Леонид Марягин - Изнанка экрана
Все окна в высотном доме на Котельнической светились.
Ефим Давыдович готовил себя к встрече Нового года. У трельяжа в спальне выдергивал пинцетом волосы с кончика носа.
Торс борца в крахмальной рубашке на тоненьких голых ногах, в ярком полосатом галстуке. Он с неудовольствием поднял телефонную трубку с прикроватной тумбочки:
— Слушаю... Сева! Ты не вовремя! Что?
Давыдович сел на кровать.
— Откуда узнал? — Он полез в тумбочку за патрончиком с нитроглицерином и положил белый комочек под язык.
— Это точно? — переспросил он, не закрывая приоткрытого рта. — Значит, не зря Вера намекала... это конец моего замысла...
— Печально... — только и смог выдавить Сева на другом конце провода.
— Что тебе печально! — сочувствие взорвало мэтра, — тебе — печально! Для меня это конец мечты о «Грозном»! Печально! Ты женишься. Деньги там есть. Квартира есть. Машина есть. Дача — тоже. Что тебе еще надо!
Монолог шефа был ударом наотмашь. Шеф срывал злобу.
— Мне нужна профессия, которую я полюбил! — В голосе Севы звучали одновременно обида и твердость.
— Будет тебе профессия, — Давыдович понял, что перебрал, и продолжил, как мог, миролюбиво, чтобы отделаться. — Мне тут звонил Лукинский, он хочет делать про Фрунзе. Спрашивал о тебе. Приглашает.
— Кем? — после паузы спросил Сева.
— Ассистентом! А ты хотел — режиссером? Еще сопли не высохли! — Давыдович швырнул трубку и тупо смотрел на свое тройное — в разных поворотах — отражение в трельяже.
Сева подавленно уставился на нелепый в этой ситуации букет.
Из повисшей в руке телефонной трубки неслись гудки.
В такой момент идти в дом с предложением... Там не до него... А вообще-то «до него» там без случившегося?..
Снова возник Губан. Будто подслушал его размышления.
— Если раздумаешь идти к невесте, приходи на Пушкинскую, думаю, будет не скучно. Только мужиков недобор. — Он нацарапал на клочке бумаги адрес и вложил его в чащу букета. — И учти: зять проворовавшегося чиновника в вашем кино никому не нужен. От тебя побегут, как от чумного!
— Отвали! — только и оставалось сказать Севе.
Понуро, с опущенным букетом он брел к Тамариному «начальственному» дому мимо светящихся новогодних витрин с размашистой надписью «С Новым годом!». Мимо веселых прохожих с крохотными елочками.
У подножия памятника Пушкину клубилась новогодняя толчея.
Из-за толстенного дуба, перехваченного златой цепью, появлялся «кот ученый»...
Развернувшись налево, кот сказывал «Сказку о попе и о работнике его Балде».
— От первого щелка подпрыгнул поп до потолка, — с восторгом рассказывал «кот ученый».
Сева недолго простоял в толпе зрителей, жующих горячие булки с сосиской.
Его мало интересовало сказочное шоу или, как оно официально называлось, обозрение. Но слова «от первого щелка подпрыгнул поп до потолка» звучали в ушах всю дорогу к Тамаре.
Недалеко от дома Тамары пришлось огибать изрядный строй людей, так как пересечь его очередники не разрешили, приняв за нахала, желающего протыриться без очереди.
— Одесская кончилась, осталась только краковская! — звучали ему вслед выкрики очередников.
Держа букет перед собой, он открыл дверь Тамариного подъезда, за которой возникла фигура знакомого охранника.
— Никого нет дома! — Охранник не был так же вежлив и обходителен, как тогда, на дне рождения Тамары, сообщая, что Фролов не приедет.
— Как это? Я же звонил час назад, — растерялся Сева.
— Тебе же русским языком говорят: никого нет дома! — И, предвидя следующие вопросы, страж информировал: — Улетели.
— Куда?
— Для тебя — в никуда! — Охранник захлопнул дверь.
Сева оторопело стоял перед входом с нелепо торчащим перед собственным носом букетом, потом сунул его под мышку, сделал несколько неуверенных шагов от двери, остановился, долго смотрел на букет, что-то соображая, тряхнул им, как банным веником, и резко швырнул цветы на заснеженный асфальт.
Из распластанных цветов вывалилась писулька Губана.
Поднял ее, на этот раз внимательно прочитал...
Из заиндевевшего оконца Тамариного подъезда выглядывал охранник.
— Привет! — В квартире на Пушкинской из-за стола ему улыбалась... «шахтинская» Галка.
Он подошел, отдалившись от сопровождающего Губана.
— Какими судьбами? Из Ростова?
— Из Москвы. — И предвкушая его удивление, продолжила с расстановкой: — Я теперь директор фабрики местной промышленности.
— Как? — вырвалось у него.
— Ты помнишь моего партнера... того, в «Поплавке»?
— Да.
— Он сделал. Купил мне место.
— Ты говорила — он из Ростова.
— Он — отовсюду...
— Но ведь ты... это... засвечена на Петровке...
Галка засмеялась:
— На Петровке тоже деньги любят. Садись сюда... — Она подвинула соседний стул ближе к своей стройной ляжке, четко рисовавшейся из-под юбки с чехлом. — Ну, за старый год! Мы живы и даже неплохо его провожаем.
Выпили. Галка активно подкладывала Севе закуски — тот самый дефицит, так искомый в магазинах накануне праздников.
— Миноги хочешь?
После второй рюмки за старый год возник Губан, попытался облапить, но Галка живо отшила:
— Мужик, прекрати работу!
Губан, неловко хихикнув, заглотнул фужер водки и удалился на другой конец стола.
Гости под музыку «Истамбула» запивали проглоченные таблетки кодеина.
Галка вдруг сообщила Севе на ухо планы об их радужном совместном существовании.
— Собиралась тебе звонить. Сразу после Нового года...
— Куда? Я там уже не живу.
— Ну и что? Ты же центровой — тебя в «Национале» каждый знает.
Губан со своего места внимательно, как может только пьянеющий человек, наблюдал за их разговором.
— Пойдешь ко мне на фабрику...
— Ты уже предлагала раньше — завклубом...
— Это в Шахтах, а здесь — выше. Культоргом дирекции.
— У меня интерес на киностудии...
— Ну... я помогу... твоему интересу, переезжай ко мне на квартиру. Поживем... понравится — распишемся?
Внезапно Сева оказался на полу, лежа на спинке своего опрокинутого стула. Над ним стоял Губан и хохотал:
— Будешь помнить, как лезть к чужим бабам!
Сева вскочил, бросился к Губану, но между ними возник быстро отваливший от компании кодеинщиков Андрей Коробов — боксер, чемпион «Спартака» в тяжелом весе.
— Только не здесь! А то мебель переломаете. И кровью зальете паркет. Раздевайтесь до пояса, чтобы рубашки остались в порядке…
Они разделись, побросав одежду на стулья.
— Пошли! — скомандовал Андрей.
Остальные гости не захотели участвовать в аттракционе. Только Галка провожала их взглядом, приподнимаясь со стула.
Медленно спустились с третьего этажа по старой литой лестнице. Губан первым, между ним и Севой — мощная фигура Андрея Коробова.
Вышли на заснеженную улицу.
На тротуаре он развел бойцов, отскочил к Сене и взмахнул рукой:
— Сходитесь!
Они ринулись друг на друга, принялись молотить кулаками носы, скулы, рты...
Пар валил из ноздрей.
Губан не выдержал — он, в отличие от Севы, курил, и дыхалки не хватило, — как был, голый по пояс, убежал домой в «Славянский базар», где жил тогда в огромной коммунальной квартире.
Сева смотрел ему вслед, но победного было мало в его окровавленном лице.
На Спасской башне ударили новогодние куранты.
Галка — «дама сердца» накинула на Севу принесенное пальто.
Он благодарно кивнул и слушал бой часов, успокаивая дыхание.
В простреле между Историческим и Музеем Ленина сияла звезда Спасской башни.
Он с Галкой расположился в «Национале» за уютным столиком у стены.
Мельхиоровый кофейник, такой же молочник, яблочный пай. В общем, то, что мог позволить на свою зарплату Сева.
— Ну и что ты так надолго исчез?
— Проклятое кино засасывает! — отшутился Сева.
— Смотри, не потони.
— Тебя позову спасать!
— Всегда готова. Я ведь не зря тебе тогда предлагала... Переезжай ко мне.
— Учту предложение...
— А я, пока тебя не было, новый гарнитур купила. Чешский — «У-300».
Севе от этой новости сразу стало скучно, и он не поддержал разговора, но Галка взяла инициативу на себя:
— Этот гарнитур продают только по записи, но за двести сверху мне быстро достали и даже сами привезли!
Сева по-прежнему молчал.
— Так что сегодня у меня обмоем покупку, — тарахтела она.
— У нас завтра с шести — съемка.
— Ну и что? Одну ночь не поспишь. Ничего с тобой не случится!
Сева, чтобы уйти от ответа, с видимым желанием проглотил кусок пая.
— Давай закажем еще... Ну, поесть чего-нибудь, — предложила Галка, заметив аппетит Севы.
— Ты хочешь есть? — уточнил Сева.
— Нет. Для тебя. У меня с деньгами порядок.
— У меня сегодня тоже.
— Тебе в кино стали много платить? — засмеялась Галка.
— Нет. Получил случайно. За один эпизод... как автор.
