Владимир Надеин - Три карата в одни руки (сборник фельетонов)
По, как в капле, в них отражается море.
Море уценки подернуто вечным штилем покоя. Где то над ним проносятся тайфуны моды. Где-то на берегу идут жаркий дискуссии о том, что есть уценка для торговли — благо или бедствие? Откуда-то на темных глубин вдруг всплывают ошеломляющие факты. Ну, скажем, в одном магазине ваяли да и уценили 150 новых фортепьяно, которые были немедленно приобретены лицами, снискавшими особое расположение местного торгового руководства. Эти факты, сколь бы единичными они ни были, крайне нервируют министерства и управления торговли, окрашивая сам процесс уценки в подозрительные тона. На месяц-другой его сторонники немеют, опасаясь обвинений в пособничестве жуликам. Затем дискуссии снова разгораются, но медленно и неярко, как ноябрьский рассвет.
Так что же все-таки есть уценка — благо или несчастье?
На оптовых базах «Росторгодежды» неходовых и залежавшихся товаров немного. Доли процента. «Копейки», как выразился начальник этого учреждения. При более пристальном рассмотрении «копейки» оказываются 12 миллионами рублей, но не будем придираться. С позиции 22-миллиардного годового оборота какой-то десяток миллионов и впрямь с лихвою укладывается в сотые доли. Не впечатляет.
Но если бы вдруг разложить перед нами всю эту залежавшуюся кучу ширпотреба — о, тогда впечатление стало бы неизгладимым! Тем более что добрую половину ее заняли бы некогда популярные плащи из ткани типа «болонья». На сумму в пять с половиной миллионов рублей.
И это не гниль и не брак. Это отличные плащи. Бывший дефицит. Из-за особых свойств «болоньи» они и сегодня выглядят, как новенькие. Да они и есть новенькие, поскольку устарели лишь морально. Но безнадежно.
А ведь еще пять — семь лет тому назад надежда была. Правда, мода на «болонью» отцветала быстро, как лепестки акации. Но толковые руководители торгов и магазинов знали, что небольшая, ну, скажем, 20-процентная, скидка поможет резко оживить распродажу. В соответствии с установленными правилами такое предложение было отправлено в министерские верха.
Общеизвестно, что торговым организациям предоставлено право производить ежегодную уценку залежавшихся товаров в размере половины процента общего товарооборота. Известно, хотя и не столь широко, что в целом по союзному Министерству торговли эта сумма составляет примерно 800 миллионов рублей. Куда более узкий круг лиц знает, что финансовые органы с целью, так сказать, экономии урезают эту сумму каждый год наполовину. И никто не скажет точно, к каким убыткам для государства приводит забвение мудрого народного изречения: скупой платит дважды.
Согласие на уценку «болоньи» прибыло с опозданием в год и в урезанном виде. Надеялись обмануть моду? Рассчитывали на забывчивость массового покупателя, который завтра расхватает то, от чего отвернулся вчера? Уповали на чудо? Неизвестно. Известно, однако, что разрешение явно опоздало. Уценка в двадцать процентов теперь уже не могла спасти тонущие изделия. Ее нужно было увеличивать по крайней мере вдвое, о чем магазины и торги откровенно проинформировали свое руководство.
Скрипучий многоступенчатый механизм дозволения и на сей раз сработал с захватывающей дух медлительностью. Каждый месяц, каждая неделя сужали возможности продажи. Пусть не пять миллионов, но хотя бы три можно было еще выручить. Однако канцелярская черепаха упорно не желала поспевать за быстроногой модой. Бюрократизм давил коммерцию. Чем дальше, тем больше торжествовало странное правило: «Если покупательский спрос не желает слушать наших указаний, то тем хуже для спроса».
Но одежка, как и следовало ожидать, не протягивала ножки согласно полученным указаниям. В итоге все пять с половиною миллионов рублей остались висеть на складах. И удастся ли когда-нибудь получить хотя бы пятьсот тысяч — одному ГУМу ведомо.
Собирая материал для этого фельетона, я видел потрясающие вещи. Я видел на базах «пыльники», оживившие воспоминания детства, и «бобочки», о которых мечтали предшественники первых стиляг. Я видел халаты с ржавыми металлическими пуговицами и пиджаки с могучими ватными плечами — нечто среднее между фраком и телогрейкой. Волны товарооборота вышвырнули их на необитаемые островки складов. И хотя скрупулезные бухгалтеры тщательно переносят их стоимость из одной ведомости в другую на рубежах календарной отчетности, все равно стоимости нет, а есть прах и тлен.
А когда-то это были деньги. Пусть небольшие, но рубли. Вы представляете, сколько сотен раз за прошедшие десятилетия могли бы потрудиться эти рубли в обороте, сколько сотворить малых, но полезных дел?
Впрочем, полуфрак-полутелогрейка — это редкость. Складское ископаемое. Единичный, хотя и выразительный, штрих на общей картине. А складывается эта картина из множества сравнительно недавно произведенных изделий — от сапог до чистошерстяных костюмов, от электроники до пальто. И то, что не удастся продать в первые месяцы, почиет долгим покоем. Столь долгим, что юная складская мышь, поселившись где-нибудь в радиоле, успеет без нервотрепки вырастить здоровое потомство и даже стать прапрабабушкой.
И вот солидно и без суеты поспешая за жизнью, Министерство торговли СССР разработало и разослало на места новое положение касательно уценки залежалых товаров. Никаких особых изменений в сравнении с предыдущим положением, разработанным и внедренным еще двадцать лет тому назад, не произошло. Это означает, что текущая уценка, сезонные распродажи, оперативное реагирование на запросы рынка — короче, все то, о чем давно и страстно мечтают умелые торговцы, так и останется в области грез и теоретических дискуссий. Это означает, что уже известный вам серебристый дамский сапог и впредь будет требовать от работников магазина непомерных усилий при очередной уценке, ибо цифровое артикульное обозначение его (будьте внимательны, читатель!) таково: 245522120559ВМЯ4160-53113.
Если я и ошибся случайно при переписке этого фантастического ряда, мне не будет ничего. Если ошибется девушка-продавщица, то возможны осложнения с участием ОБХСС.
И таких артикулов в рядовом магазине сотни, а то и тысячи, отчего сама подготовка к уценке требует нередко закрытия магазина на несколько дней. Сколько таких дней работают торговые предприятия за закрытыми дверьми, без малейшей пользы для бюджета? Не считано. А посчитали бы — прослезились…
В общем, магазины идут на уценку неохотно. Торги — тем более, поскольку действуют в весьма узких пределах волевым образом урезанных сумм. Закрома полнятся товарами, которые обходятся все дороже, а стоят все дешевле.
— Если подходить к делу серьезно, то выход лишь один — сезонные распродажи, — говорит начальник управления торговли тканями, одеждой и обувью Министерства торговли РСФСР. — Сбросить все остатки, пока мода еще не до конца прошла. Выручить сегодня пусть меньше, чем вчера, но зато больше, чем завтра. Избавиться от издержек хранения. Возвратить омертвленные ценности в оборот. Преимуществ масса, а тормоз один — инерция устаревшего мышления.
— Постоянно урезывая и без того скромные фонды уценки, финансовые органы выдвигают соображения экономии, — говорит начальник отдела цен Минторга СССР. — Но разумно ли пускать поезда по шпалам и тем экономить на рельсах? Пусть даже не на всем пути, а лишь на одном участке. В наши дни сезонная распродажа — неизбежный промежуток в торговом цикле. Он оправдан всей мировой практикой.
Но что мировая практика заскорузлому образу мышления! Проклюнувшийся на свет и взматеревший давным-давно» когда на витринах было больше для обозрения, чем для приобретения, этот образ не желает в упор видеть, какие несравненные произошли перемены. Сегодня товарные запасы в розничной торговле на конец года составляют гигантскую сумму в 50 с лишним миллиардов рублей. Разумеется, большинство из этих товаров вполне добротны и в уценках не нуждаются, но ясно и другое: серебристый трехрублевый сапог уже никогда и никому не удастся переделать в сапоги-скороходы. И тот, кто не желает с этим считаться, будет неизбежно просчитываться.
1981 г.
Выходец из себя
Сегодня утром меня, кажется, обхамили.
Или не сегодня?
Или не утром?..
Или не меня?..
В общем, дело было так: прихожу в овощной и спрашиваю: «Морковь у вас есть?» Продавщица мне отвечает: «Сами не видите, что ли?» Я ей говорю: «В том-то и дело, что не вижу». Она мне говорит: «А тогда чего ж спрашивать?» Я все понял и говорю: «До свидания». А она на меня как гаркнет: «Следующий!»
Или не на меня?.. Ну, конечно же, не на меня! Просто как-то громко у нее это получилось.
И вы не подумайте, будто я разволновался и потребовал жалобную книгу. Во-первых, мне бы ее все равно не дали. А во-вторых, ну, предположим, и дали бы. Так что бы я в нее записал? Что со мною в овощном не попрощались? Так ведь и я не поздоровался. И еще неизвестно, попрощался ли бы, будь здесь в продаже морковка.
