Евгений Комарницкий - Эныч
— Ладно, Вася. Пока свободен.
В подъезде тихо. Бесшумный лифт доставляет генерала на третий этаж. Щебечет звонок. Приходится ждать. Плухов вновь нажимает на кнопку. Оживает, наконец, глазок, слышится звяканье цепи. Дверной проем заполняет шелковый торс жены.
— Ты вечно забываешь, Петро, использовать твой ключ. Плухов указывает на цепь:
— А это?
Жена обиженно поджимает губы и удаляется в комнаты. Генерал снимает пиджак, приглаживает перед зеркалом поседелые волосы, пытается восстановить последовательность произошедших за день событий. Идет в кабинет. В столовой нога погружается в мягкое. Плухов резко отдергивает ее. Поздно. По барабанным перепонкам бьет собачий визг. Из столовой в гостиную уползает приплюснутое белое существо. Из гостиной в столовую, наоборот, врывается жена Галя.
— Если уж ты такой умный, изволь не наступать на нашу Изольдочку. Она беременна, между прочим!
— От кого? От Святого Духа что ли? — генерал поддевает ногой ослизлую рыбью голову. — Пакость всякую только по квартире растаскивает.
— Девочке, может быть, фосфора не хватает, мучитель бессердечный!.. Маруся! Маруся! Уберите это скорее!
Плухов запирается в кабинете. Привычная обстановка постепенно успокаивает. Телу удобно в трофейном кожаном кресле. Рука поглаживает подлокотник. Глаза генерала находят дорогой сердцу бронзовый бюстик.
— Что будем делать, товарищ? — генерал вбирает в грудь воздух, ощущает прилив новых сил. — Искать и находить. Клубок необходимо распутать.
Плухов открывает доставленную курьером папку, перебирает листы донесений. Задумчиво поглядывает на телефон яичного цвета. Басовито гудит, однако, рубиновый. Прямой, из Центра. Прочистив горло, генерал поднимает трубку:
— Плухов.
— Здравствуй, Сергеич, — звучит знакомый голос. — Что это у тебя там за чудеса происходят? В решете. Я только вчера из командировки, а меня тут радуют…
— Добрый вечер, Юрий Дмитриевич…
— Куда уж добрей. Некуда, — перебивает Плухова голос. — Кто-то успел в ЦэКа капнуть. Не твой ли гусь Степанчук вместе с твоим другом Борисовым постарались?
— Выясним, Юрий Дмитриевич, — заверяет Плухов. — Во всем разберемся. Ты же меня знаешь.
— Знаю. Отвечай, куда футболисты делись.
— Ищем спартаковцев, Юрий Дмитриевич. Только утром…
— Ты понимаешь, чем это пахнет? — голос в трубке становится строже. — Ты что, не знаешь, что у нас половина Динозавров — болельщики «Спартака»? Тут не до шуток. Чтобы завтра нашел.
Плухов теребит кудрявый телефонный провод.
— Юрий Дмитриевич, позволь вопрос. В Москве-то они в самолет точно садились? Рейс ведь беспересадочный…
— Садились, Сергеич. В том-то вся и загвоздка. В воздухе они пропасть не могли, так что ищи их у себя. А что еще там с заводом? Поподробнее.
— Ты знаешь, Дмитриевич… — Плухов прикрывает трубку, повторно прочищает горло. — Трудно поверить. Труба забита… — генерал невольно переходит на шепот, — членом. Мужским. Натуральным. Небывалой величины.
— Ну, ты даешь! — в трубке смешок. — А яйца как же?
— А что яйца? Они наверху остались. За них-то мы и тащили. Вертолетом. Два троса лопнули. Временно брезентом это дело накрыли.
— Ну, хватит, — в голосе Юрия Дмитриевича появляются металлические нотки. — Ты, знаешь, цирк свой кончай. И-и… вот еще что… Я к тебе, пожалуй, группу содействия подошлю. Встречай в четыре ноль-ноль. Все.
Плухов, послушав некоторое время пустую трубку, осторожно опускает ее на рычаг. Поднимается, ходит по кабинету, курит.
Не верит, стало быть, Юрбан-Барабан старому другу. А ведь когда-то Плухов ему отдал последнюю печеную картофелину. Вот так и бывает. Засядет человек в Москве и становится хряком.
Плухов подходит к бюстику. И ты не веришь? Обжигает пальцы сигарета. Нет. Ты веришь. Ты не можешь не верить. Это — главное.
Но все же обидно. С Барабаном освобождали Венгрию. Чехословакию. А раньше, в войну, нога к ноге спали. Не верит мне. Ладно. Сам убедится.
Стрекочет желтый телефон.
— Да, — бросает генерал в трубку.
— Петр Сергеевич! Степанчук беспокоит.
Плухов морщится. Ему представляются белесые ресницы, бегающие глаза, потные ладони и качающееся под тяжестью бульдожьей челюсти спичечное тельце майора. Генерал непроизвольно расплющивает пятерней лежащий у телефона пустой коробок. Что-то больно колет в ладонь.
— Не тяни, — выдавливает Плухов. — Докладывай.
— Новые события, товарищ генерал. Почерк прежний.
— Еду. Будь в управлении, — генерал кладет трубку. Выходит из кабинета.
В столовой обиженная жена, сидя на пуфике, поедает лукум. Генерал поглаживает ее по плечу, успокаивает:
— Будет, Галина. Побереги себя. Я — по делам.
Через несколько секунд из прихожей доносится истошное визжание собаки Изольды.
У сейфа, постукивая по его металлической стенке нервными пальцами, стоит майор Степанчук. Майор зол. «Ах ты козел старый, — думает он. — На моем горбу в рай хочешь въехать?! А кто тебе сделал дело о вредительстве на водоочистительной станции?! Кто в Брюховцы и Лопатино ездил при утечке реактора, а потом перед Москвой все замял?.. Кто тебе, наконец, надежную связь с Молекулой отладил?.. В семикомнатной квартире живешь?! Дочке, вобле своей хвостатой, кооператив для бардаков отгрохал?! Жена с собакой одни за два города мяса сжирают?! Мало все, мало?! А сам палец о палец не ударишь и всю ответственность — на меня?! Произойди что в городе, так один Степанчук расхлебывай?! Комод вонючий. И рыбку хочешь счесть и…» Входит генерал Плухов.
— О чем задумался, Степанчук? Выкладывай. Давай разбираться.
Степанчук поскрипывает зубами. Переходит от сейфа к столу, придвигает бумаги.
— Обстоятельства, товарищ генерал, таковы. Час назад поступили с разницей в пять минут два сообщения. Первое: в Парке Культуры «Освобожденный труд» некто Тульский занимался извращением на приделанном к скульптуре ученого члене. Второе: у больной, поступившей сегодня в клинику имени братьев Рождественских, помимо возбудителей венерических заболеваний, обнаружена холерная палочка.
Генерал садится. Нахмуривается.
— Что сам-то думаешь по этому поводу? Степанчук разводит руками.
— Пока трудно делать конкретные выводы.
— Какие приняты меры?
— Тульский доставлен к нам. Вместе со скульптурой.
— Почему со скульптурой? — Плухов приподнимает бровь. — В качестве улики, что ли?!
— Он от нее не отделяется, товарищ генерал.
— Странно, Степанчук. Ну ладно. Что еще?
— Допроса не снимали. Задержанный в шоке.
— А что там с холерой?
— Осипова Наталья Яковлевна, пятьдесят Шесть лет, пенсионерка, персональная, проживает по улице Кастагоновской, пятьдесят шесть, сто девятнадцать; доставлена в венерологическую клинику в четырнадцать часов; реакция Вассермана положительная, и вообще там целый букет. Повторный же анализ позволил обнаружить холерную палочку. Больная изолирована. В клинику мною отправлен для выяснения обстоятельств лейтенант Евсюков.
— Почему Евсюков? — вырывается у генерала.
Этого Плухов не ожида-ал. Ай да Степанчук! Уже просек. Прыток, подлец! Или Евсюков, болван, палку перегнул, засветился на чем-то. Надо было старика Волохонского к этой бульдожьей морде приставить. Ему хоть и пятьдесят с гаком, а он все землю роет, капитаном хочет стать. Толковый мужик. Одно плохо — босой…
Генерал отводит от Степанчука взгляд, опасаясь, что не сумеет скрыть неприязнь.
А может, Евсюков и не под колпаком вовсе, случайность…
— Я считаю лейтенанта Евсюкова, — отвечает Плухову Степанчук, — одним из наиболее способных наших работников, потому и дал ему это задание.
«Ну что? Съел? Старый пень. Небось теперь Волохонского в дятлы метишь?»
Глаза майора перебегают с одного генеральского уха на другое. Плухов достает портсигар.
— Что показал анализ экскрементов с самолета? Обнаружены там холерные палочки?
— Нет, не обнаружены.
Генерал в задумчивости разминает сигарету. Степанчук подходит к нему, щелкает зажигалкой.
— Петр Сергеевич, я тут любопытное совпадение обнаружил.
— Ну?
«Баранку гну, — думает Степанчук. — Ишь, разлетелся на готовенькое, тетерев». И говорит:
— На той же Кастагоновской, в том же доме и даже в том же подъезде загажена еще одна квартира под номером семьдесят три. Холерной палочки не обнаружено и там. Однако, мне пришла в голову мысль проверить кал из этой квартиры на предмет идентичности с предыдущим образцом.
Генерал кривится.
— Разумно ли это? Как испражнения из квартиры могли попасть в летящий самолет?
— И все же я думаю, что экспертиза уместна, — говорит Степанчук. — Появление в разных, причем, в самых неподходящих местах большого количества человеческих экскрементов — да еще в один и тот же день — наводит на подозрение о взаимосвязи данных фактов.
