Зоя Кураре - Революция чувств
– Вы, дамочка, прошу прощения, за кого голосовали? – поинтересовался таксист у Женьки, который своими габаритами напоминал самого Виктора Япановича. Это программа «Розыгрыш», подумала Женька Комисар, а за рулем сидит будущий гарант. Классная идея для телевизионного ролика. Виктор Япанович работает таксистом и спрашивает пассажира:
– Я говорю, за кого вы голосовали? – не унимался таксист.
– За кого, за кого, за будущего президента Закраины, за Виктора Федоровича Япановича. Как будто у нас в стране есть другая достойная кандидатура? – отчеканила Женька, представляя себя в роли героини ролика.
Машина резко затормозила. Все пошло не по сценарию. Комисар испугалась, больно ударилась лбом о переднее сидение, уронила телефон.
– Боже, что, что происходит?
– Выходи!!! – заорал нервно таксист.
– В смысле «выходи», мы еще не приехали.
– Выходи, глупая женщина, пусть тебя твои «губернские» возят! Достойный кандидат! Я за него не голосовал, мой брат не голосовал, мой отец не голосовал, сосед тоже, а он победил!?
– Вы что, с ума сошли? Мало ли кто за кого голосовал. Вы таксист, вот и возите пассажиров. Где это видано, чтобы таксисты по политической принадлежности людей возили. Прекратите, гражданин, хулиганить. Везите меня на телекомпанию «Полет». Что, адрес забыли? Напоминаю, улица Победная – 48. Поехали.
– Удавлю! Удавлю сучку, вот этими руками! – заорал таксист. Женька смотрела на его перекошенное от злости лицо, и не сомневалась, такой сначала удавит, а потом подумает над тем, что собственно он совершил.
– Я жаловаться буду, вы не имеете права!
– Удавлю сучку!!! Ты хочешь, чтобы я всю жизнь горбатится на хозяина?! На Кучкиста, на Япановича! Я за Юбченко, за свободу! Выходи из моей машины! Я не шучу! Уйди от греха! Убью!!! – таксист вышел из машины. Женька схватила сумку и выбежала из такси. Водитель демонстративно погнался за Комисар, но через десять метров понял, девушка умеет не только быстро говорить, но и бегать.
– Сумасшедший!!! Лечить таких надо!
– Бандитка!!! – крикнул на прощание таксист. Причем здесь бандитка? Потом Женька догадалась, что имел виду неуравновешенный таксист.
Он вспомнил о судимости Япановича.
Она хотела позвонить Александру Куликову, но телефон остался в такси. Женька слышала, как ее маленький компаньон, благодаря которому она имела надежную сотовую связь, громко звонил в отъезжающей машине.
– Черт, черт!!! – на улице пошел дождь, который с каждой минутой усиливался. Зонта нет, телефона тоже, до телекомпании идти больше километра. Женька попробовала проголосовать, безуспешно. Сплошная траса, слева и справа лесополоса. Этот отрезок дороги на нее всегда нагонял тоску. Неслучайно. Женька знала, в ее жизни случайностей не бывает. Одна грузовая машина остановилась. Водитель, чью улыбку украшал сплошной ряд зубных коронок из дешевого желтого металла, принял ее за проститутку. Комисар решила не рисковать и любезно отказалась от предложенных автотранспортных услуг. Водителей в этой стране она теперь боялась больше, чем политиков. Замерзая от холода, вымокшая от дождя Женька отказала во взаимности мужчине средних лет с незабываемой лучезарной улыбкой, которая не смогла ее согреть в поистине пасмурный день.
Евгения Комисар шла вдоль скоростной трассы, обхватив промокшее комиссарское тело рукам, с ее волос стекала черная вода. Вчера она покрасила волосы в любимый цвет. Комисар плохо вымыла краску на голове, и теперь не только волосы, но и жизнь задорожной пиращицы выкрашивалась в радикально черный цвет. Дождь шел сплошным потоком, Евгения с трудом различала проезжающие по дороге автомобили. Силуэт девушки, идущей вдоль скоростной трассы, напоминал картину известного сюрреалиста Дали «одинокая странница», как привидение, случайное слияние красок, которые замешаны на дождевой воде. И только истинный художник смог оценить трагизм происходящего. Он резко затормозил, открыл настежь дверь забрызганного грязью автомобиля, и громко сказал:
– Садитесь скорее! Ну, что же вы!!! – Дождь усилился.
Женька Комисар, промокшая до нижнего белья, решила отдаться в руки очередного маньяка, ее тело жаждало тепла. На минутку, на одно мгновение. А потом, хоть…
– Боже, да вы совсем вымокли! Закрывайте дверь скорее, а то мы утонем. Ой! Вы похожи на дождевую русалку. Сознайтесь, вы Мавка! – водитель весело улыбался, пытаясь рассмотреть лицо девушки, которую подобрал на трассе.
– Я что, так изменилась, Громов, что ты меня не узнаешь? – с грустью в голосе произнесла Комисар.
– Женька это ты, ну ты даешь!!! Что ты делала на трассе, да еще в такой дождь? – искренне удивился бывший муж.
– Сашка, вези меня домой, пока я окончательно не заболела.
– Будет сделано, товарищ Комисар, только флаги мне не намочи.
Женька осмотрелась, на заднем сидении машины она увидела аккуратно сложенные оранжевые флаги.
– А флагштоки где? – профессионально поинтересовалась она.
– Доставку флагштоков мне не поручали, наверное, на грузовой машине привезут.
– Готовитесь к митингу…
– Да. А вы что, разве не готовитесь?
– Не понимаю Громов, что ты нашел в Юбченко? – начала пропаганду Женька. Но вспомнив историю с таксистом, она решила заткнуться. Ехать в теплой машине комфортнее, чем идти пешком вдоль трассы, да еще без зонта. Черт с ней, с этой политикой, подумала она. У Женьки от холода неприлично стучали зубы, тело покрылось характерными в подобных случаях красными пятнами.
– Что ты сказала? – переспросил бывшую жену Сашка Громов.
– Да так, ничего. Боже, как я замерзла. Как я замерзла и вымокла. Ужас. Еще и телефон в такси остался, – причитала Женька.
Остальную часть дороги бывшие супруги преодолели молча, говорить им не хотелось. Громов периодически поглядывал на вымокшую Женьку, которая казалась ему беззащитной маленькой девочкой. Ему вдруг захотелось ее крепко прижать к себе, обнять, согреть, поцеловать, пусть в лоб, как ребенка. Но Женька не ребенок, она пиарщица, а пиарщицы не женщины, они воины невидимого политического фронта. Им к трудностям не привыкать. Старенький автомобиль подъехал к многоэтажному дому. На улице Пионерской дождь не шел. Удивительно! Здесь все как всегда. Чистота, порядок и тишина.
С невозмутимым видом баба Дуся сметала в кучу пожухлые листья, от которых отвратительно пахло, как впрочем и от всего, что прогнило за последний месяц в стране.
Увидев Сашку и Женьку вместе, старушка вместо стандартного приветствия бесцеремонно произнесла:
– Милые бранятся, только тешатся! А я смотрю на вас, голубки, и глазам не верю. Вот так история, Сашка и Женька снова вместе.
– И вам здравствуйте, и вам не хворать баба Дуся. Давно не виделись, – отреагировал Сашка Громов на дворовую полицию нравов, в обязательном арсенале которой имелись метла и острый, как лезвие от хирургического скальпеля, язык.
– Не виделись давно мы с вами, Александр, потому что некоторым дома не сидится. Говорят, вы нашу Женьку на другую бабу променяли. Или бессовестно врут злые языки?
– А вы как думаете, баба Дуся? – включился в забытую игру «Что? Где? Когда?» Александр Громов.
– Я думаю, создали семью, живите как люди, берегите очаг. А не бегайте по свету в поисках, где слаще. Наша Женька лучшая. Вот, умница, красавица, деньги зарабатывает, – баба Дуся никогда не испытывала любви к Комисар, а тем более, к ее собаке. В глубине души старушка радовалась, когда Вик пропал, но сейчас, из женской солидарности, решила порвать Сашку Громова на мелкие лоскутки. Потому, что еще больше, чем собак, которые гадят где попало, она не любила художников. Вот на кого нельзя в жизни положиться. Она Женьку предупреждала. Наплачешься ты с этим любителем натурщиц, как в воду смотрела.
– Батюшки, да ты вся дрожишь. Деточка, моя. Сашка, разотри ее водкой хорошенько, да чаю с малиной и в постель. Немедленно в постель. Этак, воспаление легких заработать можно, – Женька благодарно улыбнулась старушке. Удивительное поколение наших стариков. Мудрое, доброе, подумала пиарщица, которую жизнь учила цинизму и холодному расчету, а не проявлениям участия к чужим людям. Доброе слово и пиарщице приятно!
Находясь в медленно движущемся на девятый этаж лифте, они пристально смотрели друг на друга. На мгновение в лифте стало темно, на всем пути следования это происходило с завидной периодичностью, но даже в эти мистические доли секунды, когда кабинка лифта погружалась в кромешную тьму, их взгляды и тела притягивались. Женьку трясло от холода, руки онемели, ног она не чувствовала. Почему так издевательски медленно движется лифт, подумала Комисар. Сашке захотелось согреть ее, обнять, пожалеть. Он впервые в жизни увидел Женьку в непривычной роли слабой и беззащитной женщины, фамилия «Комисар» принадлежала другой особе, от которой Сашка Громов сбежал. Она хотела заплакать на его широком плече, но Сашкино плечо занято ее лучшей подругой. Лифт послушно затормозил на девятом этаже, выпуская на волю горькую парочку с маркировкой «бывшие». Лифт пробубнил им вслед невнятные слова, потарахтел на прощание разболтанными, изношенными механизмами и, как старый шаман, исчез в темной шахте, откуда прибыл.
