Джон Бостон - Сесквоч
Он оказался в деловой части Лос-Анджелеса и яростно крутил педали велосипеда Бина Брэса Брауна. У велосипеда были две плоские шины. Движение на дороге было оживленным. Фенбергу надо было проделать путь до Бэсин Вэли за полтора часа, чтобы успеть к Митикицкой. Ему все время слышались слова: "Если ты не придешь ко мне через полтора часа, я уйду от тебя навсегда".
Это был вариант нехорошей Элен, но, в конце концов, это был сон Фенберга. Он хорошо слышал звук трущихся о мокрый асфальт грязных, плоских шин. Собаки выбегали из подворотен и вцеплялись ему в ноги, мешая ехать. Такой путь даже на машине отнял бы семнадцать часов. Рядом с ним в машине появилась Трейси. Она постарела и пополнела.
— Не смей прикасаться к этой женщине, — ругала она его. — Не смей забывать меня.
Но не это пробудило Фенберга.
Кто-то тихо насвистывал ему в ухо Шестую симфонию Бетховена, вернее, ее небольшую часть, которая звучит при наступлении рассвета в мультфильмах "Уорнер Бразерз". Фенберг быстро проснулся и запутался в спальном мешке и брезенте. Туберский ухмылялся. Земля была покрыта инеем.
Фенберг непонимающе посмотрел вокруг. Он взял горсть снега и растер лицо и шею.
— Надо идти, — сказал он, отбросил брезент и спальный мешок. В лицо ему ударил ледяной воздух. Он быстро упаковал свои вещи в рюкзак, повесил его на плечи и пошел по тропинке вниз.
Группа поспешно свернула вещи и последовала за ним. Что-то новое появилось в Фенберге, что-то в нем изменилось. И это заставило всех поторопиться.
* * *Сосиски, тепло пещеры и эмоциональное истощение подействовали на Элен, и она уснула крепким сном. Она проползла по узкому коридору между скал, ведущему к минеральному источнику. Туда же она перетащила дрова и недельный запас еды. Она возвращалась несколько раз, пока не было монстра, и унесла туда свою куртку, одеяло и несколько холодильных ящиков с едой. Сначала она хотела убежать, но потом оставила эту мысль как нереальную. Она была в Калифорнии, но могла также оказаться и в Африке. Элен не представляла, где находилась. Но теперь, даже если существо и вернется, оно не сможет протиснуться в узкий проход. Она уйдет с первыми лучами солнца и побежит, поплывет или поползет куда-нибудь. Или умрет от голода на пути.
Пока Элен спала, Мандранго убивал. Еще двоих.
Митикицкая пошевелилась, потом широко открыла глаза. Лоб ее вспотел от влажности. У нее было тошнотворное чувство, что она проспала. В пещеру проникал свет, и существо, наверное, вернулось. Элен схватила еду и засунула ее в куртку. Сколько она спала? Она осторожно пошла по узкому проходу и приблизилась к нейтральной полосе — участку, где существо могло притаиться у стены, поджидая ее.
Элен сунула руку в карман джинсов и поискала мелочь. Потом бросила несколько монет в стену. Звон и никакой реакции. Элен наощупь двинулась дальше в надежде, что не наткнется на что-нибудь волосатое.
Никого.
Может, он греется на солнышке. Утро вступило в полную силу, и он должен был вернуться.
Снаружи было чудесно. Элен подошла к выходу из пещеры и глубоко вдохнула носом воздух. Он там, или его нет.
* * *Из трех поисковых партий отряд Бубы Фенберга провел самую ужасную ночь.
Они спали на дереве.
Буба и братья Магоногонович дождались, пока солнце не взошло высоко, и только тогда спустились с сосны.
Приходилось делать выбор в вопросе выживания.
Прошлую ночь они не выключали мотор машины, и дождь стучал в смотровое окно. Но хоть печка работала. Дождь перестал и сменился естественными звуками леса, сначала негромкими, потом более уверенными. Под звуки дождя все пятеро мужчин уснули в тесном, но надежном зеленом «Сабурбане» шерифа.
Сон был благословением для помощника Жуареса, который беспокоился за жену и детей с самого начала грозы. Он улыбнулся. С ними будет все в порядке. Дети, должно быть, смотрят телевизор, а его жена была стойкой. Она знала, что ему придется провести несколько дней в лесу. Может, она будет долго ждать его и уснет на диване, как это уже случалось много раз. Жуарес спал, положив голову на заднее сиденье рядом с окном.
Тень мелькнула над его лицом и закрыла луну. Подсознание подсказало ему, что это не облако. Жуарес быстро открыл глаза и лицо его исказилось в безмолвном крике. В нескольких дюймах от него находилось лицо — ужасное и волосатое. Крик застрял в горле Жуареса, когда он поднялся, охваченный ужасом. Время зверя. Слюна капала с его губ в ожидании пищи и глаза горели желтым светом.
Жуарес как будто оцепенел и не мог ни двинуться, ни достать револьвер. От удара и звука бьющегося стекла он пришел в себя. Тогда он крикнул. Короткий панический крик боли и близкой смерти. Зверь злобно тащил его через разбитое окно. Жуарес чувствовал, как душа покидает его, но тело сопротивлялось, хватаясь сначала руками, потом ногами и, наконец, ступнями. Смерть наступила внезапно. Монстр вытащил Карлоса Жуареса и растерзал его. Ноги перестали биться.
Находившиеся в машине, остолбенев, смотрели на происходящую при лунном свете драму, пока зверь не потянулся за вторым помощником, Уилбером Догерти. Сидевший впереди Буба Фенберг, опомнившись, ударил по волосатой руке, тащившей кричащего помощника через то же самое окно. Потом он схватил револьвер и выстрелил в упор через боковое окно. Окно разбилось. Существо удивленно зашипело и ударило телом Догерти по крыше машины, как будто это был не человек, а тряпичная кукла.
Было темно, монстр в ярости прыгал вокруг машины. И Буба не был уверен в том, что все пули попали в существо. Но он точно знал, что по крайней мере три пули, выпущенные в упор, попали в цель, перед тем как тварь галопом бросилась прочь с все еще кричавшим помощником шерифа.
Глава XXV
Легендарные братья Фенберг против Бина Брэса Брауна
Для Бина Брэса Брауна утро было плохим.
Его пытался задушить Фенберг.
Люди и их монстры. Бин считал, что монстры убивали в человеке чувство юмора.
— Нам надо отдохнуть, Майкл. Мы все валимся с ног от усталости, — уговаривал Туберский, снимая ботинок, чтобы посмотреть на сбитую до кровавых мозолей ногу. — А ты устал больше всех.
— Я в порядке. И ты в порядке. Вставай, пошли дальше.
— Не гони, Майкл.
Фенберг пнул ботинок Туберского.
— Вставай! Я не хочу потерять эту женщину. Нет. На этот раз нет.
Они шли с самого рассвета длинным, трудным путем назад к пещере. Они взбирались на холмы и спускались вниз. Все были грязными. Иногда им приходилось продираться там, где не было никакой тропы. Они были в ссадинах и порезах из- за того, что приходилось хвататься за ветки, чтобы не упасть на скользкой насыпи. Одежда и волосы промокли насквозь, и влага, казалось, проникала в легкие. Одна гора становилась похожей на другую, и величественный пейзаж превращался в монотонный.
— Что ты собираешься делать? Ударить меня? — спросил Туберский, глядя вверх. Это был удар ниже пояса. Фенберг покраснел. Он устал как собака, и ему было труднее всех, но воля заставляла его идти. Фенберг посмотрел на Бина, пытаясь понять, понял ли полуглухой и полуслепой Бин замечание брата. Бин понял, но делал вид, что нет.
— Ладно. Оставайтесь здесь, — сказал Фенберг, поднял рюкзак и пошел дальше один.
— А, проклятье, — выругался Туберский.
Бин Брэс Браун вытер рукавом нос и смотрел, как Туберский торопливо натягивает носок и ботинок. Джон окликнул удаляющегося Фенберга.
— Подождите здесь! — бросил Туберский, схватил винтовку и бросился вслед за Фенбергом.
Да-да, конечно-конечно.
Фенберг ругал себя за то, что поссорился с Митикицкой. За то, что позволил ей уйти. За то, что ее украли. За то, что жаждал женщину, пусть этой женщины давно не существовало, пусть она была его женой, но тем не менее женщину. Он ругал себя за то, что позволил Трейси вести машину в снегопад. Это судьба, думал Фенберг, не замечая боли в ногах, только тяжесть. Он шел к пещере. Привязанность Фенберга к прошлому разрушила его замечательные отношения с замечательной Элен Митикицкой. Каждая из этих мыслей была для Фенберга ударом бича. Броня, которой Фенберг окружил себя, трещала и лопалась по всем швам. Никакие попытки Фенберга удержать ее не помогали, она разваливалась. Он боялся, что сходит с ума. На самом деле происходило как раз обратное.
Все это беспокоило товарищей Фенберга по сафари.
— Я скажу, что с ним, — доверился Туберский Бину Брэсу Брауну незадолго до этого. Туберский оглянулся, чтобы проверить, что Фенберг не слышит его. — Возьми, к примеру, меня. Я колоритный. А Майк чокнутый.
Бин смотрел в землю, не зная, что сказать или, скорее, изобразить жестами. Это было похоже на мятеж.
— Рэймонд, говорю тебе, никогда не влюбляйся. А если уж влюбишься, то не очень сильно. Любовь делает лучших из нас идиотами. У тебя крошки на щеке, — сказал Туберский, с равнодушным видом стряхивая их пальцем.
