Андрей Рябов - Где-то в Краснобубенске... Рассказы о таможне и не только
— Это мы, значит, оккупанты? — взвился Крутой Уопер. — Ты…
— Оставь его! — одёрнул товарища Пензюшкин. — Время уходит!
— Ладно, — пробормотал Коромыслов, бросая злобные взгляды в сторону Казлаускаса. — Ничего не попишешь, придётся топать на поклон к Рыбину…
Витя Рыбин, опер Краснобубенского УВД таможенных оперов недолюбливал. Считал их бездельниками и белоручками.
«Сидишь здесь, пыхтишь целыми днями, — с тоской глядя на внушительную стопку дел, занимающую треть стола, думал Рыбин. — А эти красавцы шарахаются себе по аэропорту, да валюту по карманам тырят!»
Дверь без стука отворилась.
— О, Витя, к тебе! — усмехнулся его напарник Кочкин и тут же сбежал по неотложным делам. В кабинете нарисовались Коромыслов с Пензюшкиным.
— Привет, Витя! — протянул Рыбину клешню Крутой Уопер. — Как вообще дела?
— Пока ты не пришёл, всё было нормально! — огрызнулся Рыбин. — Если по делу, то излагайте быстрее! Не до вас!
— Так-то ты с коллегами! — обидчиво протянул Пензюшкин.
— Что-то здесь псиной завоняло! — наморщил нос Рыбин. Пензюшкин нахохлился и умолк.
— Витя, Витя! — примирительно заблажил Коромыслов. — Мы к тебе за помощью, так сказать, как к своему…
— Чем же я, бедный ментёнок, могу помочь гениям оперативной работы? — ухмыльнулся Витя.
— Беда у нас! — пригорюнился Коромыслов. — Дали нам сроку — пять дней. Иначе — труба! Выручи, Витюша, за нами не заржавеет! Подкинь нам какого-нибудь своего «барабана», который возле иностранцев крутится или с нашими «челноками» дела имеет. Подкинь, что тебе стоит? На один разок, не больше!
— Я своими «барабанами» не делюсь! — отрезал Рыбин, но тут ему в голову пришла отличная мысль. — А, впрочем, шут с вами. Записывайте телефон…
На встречу с тайным агентом Рыбина по кличке Жмых, Коромыслов направился в одиночку.
— Понимаешь, Сёма, — втолковывал он Пензюшкину. — Вдвоём идти нельзя, можем спугнуть. А спугнём — Рыбин нам другого «барабана» нипочём не отдаст. Так что…
Человек-собака очень переживал. Он никогда раньше не видел живого «барабана».
— Не боись! — Коромыслов по-отечески хлопнул Пензюшкина по плечу. — На твой век «барабанов» хватит!
Встречу Жмых назначил в дешёвой закусочной «Буэнос-Айрес». Коромыслов предпочёл бы увидеться в самом шикарном заведении Краснобубенска «Мамин Двор», но судя по всему, агент то ли не хотел светиться, то ли был стеснён в средствах. А жаль! Крутой Уопер в мечтах представлял как он небрежно заходит в зал «Двора» и медленно обводит взглядом посетителей. Все, конечно, замирают, с восхищением глядя на подкачанную фигуру таинственного мужчины в непроницаемо чёрных очках. Играет героическая музыка, под которую Уопер медленно движется к столику в самом центре. Садится и щелчком пальцев подзывает к себе официанта.
— Коньяку сто грамм, — лениво цедит он сквозь зубы. — Самого дорогого!
В углу раздаётся шум рухнувшего тела. Это одна из многочисленных красоток, с вожделением взирающих на Уопера, падает в обморок…
— Слышь, клоун, чего застыл? Людей не видишь? Так сыми окуляры!
Замечтавшись, Коромыслов не заметил, что перегородил вход в «Буэнос-Айрес» и мешает грязному забулдыге проникнуть вовнутрь. Он уже хотел надавать пьянчуге по шее, но вовремя вспомнил о предстоящей конспиративной встрече и решил не привлекать к себе лишнего внимания.
Жмыха Коромыслов узнал сразу. «Барабан» притаился в углу. Несмотря на тёплую погоду, воротник его чёрного пальто был поднят, глаза прикрывали такие же очки, как и у оперативника. Когда Уопер расположился за столиком напротив агента, то оставалось только поставить рядом с ними табличку «Здесь проходит встреча опера и сексота».
— Хвоста не привёл? — ежеминутно озираясь по сторонам, спросил Жмых.
— Да вроде нет, — подивился Коромыслов. — А должен был?
— Что интересует? — ещё сильнее завертелся Жмых.
— А что ты знаешь?
— Я? — «барабан» нервно хихикнул. — Я знаю всё и про всех. Тебе что, Виктор Эдуардович про меня не рассказывал? Мы с Виктором Эдуардовичем такие дела крутили! О, тебе и не снилось! Виктор Эдуардович без моих советов ни к одной разработке не приступает! Жмых то, Жмых сё… По правде говоря, я не Жмых. Настоящий мой псевдоним — Супермен Бонд. Но тебе об этом знать не обязательно.
Коварный план Вити Рыбина как раз заключался в том, чтобы отучить таможенников раз и навсегда обращаться к нему с идиотскими просьбами. Агент Жмых, он же Илья Кириллович Пустяков, не первый год состоял на учёте в районном психоневрологическом диспансере. Его манией считались страсть к разоблачению мировых заговоров, громких политических убийств, а так же предсказание природных катаклизмов. Поначалу и сам Рыбин пару раз попался на удочку Ильи Кирилловича, ну а сейчас использовал его для всяких мелких поручений. Вот, например, для оказания «помощи» коллегам из таможни. Жмых, впрочем, был безобидным алкашом и иногда мог принести на хвосте какую-нибудь информашку. К ценной её, конечно, отнести было нельзя, но всё-таки… С дурной овцы, как говорится, хоть шерсти клок.
— Меня интересует контрабанда, — веско произнёс Коромыслов. — О том, что какой-нибудь Петя Дураков собирается протащить через границу пару сумок с дешёвыми кофточками или джинсами, можешь не рассказывать. Мы, опера, такой ерундой не занимаемся. Крупная партия наркоты, оружие, антиквариат…
— Антиквариат, говоришь, — задумался Жмых. — Антиквариат…
— Давай, не томи! — не выдержал Крутой Уопер.
Жмых лицемерно вздохнул и закатил глаза.
— Официант! — догадался Коромыслов. — Два пива!
— Три, — тихо подсказал агент Жмых.
— Чего? А… Три пива, официант! Ну!
— Не нукай! — Жмых, он же Супермен Бонд, расправил плечи, откинулся на спинку стула. Дождавшись, пока официант принесёт пиво, Жмых неторопливо отхлебнул из кружки, ещё раз бросил проверочный взгляд по сторонам и выдал сногсшибательную информацию:
— Завтра один пиндос будет картину вывозить.
— В смысле — американец?
— В смысле — пиндос!
— Что за картина?
— Точно не скажу, но денег стоит, у-у-у! Ты столько бабла зараз в жизни не видал!
— А ты видал?
— И я не видал, — согласился Жмых. — Но — слыхал! Такого антика в Краснобубенске раньше не водилось. Я — отвечаю!
— Откуда информашка?
— Сорока на хвосте принесла! — обиделся Жмых. — Меня Виктор Эдуардович тебе помочь попросил. Я тебе уже и звание досрочное, считай, подарил и медаль. А свои источники раскрывать мне нельзя. Это страшные люди. Будет лучше, если ты никогда о них не узнаешь. Поверь старому бродяге Бонду. Да, кстати, раз уж ты собрался уходить, закажи ещё пару кружечек…
Хотя на часах уже стукнуло десять вечера, в кабинете розыскного отдела Краснобубенской таможни горел свет. Сёма Пензюшкин нервно ходил из угла в угол. Альгис Казлаускас, коверкая русские и литовские слова, второй час пытался разучить народную литовскую песню «Ой ты мой дубочек». В песеннике было указано, что про дубочек положено петь протяжно. Казлаускас чётко следовал инструкции, в связи с чем у бедолаги Пензюшкина уже довольно давно ныли зубы.
— Да заткнёшься ты или нет! — наконец не выдержал Сёма. — Чтоб тебя твои литовские черти в ад унесли!
— С оккупантами не расскавариваю! — мимоходом отозвался Казлаускас, продолжая терзать «Дубочек».
— Чудила нерусская!
— Кто чудил-л-ла?
— Тихо, горячие литовские парни! — в кабинет эффектно вплыл Коромыслов. Ссора между Пензюшкиным и Казлаускасом затухла, не успев как следует раскочегариться.
— Ну! Ну!!! — не выдержал Человек-собака.
— В цвет! — модно, по-сериальному, отчитался Коромыслов. Зубочистка эффектно совершила путешествие от левого уголка рта к правому. — Есть тема, Сёма! Есть!..
Рейсы на вылет начинались в пять часов утра. Первым бортом, покидающим сонный Краснобубенск, значился Франкфурт. Американец с картиной вполне мог вылетать на нём. Весь состав розыскного отдела патрулировал аэропорт. Отдел, непосредственно занимающийся оформлением пассажиров, в известность было решено не ставить.
— Не доверяю я этим взяточникам! — вынес вердикт Никита Антонович Хамасюк. — Раскроемся — сорвут операцию!
Срывать операцию, как выяснилось, было некому. Из всей дежурной смены в зале «отправления» идентифицировался всего лишь один инспектор — Зайцев. Страдая тяжким похмельем, Зайцев уныло измерял неверными шагами «зелёный» коридор. На пассажиров он принципиально не обращал никакого внимания.
Между тем регистрация на Франкфурт закончилась. Далее заторопились туристы на Париж и Берлин. Никакого американца с антикварной картиной не наблюдалось.
— Смотри мне, Коромыслов! — прошипел Никита Антонович. — Не будет америкоса и тебя… не будет!
