Ману Джозеф - Серьезные мужчины
– Но это невозможно, – сказал кто-то из астрономов. Остальные согласно забубнили.
– Слушайте меня. Слушайте меня, – сказал Джал раздраженно. – Я позвонил нашим типографам и спросил, не интересовался ли кто курсами «Арьябхата». Двое ответили, что ничего не знают, но один отчетливо вспомнил, как меньше двух месяцев назад кто-то звонил и спрашивал, когда ожидается доставка заказа. Я не знаю, как Айян добыл ЕВЭ, но говорю вам – добыл. Одиннадцатилетний мальчик не может набрать тридцать девять баллов. Ну же, мы все видали гениев, нам известно, какие они. Мы знаем, что такое возможно. Сложи все вместе, Джана. Айян Мани – мошенник. А его сын – фальшивка.
Но тут Джал задумался. А потом хмыкнул.
– Что? – спросил Намбодри.
– Но этот мерзавец и впрямь пролез в «Менсу».
Дверь отворилась. На Айяна Мани, принесшего факсы, астрономы смотрели глазами покойников. Он подошел к столу Намбодри и аккуратно сложил бумаги. Затем направился к выходу и попутно сказал Намбодри:
– Простите, я опоздал, сэр. Нужно было поучаствовать в пресс-конференции.
– Мы в курсе, – отозвался Намбодри.
– Жаль, не могу вам кофе принести, сэр, – слуг что-то не видно.
– Об этом мы тоже знаем.
Айян уже почти вышел, и тут Намбодри спросил его:
– Ваш сын глух на правое ухо или на левое?
Астрономы затаили дыхание. Рассчитывали увидеть страх на лице Айяна. Но он улыбнулся.
– На оба уха, сэр, – ответил Айян. – Но Ади любит носить только один наушник.
Намбодри упер руки в бока и уставился в пол.
– Понятно, – сказал он. – Айян, как вы украли ЕВЭ?
– Я не понимаю, о чем вы говорите, сэр.
– Мы знаем, что он не выигрывал ни в каком конкурсе. Мы знаем, что ваш сын не может выдать по памяти первую тысячу простых чисел, и мы знаем, что он – не гений. Если согласитесь сотрудничать, мы не допустим, чтоб вы попали в тюрьму.
– Забыл сказать, сэр, – отозвался Айян, глядя в окно. – Вам здесь небезопасно. Всякое может случиться. Лучше бы вы шли домой.
– Мы справимся, Айян.
– Знаете, что происходит у ворот, сэр? Думаю, вам стоит взглянуть.
Намбодри дерзко вскинул брови, но дерзость постепенно и неумолимо преобразилась в любопытство. Он подошел к окну и выглянул. У ворот собралась толпа с металлическими прутами, палками и транспарантами. Они стояли спокойно, словно ждали знака.
Намбодри вернулся к дивану и сказал:
– Мы справимся, Айян. О себе лучше подумайте.
– Я всегда о себе думаю, сэр.
– Давайте договоримся, Айян. Вы признаетесь, что сфабриковали эти записи, а мы не станем вас преследовать.
– За что преследовать, сэр?
– Слушайте, Айян. Если мальчика возьмется допрашивать любой аспирант, всего минуту, станет ясно, что он не гений. Я могу публично затребовать, чтобы он назвал первую тысячу простых чисел. Швейцарское консульство сегодня вечером сделает заявление, что они не проводили никакого конкурса. Ваш репортер Тамбе согласился дать письменные показания, что статья о вашем сыне была проплачена. Игра кончена, Айян. Но мы можем вам помочь, если вы пожелаете сделать небольшое признание.
Айян покинул кабинет. Радиоастрономы переглянулись. Напряжение еще оставалось, но появились первые признаки надежды. Айян удрал из кабинета утешительно. Но тут он вернулся.
– С вами желает разговаривать министр, – сказал он Намбодри, вручая ему трубку.
Намбодри приложил прибор к уху и сказал:
– Рад вас слышать. – И стал слушать. Наконец он произнес: – Простите, но на такое я пойти не могу, господин министр. – Вернул трубку Айяну и сказал: – Айян, у вас есть пять минут на принятие решения.
Айян рассмеялся и вышел, весело качая головой. Астрономам сделалось нехорошо.
– Он, кажется, знает такое, чего не знаем мы, – сказал Джал. – Что сказал министр, Джана?
Намбодри потер нос и сообщил:
– Он сказал, что, если мы не станем обнародовать сведения об Ади, он обещает нам безопасность.
– Безопасность? – нервно переспросил Джал. – В каком смысле – безопасность?
– Расслабься, – ответил Намбодри. – Я знаю, как играть в эту игру.
Он извлек свой телефон и изготовился набрать какой-то номер, но раздался звук. Стекло в широком окне треснуло. Астрономы пали ниц. Раздался еще один звук, и на сей раз окно разбилось. Снизу донесся рев толпы. В кабинет влетело еще пять камней. Астрономы слышали, как бьются другие окна, как что-то крушат в кашу, вопят женщины. Ученые лежали на полу не шевелясь. А потом мятеж приблизился. Что-то взрывалось, кричали мужчины. Астрономы сползлись поближе друг к другу и смотрели на дверь, а шум смерти делался все громче.
Наконец дверь распахнулась и в кабинет ввалилась пара десятков мужчин с железными прутами. Они принялись крушить все вокруг. А затем стали бить прутами астрономов. Ученые кричали в смертном ужасе как никогда в своей жизни.
– Не по голове! – крикнул один из громил. Он пристально, по-ученому понаблюдал за побоищем – и остался отчего-то недоволен. – Хватит! – крикнул он. Громилы остановились. Стали слышны мужские стоны и плач. Главарь налетчиков приложил прут пониже колен Намбодри и сказал своим людям: – Вот куда надо.
Порядок в Институте восстанавливали три часа. Полиция уволокла довольных мятежников, махавших в телекамеры. На подъездной дорожке сгорела одна машина. Лобовые стекла других были побиты. В главном корпусе болтались оконные рамы. Ошалелые обитатели Института вышли наружу молчаливой колонной в сопровождении полиции.
По всему городу прокатились протесты – правда, менее свирепые. В тот же вечер у Бомбейской больницы толпы таскали чучело, названное в честь Намбодри. Его колотили сандалиями, а под конец спалили. Поступали донесения о некоторых случаях насилия и из других частей страны, однако через пару дней мятеж унялся.
* * *Лаванья Ачарья оглядела кабинет с авторитарностью жены. Последние две недели она командовала воскрешением мужниного кабинета. Рельефные стены показались ей слишком голыми, но он отказался от любых украшений – за исключением плаката с Карлом Сейгэном.
– Они разбили все, кроме этого? – спросила она, вглядываясь в обаятельное лицо Сейгэна. – Арвинд, ну позволь мне повесить хоть одну картину? В конце концов, ты умолял меня вернуться.
– Мне нравится, когда на этих стенах ничего нет, – сказал он упрямо, глядя на море в новое окно.
– Ладно, раз так, – сказала она. – Я устала спорить.
Выходя, она улыбнулась служащему, привставшему в ее честь, и попросила его на тамильском:
– Приглядывайте за ним, Айян.
– Всегда, – ответил он, коснувшись груди кончиками пальцев.
В тот вечер Айян Мани и Ади сидели на розовой бетонной скамье – одной из многих на набережной Ворли, посвященной памяти усопшего члена клуба «Ротари». Ади вглядывался в бумажный кулек – вдруг там на дне все же застрял арахис. Айян рассматривал гулявших. Поспешали одинокие молодые женщины в приличных туфлях – словно убегали от судьбы выглядеть, как их матери. Прыгали гордые груди, мягкие бедра сотрясались при каждом шаге. Недавно помолвленные девушки шагали широко, пытаясь избавиться от жира перед первой брачной ночью, когда на постели из цветов им, возможно, придется отдаться незнакомцу, гель «Кей-Уай»[32] приносящему. Старики шагали с другими стариками и обсуждали нацию, которую разрушили, когда были молоды. Их жены следовали за ними и болтали об артрите и о женщинах, которых не было рядом. А затем явилась обутая в шлепанцы торопливая Оджа Мани.
Ади рассмеялся. Он не мог спокойно смотреть на мать в таком виде. Айян присоединился. Она кисло глянула на них и пошла на другой край променада.
Ади что-то бормотал себе под нос и глядел на флуоресцентную обувь шедших мимо мальчишек.
– Ади, – сказал ему отец, – смотри, что у меня есть. Мальчик посмотрел. У отца в руке была ложка.
– Ты знаешь, что некоторые люди умеют гнуть ложки силой ума?
– Правда? – переспросил Ади.
– Хочешь гнуть ложки силой ума, Ади?
– Да, – ответил мальчик.
– Тогда слушай внимательно, – сказал Айян, – но это последний раз. Самый-пресамый последний, и мы больше ничего такого не делаем. Идет?
Они переглянулись. И расхохотались.
Примечания
1
Чоул – 3–5-этажный дом на 10–20 комнат (кхоли); БДЗ – Бомбейский директорат по застройке. – Здесь и далее примеч. перев.
2
Зд.: Что новенького? (хинди)
3
Айшвария Рай Баччан (р. 1973) – индийская киноактриса и модель, Мисс Мира 1994 г.
