Михаил Барановский - Джинса
Илона перестала смеяться, оставив на лице только улыбку с ямочками.
— Прикольно! Ты его в антикварном купил? Какой это век?
Он смотрел на свой мобильник, по форме очень напоминавший гроб, и никак не мог отделаться от навязчивой рифмы с собственной жизнью, от напрашивающейся метафоры и очевидной параллели. Он смотрел на устаревшую модель телефонного аппарата так, как будто сам уже выработал заложенный в него ресурс, так, как будто ему самому только что был поставлен смертельный диагноз. Кирилл Кириллович почти физически ощущал, что и в нем уже давно залипло множество жизненно важных «кнопок», что уже не так хорошо, как прежде, он ловит сигнал, что батарейка не держит заряд, как раньше, а корпус разболтался и вот-вот развалится.
— Ну это же полный отстой! Тебе нужно срочно сменить мобильник! Ты же директор! Вот смотри!
Она приблизилась к Кириллу Кирилловичу и стала демонстрировать достоинства своего телефона, скользя ловкими пальцами по сверкающему сенсорному экрану:
— Смотри, какой он быстрый! Двухъядерный процессор! Здесь у меня фотки… Камера — восемь миллионов пикселей!
Кирилл Кириллович следил за ее легкими пальцами, чувствовал рядом ее дыхание, запах апельсинового сока, каких-то духов, впитывал изгиб ее шеи, легкую осиплость голоса, упавшую на глаз прядь волос… «Вьется локон золотой…» — вспомнилось, кажется, из Пушкина. Хотя локон был не золотой, а каштановый. Вернее, как стекающий каштановый мед. И вился. И ушная раковина тоже завивалась очень нежно, романтично и трогательно.
— А здесь музыка!
Кирилл Кириллович давно не наблюдал за молодыми женщинами с такого близкого расстояния. Но как выяснилось, с такого близкого расстояния он еще никогда не наблюдал и за собственной старостью.
— А здесь видео!
Внезапно «гроб» на столе зашевелился и стал испускать пронзительные трели.
— Ну что это за звонок? Хочешь, скачаю тебе Диму Билана? — предложила Илона.
Кирилл Кириллович взял трубку, но прежде чем ответить на звонок, улыбнулся Илоне:
— Конечно. Сейчас. Секундочку.
Голос жены звучал как будто с того света.
— Да, милая, — ответил Кирилл Кириллович.
Она часто ходила на прием к косметологу, делала какие-то витаминные уколы, чтобы разгладить морщины на лице и повысить эластичность кожных покровов, мазалась какими-то мазями, кремами, масками, записывалась на какие-то пилинги, массажи, принимала омолаживающие ванны… И при этом говорила, что хочет состариться вместе с ним. Кирилл Кириллович только сейчас понял, что не хочет «стариться» вместе со своей женой. Он вдруг понял, что вообще не хочет стареть.
— Я? Работаю. Как ты? В дороге? Ну, будь осторожна. Я тоже. Не волнуйся. Со мной все хорошо. Я выпью, спасибо, что напомнила. Тебе не о чем беспокоиться. Правда-правда! Да, конечно. Позвони, когда будешь у мамы. И я тебя, пока.
Кирилл Кириллович виновато улыбнулся Илоне.
— Жена?
Он кивнул.
— А жена у тебя такая же, как телефон?
Он снова уперся взглядом в свой мобильник, который лежал перед ним на столе. Затем взял его и спрятал в карман.
— В некотором смысле, — ответил уклончиво.
— В каком смысле? — продолжала настаивать Илона, кокетливо наклонив голову на бок и сощурив глаза.
— Я к ней привык…
Илона хмыкнула:
— Человек вообще ко всему привыкает.
— Это точно…
И тут она протянула руку, дотронулась до его щеки, и он почувствовал, как все мрачные мысли тут же куда-то испарились. Пальцы ее были одновременно и теплыми, и прохладными. Он посмотрел Илоне в глаза и прижал ладонью ее руку. Она улыбнулась и сказала:
— Вообще-то, мне кажется, тебе надо сменить имидж.
16
Вдоль дороги мелькали желтые деревья. Бабье лето выдалось в этом году какое-то холодное. По большому счету — ни баб, ни лета. Просто осень посреди одиночества. Сырость, предчувствие зимы. По лобовому стеклу то и дело рассыпался мелким бисером будто сорвавшийся с нитки кратковременный дождь. Влажный асфальт забегал под колеса. Ираклий ехал в своем стареньком «фольксвагене» в правом ряду в поиске голосующих. Было очень обидно, что никто из коллег не одолжил ему денег. Конечно, это произошло не в первый раз. Но каждый раз было обидно, как в первый.
Еще на светофоре он заметил пару, стоявшую на краю тротуара за перекрестком. Молодой человек обнимал девушку за талию. Его покачивало. Девушка качалась с ним в такт. Одета она была легкомысленно — в смысле метеоусловий и общественной морали. Юбки почти не было, да и кофточка смотрелась более чем откровенно, почти ничего не скрывала — ни от посторонних взглядов, ни от первых симптомов простуды. Ираклий остановился. Мужчина назвал адрес. Пассажиры сели на заднее сиденье. Ехать предстояло недалеко. В салоне было тихо. Ираклий включил радио.
Он решил, что они давно знакомы — только близкие люди могут так долго молчать, чтобы это молчание не было в тягость, чтобы не приходилось затыкать паузы разной словесной паклей, как это обычно с ним случается, а достаточно просто держать руку у нее на коленке — и все!
В динамиках звучала музыка аргентинского композитора Астора Пьяццолы. «Дворники» сновали по стеклу, как дирижерские палочки. Немного джаза, немного танго и очень много осени, с аккордеоном и скрипками, с желтыми листьями, с одиночеством, окрашенным в красные огни стоп-сигналов стоящих в пробке машин, и бесконечным, зыбким, томящим ожиданием счастья…
— Здесь тормози, шеф. Тут мы выходим. С тысячи сдача будет?
Ираклий остановился.
— Вот мы и приехали, дорогая, — сказал мужчина.
Спутница ничего не ответила.
— Найдется, — Ираклий выудил из карманов скомканные купюры, принялся пересчитывать.
Хлопнула задняя дверца автомобиля, с улицы через открытое окно мужчина протянул Ираклию тысячу рублей, получил сдачу:
— Счастливо!
— Всего доброго, — ответил Ираклий и тронулся.
Он ехал медленно, высматривая новых пассажиров, как хищная рептилия. Скользил вдоль тротуара, карауля подошедших к водопою животных. Сзади кто-то нетерпеливый несколько раз нервно просигналил.
— Да пошел ты! — тихо ответил клаксону Ираклий и посмотрел в зеркало заднего вида. Там, в отражении, не мигая, на него смотрела пара глаз, сверкнувших внезапно откуда-то из дикой сумеречной чащи, из кошмарных снов, из глубин подсознания. Острые, как осколки стекла, блики уличных огней в зрачках полоснули по сердцу внезапным животным ужасом, атавистическим, рудиментарным кошмаром. На какой-то миг сердце Ираклия замерло, воздух перестал поступать в легкие, кровь застыла, взгляд остекленел… Опомнившись, он резко ударил по тормозам и обернулся, чтобы встретиться со своим страхом глаза в глаза, нос к носу, лицом к лицу, как и подобает настоящему мужчине.
На заднем сиденье молча сидела девушка. Взгляд ее был спокойным и сосредоточенным.
— Блин! Так же инфаркт получить недолго! — на время пропавшим без вести, обессиленным, но все-таки вернувшимся к нему голосом сказал Ираклий.
Водители отчаянно сигналили, объезжая стоящий на пути «фольксваген». Ираклий включил аварийку и выключил музыку:
— Чего вы молчите? Вам куда? Я думал, вы с ним того… Девушка! Вам плохо? Как вас зовут?
Она не проронила ни слова.
Ираклий вышел из машины, открыл заднюю дверцу, опустил голову в салон:
— Он вас обидел?
Девушка по-прежнему никак не реагировала.
— Ну скажите хоть что-нибудь! — раздосадованно бросил Ираклий. Он осторожно присел рядом, всмотрелся в тонкий силуэт ее профиля, скользнул взглядом по резкому контуру груди, четко очерченным коленкам и, понизив голос, произнес: — По правде сказать, он мне сразу как-то не понравился. Скользкий какой-то тип… — Ираклий сочувственно вздохнул. — А вы красивая. Знаете, вообще-то я режиссер. Хотите сниматься в рекламе?
В этот момент в стекло со стороны таинственной незнакомки постучали. Ираклий вышел из машины и увидел гаишника с жезлом.
— Инспектор Балясин, — представился тот. — Вы что, что не видите, что здесь останавливаться нельзя? Ваши документы.
— Тут такое дело, инспектор… — неуверенно начал Ираклий, протягивая слова и документы. — У меня пассажир в машине девушку оставил.
Балясин скривил рот в ухмылке:
— На чай, что ли, оставил? Как это оставил? А вы куда смотрели?
— А девушка молчит, ничего не говорит…
Балясин обошел машину:
— Сейчас разберемся. — Он заглянул в открытую дверцу. — Добрый вечер, девушка. Инспектор Балясин. Предъявите документы, пожалуйста.
— У нее даже сумочки никакой нет… — в спину гаишнику прошептал Ираклий.
— Это странно. Девушка, что же, вы совсем без документов?
Периферийным зрением Ираклий заметил своего экс-пассажира в плаще, приближавшегося к ним со скоростью автомобильного потока. Мужчина остановился рядом с «фольксвагеном», как стайер на финише, сложился вдвое, уперев руки в колени, пытаясь отдышаться.
