Пелам Вудхаус - Укридж и Ко. Рассказы
— Что! Что еще за человек?
— Личность с коротко подстриженными усами и сверлящими глазами. Он…
Рассказчик столь интересной истории, как эта, имел полное право ожидать, что ее дослушают до конца, но на этом месте дворецкий Бартер лишился своих слушателей. С прерывистым стоном его хозяйка промчалась мимо него, и мы услышали, как она взбежала по лестнице.
Укридж обратил на меня жалобный взгляд:
— Что, собственно, происходит, малышок? Черт, у меня голова раскалывается. Что случилось?
— Младший священник подмешал тебе кайфа в стакан, и тогда…
— Младший священник? Это немножко слишком множко. Провалиться мне, это уж чересчур. Корки, старый конь, я объехал весь мир на грузовых судах и все такое прочее. Я пил в портовых салунах от Монтевидео до Кардиффа. И единственный раз, когда кому-то удается мне что-то подмешать, так это в Уимблдоне! И младшему священнику! Скажи мне, малышок, они все такие? Ведь если так…
— Он, кроме того, стырил табакерки твоей тетки.
— Младший священник?
— Да.
— О-го-го! — сказал Укридж, и я увидел, как он проникается новым почтением к духовенству.
— И тут явился другой тип — его сообщник, прикинувшийся сыщиком, — и запер нас здесь, а дворецкого в угольном подвале. И, думается, он смылся с драгоценностями твоей тетки.
Пронзительный визг огласил воздух где-то над потолком.
— Так и есть, — сказал я кратко. — Но, старина, я, пожалуй, пошел.
— Корки, — сказал Укридж, — стань со мной плечо к плечу.
— При любых нормальных обстоятельствах — безусловно. Но сейчас я твою тетю видеть не хочу. Через год-другой — пожалуй, но не сейчас.
На лестнице послышались спускающиеся торопливые шаги.
— Всего хорошего, — сказал я, проскальзывая мимо и устремляясь навстречу вольным просторам. — Мне пора. Спасибо за очень приятный день.
С деньгами в наше время туговато, но на следующее утро я решил, что трату в два пенса на телефонный разговор с «Вересковой виллой» нельзя счесть неоправданным мотовством. С безопасного расстояния я был не прочь узнать, что произошло там накануне после того, как я удалился.
— Вас слушают, — произнес важный голос, когда трубка была снята.
— Это вы, Бартер?
— Да, сэр.
— Это мистер Коркоран. Я хотел бы поговорить с мистером Укриджем.
— Мистера Укриджа тут нет, сэр. Он отбыл около часа назад.
— О? Вы имеете в виду, отбыл… э… навеки?
— Да, сэр.
— О! Благодарю вас.
Я повесил трубку и, глубоко задумавшись, вернулся к себе. Меня не удивило, когда Баулс, мой домохозяин, сообщил мне, что Укридж ждет меня в гостиной. Этот швыряемый ураганами человек имел обыкновение в тяжкие минуты искать убежища у меня.
— Приветик, малышок, — сказал Укридж кладбищенским тоном.
— Так ты здесь.
— Да, я здесь.
— Она тебя вышвырнула?
Укридж слегка вздрогнул, словно от какого-то болезненного воспоминания.
— Мы обменялись мнениями, старый конь, и пришли к выводу, что нам лучше жить в разлуке.
— Не вижу, как она может винить за случившееся тебя.
— Баба вроде моей тетки, малышок, способна винить кого угодно за что угодно. И вот я начинаю жизнь заново, Корки, человеком без гроша за душой, и противопоставить широкому миру я могу только мою прозорливость и мой мозг.
Я попытался привлечь его внимание к оборотной стороне медали.
— У тебя же все тип-топ, — сказал я. — Ты в положении, о котором мечтал. У тебя же есть деньги, которые насобирала твоя лютиковая девица.
Моего бедного друга сотряс сильнейший спазм, и, как всегда в минуты душевной агонии, его воротничок стряхнул запонку, а пенсне спрыгнуло с переносицы.
— Деньги, которые насобирала эта девица, — ответил он, — недостижимы. Они ушли в небытие. Сегодня утром я с ней увиделся, и она мне все рассказала.
— Рассказала тебе что?
— Что в саду, пока она продавала лютики, к ней подошел младший священник и — вопреки ужасному заиканию — настолько красноречиво доказал ей, как нехорошо грести деньги нечестным путем, что она пожертвовала их все в его Фонд Церковных Расходов и вернулась домой с твердым намерением вести более праведную жизнь. Женский пол неуравновешен и эмоционален, малышок. Старайся иметь поменьше дела с его представительницами. Ну, а пока дай мне чего-нибудь выпить, старый конь, только покрепче. Такие минуты — жестокое испытание для мужской души.
Уравновешенная деловая голова
— Еще кубок портвейна, малышок? — радушно предложил Стэнли Фиверстоунхо Укридж.
— Спасибо.
— Еще одну чашу портвейна мистеру Коркорану, Бакстер. Кофе, сигары и ликеры можете подать нам в библиотеку примерно через четверть часа.
Дворецкий наполнил мой стакан и исчез. Я ошеломленно поглядывал по сторонам. Мы сидели в обширной столовой укриджской тетки Джулии в Уимблдоне. Великолепный банкет приближался к достойному завершению, и все это вместе представлялось необъяснимым.
— Не понимаю, — сказал я. — Каким образом я оказался здесь, ублаготворенный изысканными яствами, которые оплатила твоя тетка?
— Очень просто, малышок. Я выразил желание побыть в твоем обществе сегодня вечером, и она тотчас согласилась.
— Но почему? Прежде она никогда не позволяла тебе приглашать меня сюда. Она меня на дух не выносит.
Укридж пригубил свой портвейн.
— Ну, дело обстоит так, Корки, — сказал он в порыве откровенности, — в этом доме последнее время происходили события, которые обеспечили то, что ты мог бы назвать занимающейся зарей новой жизни для тети Джулии и меня. Не будет преувеличением сказать, что она теперь ест из моих рук и пылью стелется под колесами моей триумфальной колесницы. Я поведаю тебе всю историю, ибо она может оказаться полезной для тебя на твоем жизненном пути. История эта демонстрирует, что, как бы ни были черны небеса, ничто не может повредить человеку при условии, что у него на плечах уравновешенная деловая голова. Пусть ураган ре…
— Давай ближе к делу. Что и как произошло?
Укридж немного поразмыслил.
— Пожалуй, все началось, — сказал он, — когда я заложил ее брошку…
— Ты заложил брошку своей тетки?
— Да.
— И ее сердце открылось для тебя?
— Все это я объясню попозже. А пока разреши мне начать с начала. Ты когда-нибудь встречался с человеком по имени Адвокат Джо?
— Нет.
— Корпулентный типчик с лицом, как вареная баранина.
— Никогда с ним не встречался.
— Избегай его и впредь, Корки. Мне неприятно отзываться плохо о моих ближних, но Адвокат Джо нечист на руку.
— Чем он занимается? Закладывает чужие брошки?
Укридж поправил проволочку от шипучки, скрепляющую его пенсне с его же хлопающими ушами. Вид у него был оскорбленный.
— Не тот тон, Корки, который я приветствовал бы у старого друга. Когда я дойду до этого момента моей истории, ты убедишься, что закладывание брошки тети Джулии было абсолютно нормальной, безупречно честной деловой операцией. Как еще я мог бы купить половину той собаки?
— Половину какой собаки?
— Разве я тебе не рассказывал про ту собаку?
— Нет.
— Не может быть. Она же стержень всего дела.
— Тем не менее ты про нее не рассказывал.
— Я излагаю эту историю слишком путано, — сказал Укридж. — Я сбиваю тебя с толку. Дай я начну с самого начала.
Этот субчик Адвокат Джо (начал Укридж) в принципе букмекер, с которым я время от времени имел дело. Однако до того дня, с которого начинается эта история, мы во всех отношениях оставались чужими друг другу. Иногда я выигрывал у него парочку фунтов, и он присылал мне чек, или он выигрывал у меня парочку фунтов, и я заглядывал в его контору попросить, чтобы он подождал до среды на следующей неделе, но мы никогда не встречались в свете, как ты мог бы выразиться, до того дня, о котором я упомянул. Я случайно заглянул в погребок на Бедфорд-стрит, а он оказался там и пригласил меня выпить стаканчик выдержанного светлого портвейна.
Ну, малышок, ты знаешь не хуже меня, что бывают минуты, когда стаканчик такого портвейна разгоняет тучи, а потому я согласился не без воодушевления.
— Хорошая погодка, — говорю я.
— Да, — говорит этот субчик. — Хотите разбогатеть?
— Да.
— Ну, так слушайте, — говорит субчик. — Про Кубок Ватерлоо вы, конечно, знаете. Так слушайте. Я взял у клиента в уплату долга собаку, которая выиграет Кубок Ватерлоо. Про эту собаку помалкивали, но уж поверьте мне, она выиграет Кубок Ватерлоо. И что тогда? А тогда она будет чего-то стоить. Она станет очень даже ценной. У нее будет цена. Она будет стоить денег. Слушайте! Как вы насчет того, чтобы купить половинную долю этой собаки?
— Вполне.
— Тогда она ваша.
— Но у меня нет денег.
— Вы что, хотите сказать, что вам пятьдесят фунтов не в подъем?