Дмитрий Быков - Статьи из газеты «Труд»
Вот вам выбор: в Украине — полная неопределенность с властью и довольно предсказуемая картина будущего, в России — ровно наоборот.
А теперь угадайте, какой вариант мне больше нравится.
№ 9, 21 января 2010 года
Речник и всадник
Власть никак не решится принять блогеров за серьезную общественную силу.
Ситуация вокруг Речника служит главным предметом обсуждения в блогах. Блоги на глазах становятся серьезной общественной силой, и это тем печальнее, что достоверной информацией не располагает ни один из авторов. Самое печальное, что и власть никак не решится принять блогеров за серьезную общественную силу. С одной стороны, перед нами зародыш гражданского общества, с другой — толпа неорганизованных самодеятельных журналистов, каждый из которых считает себя истиной в последней инстанции. А как вести себя с общественным мнением, наверху вообще еще не решили. То ли надо отыгрывать назад, имитируя оттепель, то ли реагировать бульдозерным ковшом, имитируя силу.
История поселка Речник вызвала такой ажиотаж в СМИ прежде всего потому, что оказалась идеальной метафорой российской истории как таковой. Механизм разрешения имущественных споров отсутствует здесь так тотально и наглядно, что последним аргументом неизбежно оказывается бульдозер. А когда дело доходит до самосожжения, с одной стороны, и бульдозерной атаки при 35-градусном морозе — с другой, недалеко до настоящего социального катаклизма. Сколь бы отрицательным ни был опыт России в этом смысле.
Общеизвестно: силовой, то есть худший вариант развития событий наступает тогда, когда накрываются все остальные. Даже если претензии Природоохраны к Речнику стопроцентно законны и обоснованны, мы уже никогда не сможем быть уверены в том, что задеты интересы природы. Мы не знаем, кто стоит за Природоохраной, в чьих руках она стала инструментом, а главное — что будет возведено на месте Речника. То ли парк «Фантазия», то ли суперквартал мегаэлитного жилья, который, по непроверенным данным, меньше вредит природе.
Мы уже прочли, что с одной стороны в ситуацию вмешались друзья премьера, а с другой — люди президента. Наконец, до нас доходят взаимоисключающие слухи о том, что будет с Речником в ближайшие дни. Одни каламбурят, что снос заморожен на время морозов, другие — что отморозкам мороз не страшен. Поистине, когда левая голова не знает, что думает правая, возникает трагическая неразбериха, жертвами которой оказываются простые представители среднего класса. Их дома рушат, вещи жгут, и нет в окрестностях ни одной инстанции, которой можно верить.
Все это напоминает не столько 17-й год, аналогии с которым, сами понимаете, хочется забыть поскорее, но скорее пушкинский «Медный всадник». Тогдашние хозяева жизни все заковывали стихию, а когда она вышла наружу, крайним оказался маленький человек. Нечто подобное случилось и сейчас, когда разные уровни российского чиновничества в очередной раз не могут договориться между собой. Долго ли средний россиянин готов это терпеть? Вопрос не праздный. Нам опять напомнили, что бульдозер власти готов срыть все, что у нас есть. Человек, у которого отняли многое, совсем не тот, кто лишился последнего. Такому уже нечего терять. И остановить его не смогут никакие Медные всадники.
№ 14, 28 января 2010 года
Гамбургер духа
Все быстрое опасно.
Не будет преувеличением сказать, что именно после открытия «Макдоналдса» в Москве — отлично помню эту сенсацию, это было в год моего возвращения из армии, когда были особенно остры «все впечатленья бытия», — сформировалось российское отношение к Западу как оно есть, во всей своей прекрасной противоречивости. Отношение это отчасти напоминает сложный комплекс мопассановских реакций на Эйфелеву башню.
Мопассан любил старый Париж и категорически возражал против перемены его облика, но когда башню таки воздвигли, несмотря на протесты тогдашних экологов от архитектуры, он каждый день ходил туда обедать, в ресторан на втором этаже. Когда Золя ему намекнул, что это некоторым образом непоследовательно, Ги наш ответил: «Что поделать, мэтр, это единственное место в Париже, откуда ее не видно».
Против «Макдоналдса», помню, тоже многие возражали: историческое место, кафе «Лира», увековеченное Макаревичем, центр столицы нашей Родины, — и туда внедряется американская третьесортная забегаловка, нужен ли лучший символ бездуховной экспансии! Фастфуд вреден. Все быстрое опасно. (В России вообще любят тугодумов: если бы я в месяц писал по колонке, а в десять лет по роману, считалось бы, что я ужасно глубок, независимо от качества.)
Очереди туда выстраивались длиннее, чем в свое время на «Таганку» — я такие видел вообще только в Лондоне, когда туда приехала экспозиция «200 лет русской живописи». Реакция посетивших складывалась из смиренного восторга («Как быстро обслуживают! Какие вкусные коктейли!»), легкого разочарования («Стоило стоять два часа!»), фирменного советского — и российского — пренебрежения ко всему чуждому и сочувствия к рабскому труду продавцов, вынужденных подобострастно улыбаться в условиях жесточайшей эксплуатации. Говорили, что в Штатах в «Макдоналдс» ходить стыдно. Те, кто так говорил, все равно ходили: «Надо же составить впечатление».
Потом еще раз составляли, и еще, и подсаживались на яблочные пирожки, гордо произнося: «Ну, подумаешь…» Но сначала все-таки ели… В результате российский взгляд на Запад со всеми его плюсами и минусами складывается из этих же неизменных составляющих. Сейчас попробую сформулировать во всей объемности:
1. Западная цивилизация, безусловно, вредна для здоровья, хотя соблазнительно комфортна.
2. Мы так не сможем никогда.
3. И это хорошо, потому что наша цивилизация, безусловно, полезна для здоровья.
4. Хотя улыбаться покупателю и посетителю у нас не принято.
5. И это правильно, потому что человек в нашей системе ценностей не должен мнить о себе.
6. Они, безусловно, хотят разрушить наш духовный и дискомфортный мир.
7. Но мы так хитры, что можем безнаказанно пользоваться благами их цивилизации, сохраняя сущность своей.
Ибо даже если всю Москву заставить «Макдоналдсами», это не прибавит России ни свободы, ни пошлости, ни быстроты, ни сопряженной с нею бездуховности. Отчетливо помню, как «Макдоналдс» стал в России брендом, модным словом, обозначением чего-то вкусного, но немного неприличного — куда принято стремиться, а побывав, стесняться. И потому молодые куртуазные маньеристы, продавая на Арбате свой первый сборник «Волшебный яд любви», кричали: «Духовный „Макдоналдс“! Духовный „Макдоналдс“»! Разбирали, скажу я вам, буквально как пирожки.
№ 19, 4 февраля 2010 года
Русские горки
Олимпиада в Ванкувере интересует меня всего в двух аспектах.
Не сказать чтобы я был фанатом Ильи Глазунова, но уважаю его за ответ на вопрос интервьюера, заданный в середине 70-х, как он относится к спорту. Глазунов тогда честно сказал: «Наверное, нет человека более далекого от спорта, чем я».
Думаю, что есть, и это я. Поэтому Олимпиада в Ванкувере интересует меня всего в двух аспектах: сильно ли преуспеют наши и вызовет ли это очередной нестерпимый подъем национального чванства. Ответ у меня на оба вопроса довольно оптимистический: потому что самосознание у страны сегодня не в таком катастрофическом состоянии, как в августе 2008 года. Тогда выход в полуфинал европейского футбольного чемпионата закончился праздничными шествиями по Москве, умеренным хулиганством, большим количеством пиротехники и переименованием новорожденных, уже получивших было нормальные местные имена, в Гусов либо Хиддинков.
Сегодня тучные годы закончились, лидер ведет себя не в пример скромнее, масштаб проблем, стоящих перед Отечеством, постепенно осознается, а спорт уже не воспринимается (по крайней мере большинством) как аналог мировой войны. То есть победа — не доказательство нашей лучшести в мире, поражение — не конец света, а прочий мир — не орда мерзавцев, жаждущих нашей крови и нефти.
Поэтому мне кажется, что Россия выступит в Ванкувере очень прилично. Хотя бы потому, что занятия спортом требуют трезвости. А с трезвостью сейчас все почти хорошо, даже у идеологов. Прогнозов никаких не делаю, поскольку не хочу казаться смешнее, чем я уже. Но в одном я практически уверен: в бобслее наши выступят лучше обычного. А почему? А потому что пришла в себя, учится ходить и активно за них переживает одна из настоящих национальных героинь — Ирина Скворцова.
Скворцова получила во время тренировки такие травмы спины, таза и правой ноги, что никто не поручился бы тогда за ее жизнь, а что она останется инвалидом, уверены были почти все. Но немецкие медики спасли ей ногу, и через три недели Скворцова выпишется из реанимации, а сейчас уже садится в кровати и даже учится ходить. То, что ее посетил в клинике Сергей Лавров, — самый мудрый его шаг на международной арене за все время пребывания на посту. Потому что это шаг человечный. Он мог бы даже не дарить ей золотые часы — не важно это. Важно, что вся страна переживает за одного своего гражданина. У нас это явление редкое, не то что единицами — тысячами легко швыряются. А у Скворцовой нет ни особых спортивных достижений, ни чрезвычайных заслуг перед Отечеством. Ее заслуга — тоже по-своему огромная — в том, что она держится с исключительным достоинством, мужественно переносит весьма тяжелое лечение и улыбается гостям.
