Владимир Надеин - Три карата в одни руки (сборник фельетонов)
— Но почему?
— Сейчас объясню. Долгие годы мы не продавали — только давали. Инерция давания огромна. Отсюда и старомодность торговли. Она материально и организационно настроена на то, чтобы снимать пенку с дефицита. При дефиците у покупателя нет лица. Есть только номер на ладони. Однако и продавцу лицо ни к чему, вполне достаточно шума. Но вот исчезает дефицит — и что же? Настала пора улыбаться, да?
— А почему бы и нет?
— А потому, что системные проблемы торговли нельзя решить с помощью системы Станиславского. У нас в магазине есть талантливые продавцы, а есть неумехи. Талантливый за день работы может обеспечить банк месячной зарплатой для сотни учителей. Малоопытный продавец эти ценности омертвляет. А премии делятся поровну.
— Так делите по способностям!
— Невозможно. На следующий месяц всем установят план по достигнутому, и талант уравняется в премии с бездарностью.
— Поэтому вы держитесь от покупателя в стороне?
— Не только поэтому. Улыбку продавца нельзя рассматривать как гримасу частного лица. Она зависит от многого — от настроения коллектива, от качества товара, от правил обмена.
— И от правил тоже?
— Разумеется. Вот я с улыбкой спешу навстречу покупателю. Вам цветной телевизор? Экран пятьдесят девять? Пожалуйста, «Электрон». Отличный аппарат! И я не вру. «Электроны» в большинстве хороши. А в меньшинстве? Статистика показывает, что примерно двадцать процентов нуждается в ремонте вскоре после покупки. Причем определить дефект в магазине даже теоретически невозможно, так что и речи нет о моей ненедобросовестности. Но покупатель этого не знает! И обменять ему на новый я не имею права. Он вспоминает мои любезные уговоры, и бывшая улыбка кажется ему коварством обольстителя. Разгневанный, он пишет жалобу, в чем отказать ему нельзя. Сотня благодарностей не прибавит мне ни копейки, одна жалоба лишит премии в двадцать пять рублей. Четвертак за улыбку — слишком дорогое удовольствие] — завершил монолог продавец, гася сигарету о каблук.
Он вошел в торговый зал, спрятался в угол потемнее, и сквозь пыльное стекло витрины я увидел на его лице гримасу образца «Вас много, а я один».
Два притопа, три прихлопа
О, если б я засомневался!.. Если бы хоть раз, хоть на один миг, на службе или на отдыхе, в мгновения душевного всплеска или эмоционального упадка во сне или наяву усомнился я в непреходящих ценностях художественной самодеятельности!.. Может быть, тогда путь мой к истине был бы прост и прям, как струна балалайки.
Но я не сомневался. Никогда! Узнав, скажем, что в Омской области 112 тысяч рабочих и служащих, полеводов и животноводов регулярно поют и пляшут на общественных началах, я тревожился недолго. Лишь до тех пор, пока не уточнял по справочникам, каково в целом население области. А уточнив, успокаивался. Недурственно, совсем недурственно! Если отбросить граждан ползункового возраста ввиду их незрелости, а также снабженцев из-за непрестанных командировок, то почитай каждый десятый омич нагружен сценическим исполнительством.
Эта радостная статистика затрагивала самые звучные струны моей души. Казалось, что добиться большего охвата просто невозможно, иначе для заполнения зрительных залов области пришлось бы ввозить население по оргнабору. Но в мире мелодичных звуков царят свои законы. На каждое форте есть свое фортиссимо. Оказалось, что в отдельные периоды и без того буйная самодеятельная активность растягивается, как меха саратовской гармошки.
Ежегодно, следуя установившимся традициям, сотни городских самодеятельных коллективов устремляются на село. Они надолго покидают свои семьи, жилища и производственные обязанности, чтобы ублажить тружеников полей культурными нетленностями. Происходит это, как правило, в периоды напряженных сельхозработ. В той же Омской области заводские коллективы во время жатвы дают примерно 1350 концертов, а их сельские коллеги выступают перед комбайнерами и шоферами более двух тысяч раз. Нетрудно подсчитать, что по количеству талантов на сто гектаров сельхозугодий область достигла немыслимой плотности, резко опережая соответствующий показатель дойных коров вместе с нетелями.
Впрочем, это лишь таланты. А есть еще и поклонники. Их ряды куда многочисленнее. Известно, например, что более 100 тысяч омских гвардейцев жатвы вкусило удовольствие от концертов художественной самодеятельности.
100 тысяч приличных удовольствий! Это ж прямо невозможно представить!
Или все-таки можно? Давайте напряжем воображение. Видите? Вот на естественное возвышение взгромоздился исполинский коллектив из нескольких сот песняров, танцовщиц и чтецов-исполнителей. Вот пониже, среди хлебов зрелых, уселись сто тысяч комбайнеров, трактористов, шоферов. Ну, а дальше, уходя за горизонт, дремлют покинутые полчища комбайнов, тракторов, автомашин, пресс-подборщиков. Их тоже сто тысяч. Ну, может быть, чуть поменьше. Но именно чуть, поскольку для двухсменной работы агрегатов механизаторов не хватает.
И длится вся эта идиллия два часа. Или даже три. Теплый августовский вечер, ветерок, и убаюкивающе плывет над аграрным ландшафтом: «Тихо вокруг, сопки покрыты мглой…».
Остановите музыку! Каждый раз на этом самом месте мое неизменное восхищение художественной самодеятельностью дает какой-то неприятный сбой.
Знаете ли вы, что такое современный транспортно-уборочный комплекс? Десяток комбайнов движется по ниве уступами, выгрузка зерна на ходу, заправка горючим в борозде… Работа идет практически круглосуточно, если не считать кратких часов рассвета, когда уборке препятствует обильная роса.
Но что-то не слыхать пока о концертах на рассвете. Концертируют обычно в те часы, когда добрые хозяева не пляшут, а пашут.
Тут, вероятно, многое происходит в силу инертного мышления. Как-то не сразу до нас доходит, что страда нынче быстротечна, что комбайнера, который полгода готовил себя и свою машину к этим решающим дням, просто неразумно отвлекать от дела не только на час, но и на минуту, что транзисторный радиоприемник и даже переносной телевизор любому мало-мальски квалифицированному механизатору явно по карману и что в смысле культурной разрядки Большой симфонический оркестр Центрального телевидения ничуть не хуже, чем малый духовой оркестр фанерно-спичечного комбината.
Казалось бы, все это абсолютно очевидно, а обеспечение каждого полевого стана радиоприемниками или телевизорами вполне вероятно. И тем не менее инерция влачит нас проторенной дорожкой «культурного охвата». 100 тысяч зрителей на омской жатве — это, увы, не рекорд, а типичный показатель. Восточно-Казахстанская область поскромнее численностью населения — там умиляется всего по двадцать тысяч тружеников уборки. Горьковская область развита и многолюдна, здесь самодеятельность обслуживает в страду до 200 тысяч.
Знающие люди, правда, подсказывали мне, что к этим лихим цифрам нельзя относиться с наивной доверчивостью. Рапортички о концертах никогда, мол, не были документами строгой отчетности, а это значит, что тот или иной лидер культпросвета запросто может округлить цифры в желанную сторону, преследуя при этом отчетливо барабанные цели саморекламы.
Что ж, допустим. Пускай, выражаясь словами популярной песенки, барабан был плох, барабанщик — бог. Но, во-первых, даже в уполовиненном варианте количество поклонников самодеятельной Мельпомены впечатляет. А во-вторых, барабанщики — они ведь тоже где-то работают. И вовсе не барабанщиками, а нередко ударниками труда. Если скромный Усть-Каменогорск в силах отрядить на жатву тысячу молодых и энергичных самодеятельных артистов, оторвав их на неделю-другую от рабочих мест, то почему бы не заменить их той же тысячью молодых и энергичных помощников непосредственно в уборке?.. Да и пустующие рабочие места на предприятиях вовсе не способствуют тому, чтобы разные звенья народного хозяйства действовали, как слаженный оркестр.
Впрочем, тут я, кажется, вторгаюсь в святая святых художественной самодеятельности, где искусство требует от производства явно непомерных жертв. Скажем, в Кузбассе высоко ценится массовость ежегодных состязаний на лучшую спевку хоров и смычку струнных ансамблей. Благородные чтецы и кудрявые вокально-инструментальные ансамбли состязаются в конкурсах под девизами «Каждый час — делу коммунизма» и «Бережливость — черта коммунистическая». Все это было бы просто замечательно, если бы не одна грустная нота: заводы я шахты, колхозы и совхозы расплачиваются за это примерно 200 тысячами прогулов. Узаконенных, следовательно, оплаченных.
Может быть, руководители предприятий глядели бы на все это малость посуровее, если бы в вокально-танцевальную среду не был привнесен дух футбольной состязательности. Так и кажется, что не эстетика здесь правит бал, а очки, голы, секунды. Кто многолюднее? Кто звонче и прыгучее? А главное — кто роскошнее всех одет?
