Борис Ласкин - Друзья и соседи
— Что же вас ещё интересует? — спросил я.
— У вас друзья были?
— Вообще?
— В частности. Во дворе. Были?
— Конечно.
— А как звали ваших самых близких друзей?
— Самых близких? Костя Новиков, Юрий Конокотин…
— Папа! — не сдержался Володя. — Я принесу!
— Минутку, — мягко сказал Пронин и погладил сына по плечу. — Погоди.
Обернувшись ко мне, он спросил:
— И давно вы с ними встречались?
— С Костей Новиковым последний раз — в сорок первом. Он погиб под Вязьмой. А с Конокотиным видимся и по-прежнему дружим. Он в полярной авиации служит, часто в командировках…
Пронин помолчал и кивнул сыну.
Володя вскочил, вышел и тут же вернулся, держа в руке маленький свёрток. Пронин взял у сына свёрток и сказал:
— Теперь твоё слово.
— Значит, так. Я расскажу, как это всё было.
— Извини, я тебя перебью, — подчёркнуто серьёзно произнёс Пронин, — для начала коротко расскажи о себе.
Володя с неудовольствием взглянул на отца:
— А чего мне про себя рассказывать?
Я видел — Пронин любуется сыном, и решил поддержать отца.
— В самом деле, я ничего о тебе не знаю. Кто ты?
— Кто я? — Володя пожал плечами. — Я школьник. Учусь в четвёртом «Б» классе…
— Какие имеешь склонности? — задал наводящий вопрос Пронин, но я при этом совсем не почувствовал присущего многим родителям желания поэффектнее подать любимое чадо.
— Вообще у меня разные склонности. Космосом интересуюсь…
— Сам ещё не летал пока в космос? — спросил я и пожалел о своей шутке.
Володя не ответил. Он с укором посмотрел на меня, давая мне понять, что в данную минуту я, а минутой раньше отец мешают ему, Володе, сообщить что-то очень важное, ради чего я и был приглашён сюда, в этот дом.
— Больше не будем перебивать, — сказал Пронин. — Говори.
Володя взял из рук отца свёрток и, не разворачивая его, начал:
— Значит, так… Это было шестого апреля, в воскресенье. Мы с ребятами решили прибить на дерево скворечник. У нас такой был план — один сперва туда наверх залезет, и у него будет верёвка, а потом он оттуда спустит конец верёвки и ребята привяжут скворечник. Стали думать, кому лезть, и выдвинули меня, потому что я более-менее тренированный. Я, значит, залез на дерево, верёвку спустил, а пока они привязывали скворечник с молотком и гвоздями, я начал по сторонам смотреть, хотя ничего такого особенного с дерева не видно, потому что кругом большие дома. Когда здесь маленькие дома были, тогда, наверное, с этого дерева можно было много чего увидеть… Сперва я стоял, потом сел на сук и вдруг вижу — дупло. Я думаю — что там, интересно, внутри? Я в дупло руку просунул — и вдруг…
Володя сделал паузу. Это была запрограммированная пауза умелого рассказчика. И Володя был удовлетворён. Он прочёл на моём лице большой интерес к своему рассказу и угадал то, о чём я начал вспоминать в эти секунды.
Володя видел — семена упали на благодатную почву. Гость захвачен его рассказом.
— Просунул я руку и чувствую — что-то там лежит, какой-то клад… Я тогда ухватил эту вещь, которая в дупле была, и вынул её.
С последними словами Володя неторопливо и очень бережно принялся разворачивать свёрток.
И тут я увидел в его руке зеленоватую треугольную бутылочку. В таких бутылочках когда-то давным-давно продавалась уксусная эссенция.
Володя держал в руке свою находку, испытующе глядя на меня. А я вспоминал, вспоминал.
Тем временем Володя извлёк из бутылочки пробку и вытряхнул себе на ладонь бумажку.
— Внутри было это письмо. Я сейчас вам его прочитаю вслух.
Володя аккуратно растянул бумажку, похожую на свиток, и, убедившись в том, что и я и отец терпеливо ждём, начал читать неожиданно изменившимся глуховатым голосом:
— «Здравствуйте, наши потомки! Мы, юные пионеры Новиков Константин, Конокотин Юрий и Калашников Сергей, клянёмся всегда быть честными и бесстрашными. Клянёмся вечно хранить нашу дружбу. Торжественно обещаем защищать до последней капли крови всё, что завоевали наши матери и отцы. Потомки! Если вы узнаете, что кто-нибудь из нас не выполнил нашу клятву, эту записку сожгите, а пепел развейте. Да здравствует мировая революция! Новиков К. М., Конокотин Ю. Н., Калашников С. В. Город Москва, 1 мая 1928 года».
Прочитав записку, Володя протянул её мне, и я сразу, с первого же взгляда узнал округлый и твёрдый почерк Кости Новикова.
— Спасибо, — сказал я тихо и замолчал.
Мне было трудно говорить. Пронин это заметил. Он улыбнулся и произнёс просто, без выражения:
— Бывает же такое.
— Теперь моя очередь, — сказал я, — моя очередь задавать вопросы.
— Пожалуйста, мы вам с Володей ответим, — сказал Пронин и пересел на тахту поближе к сыну.
— Как вы меня нашли и откуда вы узнали, что я тот самый Сергей Калашников?
— Отвечай, папа, — кивнул Володя. Главное он уже рассказал, а детали можно доверить и отцу.
— Как-то слушали мы вечером радио. Выступал журналист Сергей Калашников, рассказывал о поездке в Чехословакию. И тут уж не помню кто…
— Мама, — подсказал Володя.
— Точно. Жена сказала — позвоните на радио. Вдруг этот товарищ и есть тот самый Калашников С. В. На другой день Володя позвонил и спросил… Что ты спросил?
— Я спросил — скажите, а Калашников Сергей, который выступал, он москвич? Мне говорят — москвич. А я спросил — он был пионером? А этот товарищ, который со мной говорил, говорит — я не знаю, кто ты, мальчик или девочка, возьми карандаш и запиши номер телефона Калашникова. Позвони ему, и он ответит на все интересующие тебя вопросы.
— Почему же ты мне не позвонил? — спросил я у Володи, и он вдруг показался мне до удивления похожим на Юрку Конокотина в детстве — такой же светлый, коренастенький и совсем по-мужски сдержанный.
— А я вам три раза звонил, но никто не отвечал.
— На прошлой неделе?
— Ага.
— Я был в отъезде. И дома никого. Жена за границей, улетела с делегацией.
— Но я-то вас всё же поймал, — улыбнулся Пронин.
— Сергей Васильевич, — сказал Володя, — значит, это ваша клятва?
— Наша, — ответил я и почувствовал комок в горле. Как не хватало мне в эту минуту Кости Новикова, именно Кости. Юрка мог оказаться здесь в любой час. Прилетит из очередной командировки и придёт. Прочитает мальчишескую нашу клятву, прочитает, помолчит, как я, и сразу же вспомнит Костю и последнее его письмецо с Западного фронта…
— Вы хотите у нас взять свою клятву? — спросил Володя.
— Не знаю… А что?
— Я её ребятам многим читал. Мы придумали отдать её в музей.
— Нет. Не надо, — сказал я. — Не надо. Мы сделаем по-другому. Вернётся в Москву Конокотин…
— Юрий?
— Юрий. Соберёмся чисто мужской компанией — ты с папой, мы с Юрой, вместе прочитаем это… Потом ты позовёшь кого-нибудь из своих самых верных друзей. И вы тоже напишете, о чём думаете, что обещаете, и поставите свои подписи. Положим обе бумажки в эту самую бутылочку и спрячем её туда же в дупло…
— И что будет потом? — спросил Володя, и по глазам его, полным света, было видно, что он отлично знает, что будет потом, через двадцать, через тридцать, через сорок лет.
— Наши потомки, которых, возможно, ещё нет на свете, тоже полезут обновлять скворечник, найдут эту бутылочку, все прочитают и узнают — чем мы жили, о чём мечтали, во что верили.
— Это хорошо, — серьёзно сказал Володя. — Так и сделаем.
— Если там где-нибудь найдётся местечко, я, пожалуй, тоже распишусь, — улыбнулся Пронин.
— А сейчас, Володя, проводи меня туда.
Мы вышли из подъезда втроём. Володя уверенно шёл впереди. Мы обогнули громадный дом, за ним другой.
— Вот он, — сказал Володя, — смотрите!..
На пригорке, словно под охраной светлых каменных ладоней, стоял высокий старый тополь.
На дереве уже набухли тяжёлые почки, и ветерок донёс откуда-то сверху свежий запах весны.
Катарина и Катерина
Проявил инициативу капитан. За окном ещё сверкали огнями пригороды, а он уже сказал:
— Товарищи, нам вместе ехать долго, так что давайте, как говорится, представимся друг другу.
Нас было четверо в купе, и мы познакомились. Соседи узнали, что я врач, а я узнал, что десятое место занимает инженер, одиннадцатое — капитан, а двенадцатое — девушка по имени Рая.
— Это очень кратко — Рая, — сказал капитан. — Для начала нам придётся угадать вашу профессию.
— Попытайтесь.
— Мы будем гадать, а вы говорите: «холодно», «горячо», ладно?
Прищурясь, как бы вглядываясь в даль, капитан посмотрел на девушку:
— Работница часового завода?
— Холодно.
— Стюардесса? — спросил инженер.
— Чуть теплее.
— Та-ак, — капитан поднял руку. — Сфера обслуживания?
