Даровые деньги. Задохнуться можно - Вудхаус Пелам Гренвилл
– Как это «предположим»? Мамаша их видела в кафе.
– Уж она увидит! Сестрица у меня… Прости, тебе она мать. Хотя моей сестрой она стала раньше. Так что она наплела?
– Она…
– Не надо. Сам узнаю. Теперь послушай меня. Никуда его Сью не устраивала. Она вообще от меня узнала, что он здесь служит. Очень расстроилась. Понимаешь, буквально в детстве они были помолвлены.
– Что?!
– Задолго до вашего знакомства. Недели две. Сейчас она испугалась, как бы он чего не брякнул, ты ведь у нас кретин, – и я посоветовал съездить предупредить его. Она поехала и предупредила. Они зашли в кафе. Как видишь, сплошной альтруизм, никаких мотивов, кроме твоего спокойствия. Может быть, это научит тебя не поддаваться самой мерзкой, самой дурацкой страс…
Ронни, глядевший на него в крайнем изумлении, спросил:
– Ты не врешь?
– Конечно, не вру. Если ты до сих пор не понял, что Сью – идеальное создание, а обижает ее как раз…
– Она была с ним на крыше!
– Ну и что? Я тоже бывал с тобой на крыше, но если ты думаешь, что ты мне нравишься… Да Монти вообще влюблен в другую! Он мне сам говорил, такая Гертруда Баттервик. Интересно, в родстве она с Лапой Баттервиком, который тыкал себе в лицо помадой, чтобы кредиторы решили, что у него…
Ронни застонал и задергался.
– Господи, что я натворил?!
– Да уж, не без того.
– Я негодяй!
– Это верно.
– Меня убить мало!
– Верно и это.
– Нет, такого…
– Хватит, – сказал Галли, – прибереги это для Сью. Сейчас я схожу за ней.
Действительно, через минуту он втащил Сью в бильярдную.
– Так, – властно сказал он. – Действуй. Ползай, лижи паркет, катайся кверху лапами. А я пойду побеседую с моими сестрицами.
Лицо его стало каменно-суровым.
– Ничего, – посулил он, – я им испорчу чай.
Проскакав по лестнице в той манере, какую осуждали его подагрические ровесники, он обнаружил в гостиной только леди Джулию. Она сидела в кресле, курила, листала журнал. Чай, который он думал испортить, уносили Бидж и лакеи.
– Ты опоздал, – сказала сестра. – Видишь, чай уносят.
– Чай! – воскликнул брат и какое-то время только дымился. – Ну, Джули, – начал он, когда закрылась дверь, – пришла нам пора побеседовать.
– Галли, какой тон! Что-нибудь случилось?
– Сама знаешь, – отвечал он. – Где Конни?
– Кажется, кому-то звонит.
– Что ж, начнем с тебя.
– Галли, что за…
– Отложи журнал!
– Пожалуйста.
Галахад подошел к камину и стал к нему спиной. Да, огня нет, но все же так вернее.
– Джули, – сказал он, – мне противно на тебя смотреть.
– Да? Почему же?
– Какого черта ты настраиваешь своего кретина против Сью?
– Ну что ты!
– А что ты тогда делаешь?
– Возможно, я ему намекнула, что глупо жениться на девушке, если она тебя не любит.
– Ты считаешь, она его не любит?
– Да вроде бы.
– Может быть, она любит Монти?
– Скорее всего.
– Если ты зайдешь в бильярдную, – сказал Галли, – ты переменишь мнение.
Леди Джулия дрогнула.
– Что ты имеешь в виду?
– А ты посмотри. Я лично чуть не заплакал. В жизни не видел такой пары. Вызывает, я бы сказал, чистое умиление. Все невзгоды позади…
– То есть как?
– …плачут, обнимаются. Посмотри, очень тебе советую. Вряд ли там перерыв. Конечно, я побежал к тебе. Уж как ты старалась, и что же? Ничего, мир и любовь.
Галахад расправил фалды, как бы подставляя спину невидимому пламени, и заключил свою повесть:
– Словом, хватит портить им жизнь.
Леди Джулия, при всем своем потрясении, духом не пала.
– Как ты странно выражаешься! Всякая мать дает советы сыну. Бедный Ронни слаб умом и к ним не очень прислушивается, но если бы ты случайно пошел не в ночной клуб, а в театр, ты бы знал фразы «Это еще не конец» или «Время покажет».
Галли посмотрел на неукротимую леди с чем-то вроде восхищения.
– Однако!
– В каком смысле?
– Ты с детства… ну, сильна духом.
– Благодарю.
– Помню гувернантку. Придет, увидит Конни и думает: «Какая плохая девочка!» Тут являешься ты – льняные локоны, голубые глазки. Она думает: «Слава Богу!» – и не знает, заметь, что перед ней – самый вредный экземпляр Шропшира.
Леди Джулия радостно засмеялась:
– Ну, Галли!..
Галахад поправил монокль.
– Значит, остаешься на ринге?
– Остаюсь.
– Чем тебе Сью не угодила?
– Не люблю певичек.
– Джули, какая она певичка?!
– Я не разбираюсь в их видах. Нет твоего опыта. Певичка – значит, певичка.
– Иногда, – задумчиво сказал Галли, – мне хочется тебя утопить.
– Вероятно, в мальвазии.
– Неужели ты не понимаешь, что она прекрасный человек? Если хочешь, истинная леди?
– Вот скажи, – так, для сведения, – она, случаем, не твоя дочь?
– Нет, не моя. Ее отец – капитан ирландской гвардии Джек Коттерли. Они с Долли поженились, когда я был в Южной Африке.
Он немного помолчал.
– Сижу я как-то в баре, а один тип говорит: «Знаете, Долли Хендерсон – ну, из «Тиволи» – вышла замуж». Прямо так, с ясного неба!
Леди Джулия взяла журнал.
– Если, – сказала она, – разговор окончен…
– О нет! – заверил Галли.
– Тогда поскорей, если можно. Что-нибудь занятное?
– В высшей степени.
– Наконец-то! Кстати, это не про мемуары?
– Про них.
– Может быть, если я буду мешать, ты их опубликуешь?
– Вот именно.
Леди Джулия мило рассмеялась:
– Да, Конни мне говорила. Она очень волнуется, а мне вот совершенно все равно, публикуй, если хочешь. Наконец-то что-то заработаешь, а репутация нашей знати…
– Минутку!
– Да?
– Насколько я знаю, ты замужем за генерал-майором сэром Майлзом Фишем?
– Конечно.
– Что ж, обратимся к сэру Майлзу.
Леди Джулия приподнялась в кресле.
– Когда он на тебе женился, – продолжал Галахад, – он был великолепным полковником. Помню, ты даже сетовала на безупречность его манер. Поверь мне, Джули, когда добрый старый Фиш начинал свой путь – ты в это время отравляла жизнь нашим гувернанткам, – выдумка его и блеск поражали Лондон.
– Галахад! – воскликнула леди Джулия. – Неужели ты…
– Кто ехал на велосипеде в нежно-голубых кальсонах? – спросил историк, грозно устремив к ней палец.
– Галахад!!
– Кто, вернувшись с Нового года, принял ящик для угля за бешеную собаку и долго в него стрелял?
– Галахад!!!
– Кто…
Тут и вошла леди Констанс.
– А, Конни! – приветливо заметил брат. – Мы вот болтаем. Джули расскажет, я спешу. Дополнительные сведения – в главах III, XI, XVI и особенно XX.
В бильярдной, как он и предполагал, перерыва не было, и он пожалел, что не может сделать фото для любимой сестры.
– Молодец! – признал он. – Великолепно!
Ронни смущенно поправил галстук. Он не слышал, как открылась дверь. Сью подбежала к Галахаду и поцеловала его.
– Ах, зря! – заметил он. – Мало ли, Ронни подумает!
– Не дери душу, – попросил Ронни.
– Хорошо, не буду. Скажу только, что из всех молодых хлыщей…
– Он не хлыщ! – воскликнула Сью.
– Дорогая моя, – ответил Галли, – я вырос среди хлыщей, я среди них сформировался. Я состоял в клубах, где одни хлыщи. Кого-кого, а хлыща я всегда узнаю. И вообще, речь не об этом. Речь о моих мемуарах.
Ронни странно вскрикнул.
– Кто бы он ни был, – продолжал Галли, – от него зависит все. Если рукописью завладеют эти дамы, готовые ради нее уподобиться зверям полевым…
– Дядя Галли! – заорал Ронни.
– Ронни, дорогой! – воскликнула Сью. – Что случилось?
Всполошилась она не зря. Безукоризненный пробор, безукоризненный жилет – все пошло прахом. Глаза безумно вращались.
– Говорю я, – продолжал невозмутимый Галли, – о твоей матери и леди Констанс. Ты удивишься, но за моей книгой охотится и твой Бодкин. Как ни прискорбно, он первостатейный гад. Его нанял Тилбери, в девичестве – Скунс. Почему ему дали титул, представить себе не…
