.
Между тем время шло, ночная тьма сгущалась, было уже поздно. Иисус хотел покончить со всем этим поскорее.
– Послушай-ка! – обратился он к Иуде. – Раз уж у тебя есть дело, нечего тянуть. Ступай и делай!
– О чем ты, о господи? И ты говоришь мне такое!..
– Ладно, ступай, куда тебе надо, да поскорее!
Ученики услышали последние слова Иисуса, однако подумали, что тот поручил Иуде подкупить еще чего-нибудь к празднеству: ведь именно Иуда распоряжался общей кассой всей компании.
Один Иоанн мог понять, что происходит на самом деле. Он видел, как Иуда, приняв из рук Христа хлеб, сразу же поднялся и вышел. Теперь его ничто не удерживало. Отбросив последние угрызения совести, он побежал в сторону храма.
После его ухода беседа за столом возобновилась.
Иисус обратился к апостолам с последними наставлениями. Он называл их своими детьми и говорил о месте, куда идет и куда никто не сможет за ним последовать.
Петр, не пропустивший за все время ни одного тоста, был уже, как говорится, тепленький.
– Что это за место, куда мы не сможем за тобой последовать? – вскричал он. – Нет такого места на земле!.. Вот я например, клянусь, что не покину тебя ни за что! Куда ты пойдешь, туда пойду и я… Где ты будешь, там будет и Петр…
С тобой на жизнь и на смерть. Тысяча чертей! Скажи только слово, и я умру за тебя!
Сын голубя пожал плечами.
– Помилуй бог, какой энтузиазм! – заметил он. – Хорошо, что я все знаю заранее… Если бы я рассчитывал только на тебя, милейший, моим врагам нечего было бы делать. Но я надеюсь лишь на себя самого… Я должен принести себя в жертву. И я к этому готов…
– Провалиться мне на месте! – продолжал орать Петр. – Что это еще за жертва, которую нельзя отменить?! Клянусь, я пойду за тобой и в тюрьму, и на смерть!
– Довольно, Петр, хватит бахвалиться…
– Господи, не говори так!..
– Слушай лучше меня! Прежде чем петух пропоет, ты уже сегодня трижды отречешься от меня.
– Вот еще, выдумал! Да я…
– А я тебе говорю, Петр, что так оно и будет. Не зная, что еще сказать, Петр понурил голову. Но про себя решил доказать учителю, что тот здорово ошибается и явно его недооценивает.
Иисус снова обратился к апостолам с вопросом:
– Когда я послал вас в горы Галилейские без денег, без обуви и даже без сумы, вам чего-нибудь не хватало, если не считать этих мелочей?
– Нет, господи.
– Так вот сейчас тот, кто имеет суму или мешок, пусть возьмет его, а тот, кто ничего не имеет, продаст все, вплоть до одежды, дабы купить себе меч, ибо скоро начнется такая свалка!.. И сбудется в тот день пророчество об Израиле.
– Какое пророчество?
– А такое, что мессия будет поставлен в один ряд с разбойниками.
– Не бойся! Мы тебя защитим! Видишь, у нас уже есть два меча!
– О, это даже больше, чем нужно, – промолвил Иисус и закончил: – Ну, поговорили и хватит. А теперь пойдем подышим свежим воздухом. (Смотри евангелия от Матфея, глава. 26, ст. 21-29; Марка, глава. 14, ст. 18– 25; Луки, глава. 22, ст. 19-23; Иоанна, глава. 13, ст. 23-38.)
Глава 58. ТО, ЧТО НАЛИТО, ДОЛЖНО БЫТЬ ВЫПИТО.
И сам отошел от них на вержение камня, и, преклонив колени, молился, говоря: отче! о, если бы ты благоволил пронести чашу сию мимо меня! впрочем не моя воля, но твоя да будет.
Явился же ему ангел с небес, и укреплял его.
Лука, глава. 22, ст. 41-43
– А теперь пойдем подышим свежим воздухом, – сказал Иисус и направился к двери.
Ученики последовали за учителем. Ночь была великолепная. Миропомазанный повел всю компанию по дороге, ведущей к горе Елеонской.
На ходу он продолжал беседовать со своими апостолами. Он так долго рассказывал им о своем божественном папе, который на небеси, что Филипп, любопытный, как монастырская послушница, не вытерпел и спросил:
– А нельзя ли его увидеть, твоего батюшку, о коем ты столько говоришь?
– Посмотри на меня, Филипп, – ответил Иисус.
– Смотрю, господи. Ну и что?
– Что ты видишь?
– Как что? Тебя, конечно!
– Отлично сказано, друг мой. Так вот, узнай: кто меня видит, тот…
– Что «тот»?
– Тот одновременно видит и моего отца.
– Ну, раз ты это утверждаешь, я тебе верю. Затем Иисус, составлявший одно целое со своим богом-отцом, – который, кстати, не был ему отцом, ибо настоящим его папой был голубь, – так вот, Иисус сравнил себя с истинной виноградной лозой. Евангелист Иоанн рассказывает об этой речи, ставшей последним публичным выступлением ходячего Слова.
