Герман Дробиз - Вот в чем фокус
Почему?.. Ах, тебе так удобней. Что, действительно удобно? Вообще, в этом что-то есть. Поработал, а заодно и помылся. А может, и наших ученых на этот способ перевести? Архимедовский почин: «Все — в ванну!» Правда, целый институт в ванну не впихнешь. Бассейн нужен. Олимпийских размеров. Строим бассейн. Вызываем кандидатов наук: «На старт! Внимание! Марш!» Поплыли. На финише — судьи: открытие сделал? Сделал — выскакивай, кричи «Эврика!», выжимай плавки. Не сделал? Поплавай еще. Говорят, человек на плаву может продержаться самое большее двое суток. И то если бревно подвернется. Ну, я думаю, в большом научном коллективе бревно всегда найдется, и не одно. Так что получаем гарантию: каждые двое суток от каждого ученого будем иметь открытие. А куда деваться, если создана такая творческая обстановка: или ты Архимед, или утопленник.
Чувствуешь, какие идеи рожаю, какие «эврики»? Но, заметь, не кричу, не выскакиваю. У нас не принято, у нас — наука. У нас коллектив — огурцы в бочке. Мы, если разом рявкнем: «Эврика!» — бочка лопнет. Кому это надо!
Твое открытие во сколько обошлось? Кубометр воды — две копейки. А в нашу бочку знаешь сколько народных денежек вбухано? Вот о чем кричать надо. А ты о чем кричишь? Так что иди, домывайся и больше не шуми. Не пугай человечество, не будоражь коллективы. Архимед...
ПРИСТЫЖ
Говорят, с книгами полегче стало. Не знаю. С некоторыми, может, и полегче. А хорошую книгу по-прежнему приходится с бою брать.
Допустим, подхожу к магазину, а там толпа. «Кого дают?» — «Блока».— «Сколько?» — «Сто штук». Прикидываю, а нас сотен пять, не меньше. Сосредоточиваюсь, вхожу в образ: специально немножко зверею, упрощаю речь...
«А ну, книголюбы, расступись! Подвинься, книгоман, а то на бедро возьму... Не визжи книголюбка, я тебя не щупаю, я тебя перелистываю... Чего по головам? Кого по головам? А по чему тут еще идти? Да отойди, старик, не нужен ты мне, мне Блок нужен... Почему не нужен? Я его не читал? А ты читал? Вот тебе и не нужен... Девушка, вот мои деньги! Да вы не у меня берете... Убери свои деньги, ты, «Граф Монте-Кристо», а то я из тебя «Женщину в белом» сделаю! И книжку не трожь, не порть товарный вид. Мне ее еще на «Виконта» менять, лапоть!!!»
Так. Сколько у меня Блоков? Раз, два, три, четыре, пять — я иду менять. Блок-то мне действительно не нужен. Мне «Виконт» нужен. Де Бражелон. Жена требует. У всех, говорит, давно уже «Виконты», одни мы, как дураки, с «Тремя мушкетерами».
Вы на обмене бывали? Нет? Тогда знайте: там то, что нужно, никогда сразу не выменяешь, надо по цепочкам походить. Вы и по цепочкам не ходили? Ну, об этом просто так не расскажешь. Разве что — стихами.
Итак: первый Блок — до свидания, получаю «Бура-тино», подарочное издание. За «Буратино» идет Цветаева Марина. Цветаева — это два Катаева. Катаев в разгар сезона идет за «Робинзона», «Робинзон» — за Ромена Роллана, а он — за Семенова Юлиана. А у гражданки — «Тысяча и одна ночь», она поменяться не прочь из расчета: шестьдесят ночей с Шехерезадой за одно мгновенье со Штирлицем... У меня Шехерезада, а у вас? «Эстрада»? У вас — Аксаков, у вас — Булгаков, у вас — «Хижина дяди Тома», а у вас... не все дома. Очень хорошо! Обменялись, разбежались, интересная картина: у меня «Двенадцать стульев» и опять «Буратино». А нужен — помните? «Виконт».
Ладно, берем второго Блока, меняем... на Бенжамена Спока. «Воспитание ребенка». «Ребенок» в разгар сезона идет за Сименона. А у товарища в каждой руке по «Угрюм-реке», под мышкой Бажов, а в глазах «Вечный зов». Минутку, с вами потом. У меня Сименон, у вас — «Тихий Дон», у вас — два дона... Кихота, вам одного поменять охота, на кого? На Вальтера Скотта. Пятерной обмен, в результате у меня — Сю Эжен. «Парижские тайны»! Сю меняется вовсю. Один Сю — на два По (куплены в сельпо). У меня — По Эдгары, а у вас? Мемуары. А у вас? Шекспир. А у вас? «Мойдодыр».
А у вас? Гюго. А у вас? Ничего. Очень хорошо! Обменялись, разбежались... У меня Лондон Джек и какой-то чек. А нужен — помните?
Нет, давайте-ка еще раз и все сначала. Берем Блока, меняем на равноценное... Вы совершенно правы: на «Лекарственные травы». «Травы» — на «Гайавату», его — на Кристи Агату. А рядом, у лохматого — «Похождения вампира» и Анна Ахматова! «Вампира» — на Вольтера, его — на «Гулливера», «Гулливер» плюс Ахматова — на Чингиза Айтматова, Чингиза — на семь томов Детгиза, «Приключенья дяди Степы» — на поэзию Европы, Европу на Азию — «Легенды Востока», а на них... Блока.
Теперь вы, конечно, спросите: а зачем нам все это надо? Все эти муки? Отвечаю: ПРИСТЫЖ. Не престиж. Пристыж. Теперь, кто книгу достать не может, пристыженный ходит. Жена презирает, друзья отворачиваются...
Я знаю, некоторым не нравится, что вокруг некоторых книг такой шум стоит. Потерпите немного. Это мы шумим, пока их достаем. А вот скоро, может, читать начнем — сразу станет тихо.
ВЫ СЕБЯ ЗНАЕТЕ
Вы себя знаете? Вы себя знаете... Вы себя знаете, вы лишнего никогда не говорите. Никогда. В трезвом виде. А после рюмочки? Второй, третьей? Я вас однажды слышал после трех стопок и пластикового мешка, с пивом, в него пять литров входит, спокойно можно донести, только из углов капает. Я вас слышал после такого мешка. Я заслушался! Вы себя не знаете, какой вы после мешка. Какой раскованный! Каких проблем касаетесь! Какие темы трогаете! После мешка.
А утром, перед работой, я встретил вас на остановке. Вы себя знаете: вы на работу никогда не опаздываете. Вы на остановке в семь утра как штык. Вы себя знаете, какой вы на остановке? Как у вас воротник поднят, как портфельчик держите, как сигаретку сосете? А знаете, что у вас в семь утра походка носками внутрь? Вы в семь утра, перед работой, себя ненавидите, это вы знаете? И себя, и работу.
Но на работе вас уважают. Вы себя знаете: вы свои обязанности выполняете всегда. Потому что точно знаете, где они кончаются.
Вы себя знаете: вы лишнего никогда не позволите. При жене. А в командировке? В отдаленном райцентре? Вы себя знаете, какой вы в отдаленном райцентре? Какая у вас там походка, как вы в местный ресторан заходите, как с официанткой заговариваете. Жена этого голоса десять лет не слыхала. А может, никогда не слыхала. Вы себя знаете: вы райцентр покидаете резко. Неожиданно. Для официантки. Потому что вы себя знаете: для вас семья — дело святое. Дети — святое. Свои. Вы себя знаете: вы чужих детей не любите. Потому что чужие. Вы других людей не любите. Потому что они — не вы. Вы родственников избегаете. Потому что могут в долг попросить. А вот вы никогда не просите. Потому что не даете.
Вы себя знаете. Днем. А ночью, когда бессонница? Вы потом помните? Как луна в окно льется, как будильник тикает, как прожитые годы тихой вереницей плывут... Вы себя знаете: вы не всегда таким были. Вы в детстве таким не были. И в юности вы были другим. Куда подевалось? А жизнь-то, жизнь какая коротенькая! Остаток хоть бы прожить, как в детстве мечталось, как в юности планировалось: весело, смело, открыто. И хватит откладывать, решаться надо — сегодня же, завтра же, утром...
А утром... Утром вы себя знаете.
Вы себя знаете. А вы знаете, что и мы вас знаем?
ЦЕРЕМОНИИ
Нынче с подарками проще стало. Раньше ходишь по магазинам, мучаешься: что выбрать? А теперь этот друг или родственник, у которого юбилей, сам говорит: «Есть идея — скинуться мне на цветной телевизор. Соберите, сколько сможете, остальное теща добавит». Я было заикнулся, что вот, мол, собирался к тебе с цветами, стихами, шампанским... «Цветы,— он говорит,— завянут, стихи в одно ухо влетят, в другое вылетят, от шампанского одна бутылка останется, за двадцать копеек. А телевизор — это надолго и всерьез. Брось,— говорит,— свои комплексы и гляди на вещи с точки зрения практичных людей. Оставь,— говорит,— свои церемонии».
Оставил я церемонии, посмотрел с практической точки зрения. Действительно: цветы завянут, а телевизор когда еще сгорит. И потом, что удобно: юбиляр точно знает, сколько ему на застолье потратить, чтобы полный баланс в бюджете сохранить. Тут единственная неясность: неизвестно, кто на сколько способен выпить и съесть. Некоторые гости такие нахальные попадаются. Сядет к столу: «Спасибо, этого мне не кладите... И это мне вредно... А это ни в коем случае...» А потом, глядишь, возле него не стол, а двор образцового быта все подмел!
Но выход есть, потому что, с точки зрения практичных людей — чего церемониться? Тем более подходящий прибор давно изобретен: напольные весы. Знаете такие? В любом хозмаге продают. Устанавливаем их в прихожей, сразу за порогом. Монтируем в пол, «заподлицо». Ставим рядом сына или дочку с тетрадкой и карандашиком. Зашел гость: «Здрасьте, с днем рожденья, с юбилеем!» А сам на весах стоит, о чем, конечно, и не подозревает. Сынок ваш на шкалу смотрит — и в тетрадочку аккуратным почерком: «Дядя Петя — семьдесят два кг». «Тетя Маша — девяносто четыре». Кончилось веселье, потопали гости обратно. Вот они опять у порога, на том же месте. «До свиданья, спасибо, до новых встреч!» А сынок тут как тут. Зевает, конечно,— время позднее. Но детский глаз по-прежнему зорок. «Дядя Петя — семьдесят четыре». «Тетя Маша — сто шесть».